Лариса Уварова - Всему свое время
Они помолчали, Лика пыталась переварить, привыкнуть к тому, что сообщил ей Павел. Оказалось, что его слова, больно режущие, были тем самым, что ей больше всего хотелось услышать, Павел молчал, ожидая, когда ее взгляд, погруженный в себя, станет более осмысленным. Наконец Лика пошевелилась, вздохнула и увидела Пашино лицо перед собой, по-прежнему мило улыбающееся.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Этот разговор, чувствую, мне очень помог и еще поможет.
— Не за что, — легко отмахнулся он. — Я только хочу тебе напомнить, что я не такой уж большой авторитет и еще совсем никакой не знаток, но для Бога нет ничего невозможного и порой он говорит с нами через совершенно разных людей или даже через предметы. Бог лучше нас знает, когда для каждого из нас наступит время. И потом, — Павел снова лукаво улыбнулся, — «высокие своды костела» оставь, пожалуйста, тем, для кого они родные. Мы все же русские, у нас свой менталитет и свои церкви, которые, сама еще убедишься, ничем не хуже. Уж не хуже точно, — он хохотнул и похлопал ее по руке.
Лика улыбнулась в ответ.
Нет, не то чтобы этот разговор и стал началом. Точнее, он был сознательным началом сознательно выбранного пути, но все же началось это немного раньше. Именно с тех «неудавшихся попыток». Теперь, правда, Лика не склонна было считать их неудавшимися. Они были нужны ей именно такими, какими оказались. Вера должна быть выстраданной, иначе ее вряд ли можно назвать верой.
Лика сознательно встала на этот путь, хотя сомнения, а порой и твердые, почти что убеждения в тщете, в бессмысленности, в напрасности усилий, по-прежнему посещали ее разум. Она с ними боролась. Боролась потому, что теперь знала — «чистой» вера бывает далеко не у всех. Может, только у святых и у детей, а взрослому, кое-что повидавшему, запутанному, не раз одураченному разочарованному, но ищущему человеку обрести чистую детскую веру ой как не просто. Дай-то Бог когда-нибудь вообще сподобиться этого живительного веяния благодати.
Конечно, Лика сворачивала с этого пути, конечно, она не раз даже уворачивалась сознательно. Но прав был Павел, когда сказал, что без этого уже невозможно жить, когда знаешь, что это просто есть. И прав был отец Сергий, когда говорил, что не так важно, сколько раз ты с этого пути свернул, один раз или сто один. Потому как и за один раз можно натворить такого, что перевесит всю прежде пройденную дорогу и что искупить будет крайне сложно, а за сто один раз плутаний и увертываний можно получить прощение. В конце концов мы все не столько по делам и заслугам, не только по вере нашей судиться будем, но, в первую очередь, по милости Божьей, а она безгранична. Важно не сколько раз свернул, важно, что вернулся. Потому что каждое твое возвращение будет все более твердым, все более решительным и осознанным, и, может быть, Господь тебя за твои постоянные попытки возвращаться на этот путь, за то, что ты не отчаивался, как бы ни согрешил, и все равно уповал на милость Его и прощение, может быть, Господь тебе даст силу и твердость в конце концов не сворачивать.
Да, путь оказался действительно не простым. Но назвать его сложным? Нет. Просто это был единственно возможный путь. Потому что альтернатива, которая представлялась Лике, явственно читалась в глазах той обезумевшей старухи, что однажды выгнала ее из церкви, в алчных глазах людей, которые вели деловые переговоры во время Пасхального богослужения, совершенно не скрываясь, в презрительной усмешке мальчишки, адресованной просящей милостыню старухе, в похотливых смешках в Ликину спину, когда она проходила мимо подвыпивших мужиков, в размалеванных лицах женщин, стоящих вдоль дороги каждую ночь. Во множестве, практически неисчислимом множестве вещей, слов, взглядов, звуков, которые окружали Лику и которые окружают каждого из нас. Нет. Такого пути Лика не хотела.
Иногда, когда ей становилось действительно невмоготу и дьявол сомнений вновь начинал терзать ее душу, она пыталась думать о тысячах картинок, неохотно всплывающих в ее памяти. Она видела себя такой, какой была до этого, видела себя в самые страшные, отвратительные моменты, и ей это помогало. Она вспоминала себя прежнюю и прогоняла сомнения, потому что прежней быть не хотела. Не то чтобы Лика слишком уж изменилась. Святость — удел немногих, и, наверное, слава Богу, что это так. Фанатизм это болезнь, это доведенное до крайности неверие. Хотя, действительно, мы все, включая законченных атеистов, нигилистов и прочих — истов, конечно же верим. Только каждый по-разному и каждый в свое. Лика верила, точнее было бы сказать — Лика училась верить в Господа Иисуса Христа. По-православному. И иногда у нее это получалось. И чем дальше, не без радости замечала она, тем эти «иногда» становились более осязаемыми, более осознанными.
Со дня Ликиного возвращения в родной город миновал месяц. И по всему можно было сказать, что ее жизнь потихоньку обустраивалась. Со скрипом, с потерями, с болью, с разочарованиями, но все же налаживалась. Мысли о возвращении к Марине просто не появлялись, потому что для Лики это был вовсе не вариант.
Марина звонила, спрашивала, не собирается ли Лика вернуться, но она твердо отказывалась, говорила, Что привыкает, во всяком случае хочет привыкнуть. А недели через три после ее возвращения Марина, позвонив, очень осторожно сказала, что ею интересуется Артур. Он снова приехал к ним сейчас, рядом, и если она хочет, то может с ним поговорить.
— Зачем? — опешила Лика.
— Спроси его сама… — предложила Марина, и Лика, не успев даже отказаться, услышала в трубке его голос.
— Лика… Здравствуй, Лика.
— Привет, — ответила она, нахмурившись оттого, что ее сердечко, вопреки желанию, забилось сильнее и чаще.
— Лика, я… — похоже, он и сам толком не знал, зачем звонит.
— Что ты хотел? — бросила она сердито.
— Может быть, нам стоит встретиться? — нерешительно предложил он.
— А как ты себе это представляешь? — удивилась Лика.
— Я мог бы приехать… — предложил Артур.
— Что? — В ее голове тотчас вихрем пронеслись воспоминания о том, что случилось между ними в последний раз.
— Я мог бы приехать, — повторил он настойчивее. — Это не проблема.
— Точно! — Лика уже вполне взяла себя в руки. — Проблема в другом. Как, кстати, поживает твоя невеста? То есть она уже, наверное, тебе жена?
В трубке повисло молчание.
— Значит, неплохо, — констатировала Лика, совершенно огорчившись, потому что, наверное, все-таки надеялась, что он заверит ее, что никакой жены нет и даже невесты нет. — Ладно, передавай привет. Пока.
— Нет! — воскликнул Артур. — Нет, подожди, не вешай трубку.
— Ну что тебе еще? — устало спросила она. — Что еще тебе от меня нужно?
— Я должен тебя увидеть, — угрюмо повторил Артур.
— Не должен, — парировала Лика. — Мне не нужно от тебя ничего, и я совсем не хочу тебя видеть. И разговор этот ни к чему. Ты сам разве не чувствуешь?
— Но ты должна меня в конце концов выслушать! — воскликнул он.
— Ничего я тебе не должна, — со вздохом отозвалась Лика. — И ты ничего мне не должен. Все, Артур, все. Пока. У нас разные жизни, все у нас по-разному. Пора уже все забыть.
— Но я не могу, — упрямо проговорил он.
— Брось, — усмехнулась Лика. — Просто не хочешь. Потому что если бы хотел, то смог бы.
— А ты смогла? — с надеждой спросил он, зацепившись за ее слова, как за спасительную соломинку.
— Смогла, — ответила она и даже сама удивилась тому, как твердо и спокойно это сказала. — Смогла.
— Значит, хотела? — уже безнадежно выговорил он.
— Хотела, — подтвердила Лика. — И забыла. И не надо мне напоминать.
— Значит, ты не дашь мне шанса? — все еще допытывался он.
— Он тебе не нужен, — отрезала Лика и положила трубку. А когда почти сразу же телефон снова зазвонил, попросту его отключила.
Ее спокойствие и так было изрядно потревожено тем, что она услышала его голос, тем, что он настаивал на встрече, тем, что помнит, что не забыл… «Нет, нет, нет, — сказала себе Лика, сев на диван и закрыв глаза ладонями. — Нет, нет, нет. Ничего не надо. Не надо. Не могу, не хочу. Не будет. Ни к чему». Так, уговаривая себя, она просидела около часа, а потом поняла, что не стоит ей сейчас находиться дома одной, зная, что он у Марины. Ведь в любой момент можно набрать Маринин номер и снова услышать его голос, а может быть, даже сказать ему «да»…. Последнее соображение ее даже напугало. Лика не хотела подвергать себя этому соблазну, потому что не была уверена в собственной твердости и решительности. Поэтому встала, оделась и поехала к Рите, так и не включив телефона, только бросила на него последний, прощальный взгляд и не удержалась от тяжелого вздоха.
И все-таки Лика чувствовала, что это — последнее, что она сама сейчас поставила точку, окончательную точку в их таких непростых, таких болезненных отношениях. И правильно, потому что ни на какие компромиссы она не готова. К тому же он ведь, наверное, уже и женат.
