Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2
Ей хотелось бы навестить их, увидеть вместе. Лили и Александра, счастливых, в этом старинном доме.
Но она не сумела признаться Джошу в том, что теперь уже не смогла бы сказать Александру, что ездила искать своего книжного героя.
«Все это отговорки, — внезапно подумала Джулия. — Я устала от них. Я хочу, чтобы все было просто». Она повернулась, чтобы взглянуть в лицо Джошу в желтом свете лампы.
Джош был здесь, с ней. Это был все тот же летчик, и она чувствовала силу былого влечения. Оно так долго преследовало ее словно тень, но сейчас она обладала властью, могла устранить эту тень, засунуть ее в ящик стола вместе с заплесневелыми реликвиями далекого прошлого, чтобы потом вытаскивать их оттуда и пересматривать на досуге ради удовольствия.
Осознание этой силы пробудило в ней эротическое возбуждение.
Она потянулась к нему и прижалась ртом к его губам. На какое-то мгновение она замерла, а затем опять откинулась назад.
Для каждого из них это было дополнительным удовольствием, как будто забавляться моментом, прежде чем желание полностью захватит их. Теперь они были достаточно зрелыми, чтобы откладывать подобные вещи и усиливать удовольствие. А когда-то они упали в объятия друг друга, неспособные сдерживать страсть.
— Ты помнишь «Лебединый отель»? — весело спросила Джулия.
— И пансионат «Флора». И эту синьору в соседней комнате, которая, должно быть, все слышала. — Он прикоснулся пальцами к ее щеке. — Давай я приготовлю тебе обед.
Откладывание, игра воображения, воспоминания — все это тонкие ухищрения зрелости.
— Да, пожалуйста, — сказала Джулия.
В пустой кухне Джош приготовил еду, а Джулия смотрела на него, облокотясь о косяк двери и потягивая из стакана красное вино, которое он ей налил. Он умело, без суеты и лишних движений, двигался в этом ограниченном пространстве, и Джулии нравилось смотреть на движения его рук и повороты загорелой шеи.
Они сели за маленький столик друг против друга, беседуя, откинувшись на спинки поскрипывающих стульев. Снаружи, из темноты налетела мошкара и теперь билась о стекла окон. Пообедав, они отнесли тарелки на кухню. Джулия мыла посуду, а Джош ее вытирал и аккуратно ставил на место. Она вспомнила, как эта домовитость больно ранила ее в пустом белом домике в Лондоне, и теперь она с удивлением обнаружила, что эта боль исчезла. Она поняла, что сети страсти и желаний, которыми она себя опутала, упали и она стала свободна.
Джулия была рада встрече с Джошем. Она испытывала и то волнение, какое испытывает молоденькая девушка, и удовольствие зрелой женщины от их близости, но большего она не ждала и не хотела. Больше этого быть не могло. Она чувствовала то же, что, должно быть, и Джош в Венгене, Монтебелле и впоследствии. И все это время она боролась против его равнодушия к будущему так же безнадежно, как и эти большие бледные мотыльки бьются об оконное стекло.
Теперь, думала Джулия, не то чтобы она сама стала равнодушной к будущему, но просто поняла, что ждет от него чего-то другого.
Наконец она прозрела в своей слепоте, и простота этого прозрения на какое-то мгновение ослепила ее. И чувство радости, последовавшее за этим, сделало ее удовольствие еще полнее от осознания своей свободы и силы.
Джош неотрывно смотрел на нее. Он взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, и поцеловал нежную кожу запястья.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Я тоже люблю тебя, — ответила она и впервые подумала, что начинает понимать, что любовь бывает разной: и тонкой, и безграничной, и изменчивой.
Они вышли на крыльцо, и мошкара тотчас закружилась у них над головой, стремясь к желтым пятнам света. Темнота была такой плотной, что Джулии казалось, будто ее можно потрогать рукой; она обволакивала ее прохладной, поднимающейся от земли пеленой, растревожив какие-то невообразимые существа, зашевелившиеся под невидимыми деревьями. Прислушиваясь к этим звукам, она вздрогнула от вечерней прохлады.
Джош резко обернулся и обнял ее за плечи.
Сквозь ткань одежды они ощущали тепло своих тел.
Спальня в хижине была так мала, что там едва хватало места для кровати, одного стула, на который Джош складывал свою одежду, и шаткого комодика с выдвижными ящиками. В нетерпеливом пылу вспыхнувшего желания Джош то и дело натыкался на комод и нечаянно толкнул стоявшую на нем лампу. Свет погас, оставив их в совершенной темноте. Джош выругался, но Джулия прижала ладонь в его губам.
— Оставь. Мне нравится эта темнота.
Он протянул к ней руки и нежно прикоснулся пальцами к шее; поглаживая шелковистую кожу, они скользнули вниз к вырезу блузки. Он расстегнул и снял ее. Белая ткань, тускло сверкнув, упала к их ногам. От нетерпения движения его были неловкими. Он шептал ее имя, и она помогала ему освободиться от своей одежды; едва ощутимые комочки нижнего белья из шелка и кружева падали на пол один за другим.
Они опрокинулись на постель, не разнимая тел и возбуждаясь от прикосновений невидимой плоти.
Джулия помнила запах и форму тела Джоша так явственно, как будто они были вместе только вчера, а не несколько лет назад, в том грустном маленьком белом домике. Но прежний Джош был властелином над ней, он вынуждал ее идти за ним покорно, не задавая вопросов, и она радостно отдавала ему всю себя. Это было как бы частью их интимного соглашения, которое воспламеняло еще больше. Нынешний Джош был совсем другим, более опытным. С необычной нежностью его руки прикасались к ее бедрам, а кончики пальцев гладили тонкую кожу. Было такое чувство, будто он боялся, что она может не ответить на его ласку.
А прежде не было и намека на какое-то сомнение.
Не отрывая своего рта от его губ, она прошептала:
— Джош, я здесь.
Его руки крепче обняли ее. Слово, которое он прошептал в ответ, было только одно: «Останься». Джулия улыбнулась. Она приподнялась, держа его за руку. Едва ощутимыми прикосновениями она целовала его щеки и уголки рта, вьющиеся волосы на груди. Она вытянулась, и их ступни соприкоснулись, губы слились в новом безрассудном желании. Джулия села и одним движением овладела им. Их обоих охватило неописуемое блаженство. На какое-то мгновение она припала к нему и замерла, наслаждаясь обладанием. Она вспомнила другое время — в «Лебедином отеле», под крики и смех на снегу у них под окном, потом в пансионате «Флора», когда она жаждала овладеть им, не понимая, что уже сделала это. Вспоминала Лондон и свою тоску там, и все последующие годы.
Руки Джоша схватили ее за талию и торжествующе приподняли, держа на весу, прежде чем он вновь оказался сверху и овладел ею.
И тотчас исчезла всякая опытность.
Джулия уступила ему, как она делала всегда.
Наконец, когда по ней пробежала острая волна наслаждения, а глаза открылись, ничего не видя в темноте, в ее сознании остался только Джош. Она называла его по имени и слышала его ответ, их шепот сменялся криками — интимный голос любви, который она уже забыла. Все закончилось очень быстро.
«Нет оснований печалиться», — сказала она себе.
Потом они лежали, расслабленные, прижавшись головами, глядя на темный квадрат окна в конце крошечной комнатки. Неизвестные животные на деревьях, казалось, возились громче и ближе. Послышался крик какой-то птицы, возможно, совы, а затем высокий жуткий звук, не похожий ни на лай, ни на визг.
— Кто это? — спросила Джулия.
Она почувствовала на своей щеке улыбку Джоша.
— Олень. А может быть, койот.
— А не волки?
— Нет, любовь моя. Не волки.
— А ты не боишься?
— Диких зверей?
— Я хотела сказать, тебе не бывает страшно?
Он помолчал, раздумывая.
— Иногда. Но я уже привык. А чего ты боишься, Джулия?
— Я думаю, что боюсь наделать ошибок. — Ей казалось, что она наделала их слишком много. Она удивлялась, почему, получив горький урок, она не избавилась от последующих ошибок. Если бы у нее осталась хоть какая-нибудь возможность, она бы поставила все на свои места.
«Александр, — думала она. — Лили. Если бы только я смогла приехать домой. Просто чтобы повидать вас там, в Леди-Хилле».
Джош положил ее голову поудобнее и натянул ей на плечи одеяло.
— Ты в безопасности в моей хижине в лесу, — сказал он. — В большей безопасности, чем в Лондоне или Нью-Йорке.
— Я знаю, — ответила Джулия, радостно закрывая глаза. — Я не боюсь волков.
Ожидая, пока сон смежит ей глаза, она прислушивалась к шуму деревьев за бревенчатыми стенами. Между этими местами не было никакого сходства и их разделяли тысячи миль, но завывание ветра и царапанье веток, неожиданные таинственные крики зверей напоминали ей Леди-Хилл. Да, она боялась жить в Леди-Хилле. Даже до того, как случился пожар. Она вновь представила себя хозяйкой поместья, занимающейся перестановкой мебели и убранством дома к тому фантастическому Рождеству, но в действительности этот дом одолел ее. Она была слишком молода, слишком глупа и слишком нетерпелива для такой роли.
