Паркинсон Кийз - Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2
— Да, действительно, похоже, что это так, — суховато ответил Клайд. — И все-таки в восемьдесят…
— Полно вам, вы не выглядите на восемьдесят! Вам можно дать лет шестьдесят, не более! А многие шестидесятилетние мужчины переживают самые лучшие в своей жизни времена!
— Возможно, хотя я и сомневаюсь. Если это даже и так, не забывайте, что им действительно шестьдесят, а не с виду.
— Не всегда, — небрежно возразила Арманда. — Ах, да совсем не в этом дело! Ладно, не важно. Правда, дядя Клайд, мне так хотелось бы потанцевать с вами!
— М-да, тяжело сопротивляться столь соблазнительному приглашению. Однако, по-моему, лучше устоять.
Родни Эш вернулся с пуншем, а негритянский ансамбль заиграл «Я иду к Дублинскому заливу». Арманда, по-видимому, забыв, что минуту назад умирала от жажды, вскочила со своего места как раз вовремя, ибо к ней уже протягивал руки следующий партнер.
День рождения Арманды приходился на конец июля, и, когда она заговорила о его праздновании на Виктории, Клайд спросил, не разрешит ли она ему устроить этот званый вечер в Синди Лу. Она слегка заколебалась.
— Это очень любезно с вашей стороны, дядя Клайд, и я очень ценю ваше предложение. Но, стараясь не задеть ваших чувств, я хочу сказать: не кажется ли вам, что званый вечер — это нечто немного старомодное? А мне бы хотелось устроить что-нибудь поистине веселое и…
— Мы сделаем все, как тебе хочется, Арманда. И ты отнюдь не ранишь мои чувства. Должен признаться, что мне бы, конечно, хотелось устроить все по старинке. Но ничего не поделаешь: похоже, эпоха элегантности сменяется эпохой суматохи и веселья… А я так люблю элегантность и связанную с нею утонченность во всем. Ты… ты помнишь мою жену?
— Конечно! Она была самой красивой леди из всех, каких я только знала.
— Да, конечно, такой, как она, никто уже не сможет быть. Но почему-то я не предполагал…
— Что это изменение к худшему? Возможно, в глубине души мы с вами не такие уж разные, как вам кажется, дядя Клайд. Возможно, эти перемены только в наших привычках. — Арманда рассмеялась, а Клайд снисходительно улыбнулся. Даже не снисходительно, а одобряюще. — И возможно… Да что там возможно! Наверняка потом снова будут перемены, и на этот раз — к лучшему, — продолжила Арманда. — И все-таки…
— И все-таки, надеюсь, ты разрешишь мне устроить твой день рождения. Мы пригласим ансамбль из Нового Орлеана, будет много шампанского и джина, куча гостей. Все будет так, как ты скажешь.
— Хорошо, дядя Клайд. Если вы действительно хотите этого, то я не против. Потому что вы такой добрый! Ну, вы сами знаете!
Празднование дня рождения оказалось настолько веселым, что превзошло самые сокровенные надежды Арманды. Всю ночь гости танцевали под джазовый оркестр, специально для такого события доставленный из Нового Орлеана. Посередине стола водрузили огромную чашу с пуншем, чье содержимое, напичканное самыми изощренными приправами, постоянно пополнялось. Арманда предстала перед всеми в бирюзовом шифоновом платье, расшитом золотой нитью, с широким золотым поясом, в тон золотой ленте, скрепляющей ее роскошные черные волосы, и золотым серьгам. Когда в четыре часа утра она подошла к Клайду, чтобы пожелать ему спокойной ночи и за все поблагодарить, она была такой же свежей и веселой, как в восемь часов вечера, когда праздник только начинался…
В следующий раз он увидел ее, когда она вошла к нему в кабинет с бледным, как мел, лицом и спросила, видел ли он сегодняшнюю газету.
— Нет, пока еще не видел, — ответил он. — Должен признаться, что после твоего дня рождения я немного устал, поэтому решил отдохнуть и пока еще ничем не занимался. Садись, Арманда, выпей со мной джулеп.
— Вы читали об убийстве эрцгерцога сербского? Ну, прежде читали, я имею в виду… Вам известно об этом?
— Да, но это всего лишь очередной мятеж на этих Балканах. Два года назад там уже был один. Похоже, этим людям нравится убивать друг друга.
— Дядя Клайд, вы, верно, не понимаете, что я пытаюсь вам внушить. Франция вступила в войну… в войну с Германией. Мне надо возвращаться — я должна как можно скорее быть дома.
На этот раз никто из них не обратил внимания на то, что она назвала Францию «домом». Клайд с трудом поднялся, пытаясь успокоить ее. Но слова, полные страха, отчаяния и волнения, так и слетали с губ Арманды, и она не слышала его.
— Пьер — в запасе, его немедленно призовут. В конце концов, Пьер — мой муж, и, что бы там ни было, я люблю его. И всегда любила, хотя пыталась делать вид, что это не так. А Пьеро только семнадцать лет, ему не придется отправляться на войну сейчас, но вскоре придут и за ним, а я не знаю, где он и в безопасности ли. И Джанина тоже! Дядя Клайд, вы же поможете мне поскорее добраться до дома, правда?
* * *Ларри и Клайд отправились с Армандой в Нью-Йорк, поскольку оттуда корабли отходили чаще, чем из Нового Орлеана. Для нее не составило труда немедленно забронировать каюту, так как в эти дни большинство людей спешили не на восток, а на запад. Устроив Арманду в фешенебельном люксе на «Луизитании», делавшей остановку в Гавре, они заверили ее, что причин для беспокойства нет: все вокруг говорят, что война кончится в течение трех месяцев.
Как и многие их знакомые американцы, Клайд с Ларри оказались плохими провидцами. Жиля де Лорна убили в первой битве при Марне, а его жену Изабеллу — в Париже, когда снаряд угодил в церковь Св. Жерве, куда она отправилась помолиться за упокой его души. Жан де Курвилль был послан с военной миссией в Вашингтон, и на обратном пути во Францию в корабль, на котором он возвращался, попала торпеда. Его вдова Жозефина, весьма далекая от состояния безутешности, очень быстро вышла замуж за штабного офицера, с которым уже некоторое время состояла в интимных отношениях. Пьер де Шане был легко ранен, а его сыну Пьеро повезло меньше: он получил серьезнейшее ранение на Ипре, и, хотя молодой человек физически поправился быстрее отца, последствия взрыва давали о себе знать еще несколько месяцев, и ему пришлось пролежать некоторое время в госпитале, прежде чем он возвратился на фронт. Арманда навещала его так часто, как только ей это позволяли, и полностью взвалила на себя управление Монтерегардом, а также ответственность за благосостояние всех женщин и детей поместья и соседней деревни. Еще она приглядывала За Джаниной и своей племянницей Луизой, ибо штабной офицер ясно дал понять, что ему не улыбается брать на себя бремя отчима. Мать Пьера осталась в парижской квартире; по-видимому, она не претерпевала ни невзгод, ни лишений, однако не собиралась помогать справиться с таковыми кому-то еще. Обе девочки поддерживали Арманду изо всех сил. И вот не прошло и трех лет со дня возвращения Арманды во Францию, как Ларри вошел в кабинет деда (это случилось в конце апреля) и сообщил Клайду о том, что Соединенные Штаты вступили в войну, а сам он со дня на день собирается на военную службу.
23
Клайд согласно кивнул. На улице стоял знаменитый восточный холод, и он сидел в кресле у камина со стаканом виски в руке. Перед ним лежала стопка писем.
— Конечно, ты поступишь на военную службу, Ларри, — проговорил он. — Ты не был бы мужчиной, если бы не желал исполнить свой долг. Но, поверь, нет смысла так спешить. Я… я знаю, о чем говорю. Давай-ка сначала разберемся, где ты нужен больше.
— Послушай, па, если ты предполагаешь рассказывать мне, насколько важно убрать урожай и что я больше нужен здесь, дома, то так не пойдет. Я не милашка, шатающаяся возле кондитерской лавки в надежде получить конфетку или мороженое. Я — мужчина, а армии нужны мужчины.
— Верно. Но взгляни на все немного по-другому. Война — это несчастье, такое же несчастье, как прорыв дамбы или кораблекрушение. Если прорвет дамбу и все, кто захочет помочь починить ее, ринутся туда сломя голову, то, уверяю тебя, ничего хорошего из этого не получится. Каждый должен направлять свои усилия туда, где они будут наиболее эффективны. Ты сам прекрасно это понимаешь. Все, о чем я тебя прошу, — это подождать, пока мы не услышим, чего хотят наши вашингтонские лидеры.
— Но мы знаем, что им понадобятся люди!
— Однако мы не знаем — где. Вот ты, например, говоришь об армии. А может быть, сейчас люди больше требуются на флоте? Первоочередная наша задача — это переправить армию через океан и после того, как она достигнет места назначения, снабжать ее всевозможными поставками. К тому же нам предстоит накормить половину земного шара. Всего сахара, что произрастает повсюду — здесь, на Кубе, на Филиппинах, — будет недостаточно. Для урожая этого года уже слишком поздно, но на следующий год мы должны перезасадить табачные поля сахаром: можно обойтись без табака, а вот без сахара — нет. Вот что я имел в виду. И все, о чем я прошу тебя, — это только подождать. Подожди, посмотрим, чего хочет Вашингтон. Несколько недель не сыграют никакой роли. А тем временем ты получишь свою ученую степень.
