Элизабет Гаскелл - Руфь
— Проследите, чтобы мистер Беллингам не услышал ни слова о письме мистера Бенсона, — сказала миссис Беллингам, передавая свой ответ служанке. — Он так слаб теперь, что это может его сильно расстроить.
ГЛАВА XI
Терстан и Вера Бенсон
В тот же день, когда уже сгустились сумерки, мистеру Бенсону передали записку от миссис Беллингам. Прочитав ее, он поспешил тотчас, до отхода почты, написать несколько строк своей сестре. Почтальон уже трубил в рог, давая знать жителям, что пора отправлять письма. К счастью, мистер Бенсон еще утром обстоятельно обдумал, что делать дальше, — теперь его не мог смутить ответ миссис Беллингам. Он написал своей сестре следующее:
Милая Вера!
Ты должна немедленно прибыть сюда, я крайне нуждаюсь в тебе и в твоем совете. Сам я здоров, и потому не беспокойся и не пугайся. Нет времени объяснить, но я уверен, ты не откажешь мне. Позволь мне надеяться, что по крайней мере в субботу ты будешь здесь. Ты знаешь, как я доехал сюда, — это самый дешевый и удобный способ. Милая Вера, не обмани же ожидания любящего тебя брата Терстана Бенсона.
Р.S. Я боюсь, хватит ли тебе тех денег, которые я оставил? Не задерживайся из-за этого. Заложи книгу Фаччиолати у Джонсона, она в третьем ряду на нижней полке. Только приезжай.
Отослав это письмо, мистер Бенсон почувствовал, что сделал все возможное. Два следующих дня он провел точно во сне, длинном, монотонном и полном беспокойных ожиданий, мыслей и забот. Он сидел возле больной, ни на что не обращая внимания, едва замечая даже, как день сменяется ночью и за окном появляется полная луна. Утром в субботу пришел ответ.
Милый мой Терстан!
До меня только сейчас дошел твой непонятный призыв, и я немедленно повинуюсь твоему желанию с намерением доказать, что я недаром называюсь Верою. Я прибуду к тебе почти одновременно с этим письмом. Разумеется, я не могу не беспокоиться, и мое любопытство возбуждено до крайней степени. Денег у меня довольно, и очень хорошо, что так вышло: Салли стережет твою комнату, как дракон, и она скорее согласилась бы отправить меня пешком, чем дозволить мне дотронуться до твоих вещей.
Любящая тебя сестра Вера Бенсон
Как обрадовала эта записка мистера Бенсона! Он с детства привык полагаться на здравый смысл и сметливость своей сестры. Он чувствовал, что лучше всего поручить Руфь ее заботам и что слишком неделикатно дальше злоупотреблять добротой миссис Хьюз, день и ночь хлопотавшей около больной. Он попросил миссис Хьюз посидеть возле Руфи в последний раз, а сам пошел встречать сестру.
Дилижанс проезжал мимо подошвы горы по дороге, поднимающейся вверх к Ландге. Мистер Бенсон нанял мальчика, чтобы тот помог нести багаж сестры. Вскоре у мелководной речки, тихо бежавшей под горой, мальчик принялся играть в «блинчики», а мистер Бенсон сел на большой камень под тенью ольхи, росшей на мягком зеленом лугу около самой воды. Как отрадно ему было снова дышать чистым воздухом, вдали от всех тех картин, которые тяжелым камнем давили ему душу в течение трех последних дней. Во всем он видел новую прелесть — начиная с голубых вершин гор, освещенных солнечными лучами, и до той мягкой и роскошной долины, где он находился. Мистер Бенсон чувствовал себя теперь лучше и спокойнее. Но когда он вновь принимался обдумывать историю, которую должен был рассказать сестре, чтобы объяснить столь срочный вызов, все случившееся представлялось ему странным и удивительным. Он вдруг оказался единственным другом и защитником бедной больной девушки, имени которой не знает, а знает только, что она была любовницей какого-то господина, что этот господин ее бросил и что она, как он полагал, пыталась покончить жизнь самоубийством. Как ни добра и снисходительна мисс Вера, но подобная история едва ли вызовет в ней сострадание. Из любви к брату она, разумеется, постарается помочь, но он бы предпочел, чтобы ее заботы о больной основывались на каком-нибудь другом, менее личном мотиве и чтобы она действовала по собственному убеждению, а не из одного желания угодить брату.
На каменистой дороге показался дилижанс и стал приближаться медленно, с грохотом. Мисс Бенсон сидела на наружном месте. Увидев брата, она быстро соскочила и крепко обняла его. Она была гораздо выше его ростом и в молодости, по-видимому, отличалась замечательной красотой. Пробор разделял на лбу ее роскошные черные волосы, а выразительные глаза до сих пор еще сохраняли прежнюю прелесть. Я не знаю, была ли мисс Бенсон старше своего брата, но обращалась с ним, как мать с сыном. Вероятно, это происходило оттого, что его телесный недостаток требовал с ее стороны постоянного попечения и ухода.
— Терстан, как ты бледен! Я ни за что не поверю, что ты здоров. Что с тобой — опять спина болит?
— Нет. То есть немножко, но об этом не стоит говорить, милая моя Вера. Посидим-ка здесь, а я пошлю мальчика домой с твоим багажом.
И, желая похвастать перед сестрой знанием местного наречия, он отдал мальчику приказания на чистом валлийском языке, соблюдая все грамматические правила и формы. Но именно потому мальчик решительно ничего не понял из его слов. Он только почесал затылок и сказал:
— Dim Saesoneg[8].
Пришлось повторить приказание по-английски.
— Ну хорошо, Терстан; я сяду. Только не томи меня. Скажи, зачем ты послал за мной?
Теперь ему предстояло самое трудное. Тут требовался язык серафимов и их же сила красноречия. Однако серафимов вокруг видно не было, и только ручей мягко журчал неподалеку, располагая мисс Бенсон спокойно слушать любой рассказ, если только речь не шла о здоровье ее брата и если не из-за этого ее вызвали сюда, в эту прекрасную долину.
— Даже не знаю, как начать, Вера, — сказал мистер Бенсон. — Видишь ли, там, у меня в доме, лежит одна больная девушка, вот ради нее-то я и вызвал тебя, чтобы ты о ней позаботилась.
Ему показалось, что по лицу сестры пробежала тень неудовольствия и что голос ее чуть изменился.
— Надеюсь, тут нет ничего романического, Терстан? — спросила она. — Ты ведь знаешь, я не охотница до романов и не верю им.
— Я не знаю, что ты называешь романическим. История, о которой я намерен тебе рассказать, весьма реальна и даже заурядна, как мне кажется.
Возникла пауза. Видно было, что мистер Бенсон пока не мог осилить главных трудностей.
— Ну, говори же сразу, Терстан! Боюсь, ты что-то просто напридумывал. Но говори же, не испытывай моего терпения, его у меня и так немного.
— Ну хорошо. Видишь ли в чем дело: эту молодую девушку привез сюда в гостиницу какой-то господин, он бросил ее. Она совсем больна, и теперь за ней некому даже присмотреть.
У мисс Бенсон была привычка, больше приличествующая мужчинам: она имела обыкновение свистеть всякий раз, когда что-нибудь удивляло или раздражало ее. Этим свистом она давала выход своим чувствам. И теперь она тоже присвистнула. Брату, разумеется, гораздо больше хотелось бы, чтобы она заговорила.
— Известил ли ты ее близких? — спросила она его наконец.
— У нее их нет.
Опять молчание, и опять свист, но на этот раз не такой резкий, как прежде.
— Чем она больна?
— Она лежит неподвижно, как мертвая. Ничего не говорит, не двигается и еле дышит.
— Я думаю, ей было бы лучше сразу умереть.
— Вера!
Одного тона, которым мистер Бенсон произнес имя сестры, было достаточно. Этот тон всегда имел на нее влияние, в нем слышалось искреннее удивление и горький упрек. Мисс Вера привыкла к той власти, которую она имела над братом благодаря своему решительному характеру и — что уж там скрывать — благодаря своему физическому превосходству над ним. Но по временам мисс Вера пасовала перед чистой детской натурой брата, и тогда уже он брал верх над ней. Она была слишком честна, чтобы скрывать эти чувства или негодовать за это на брата.
Помолчав немного, мисс Вера сказала:
— Терстан, голубчик, пойдем к ней!
Мисс Вера с нежной заботливостью помогла ему подняться и, взяв под руку, повела вверх по склону горы. Однако, когда они, не сказав ни слова о больной, стали приближаться к деревне, их роли поменялись: теперь уже не он, а она опиралась на его руку, а мистер Бенсон старался идти как можно тверже.
По дороге брат и сестра говорили мало. Он спросил о некоторых своих прихожанах, так как был диссентерским пастором в провинциальном городке. Однако о Руфи не было сказано ни слова, хотя оба думали только о ней одной.
Миссис Хьюз уже приготовила чай для приехавшей гостьи. Мистер Бенсон втайне сердился, глядя, как беспечно и бесконечно долго сестра цедила чай, рассказывая ему между делом разные ничтожные новости, о которых забыла сообщить дорогой.
— Мистер Брэдшоу запретил своим детям водиться с Диксонами, потому что как-то вечером они стали играть в шарады.
