Александр Дюма-сын - Исповедь преступника

— Нет, мало.

Передаю наш разговор буквально!

Еще минута, и я бы не утерпел спросить старуху, смеется она надо мной? Но вошла Иза.

Предоставляю вам судить о состоянии моего сердца!

— Вот и дочь моя! — торжественно произнесла графиня и встала, как при входе королевы. Поступь, движения, легкий поклон головой и милостивая улыбка — совсем королева! Выражение лица надменное, туалет из белой шелковой материи, домашнего фасона, с длинным шлейфом. Отсутствие золота и драгоценностей.

Мать и дочь переглянулись. «Остаться?» — спросили глаза первой. — «Ни к чему!» — ответил взгляд второй. Я вел себя так сдержанно, что ни та, ни другая не могли предвидеть того, что случилось, а я еще менее их знал, что будет… Графиня поцеловала Изу в лоб.

— До свидания, мама, до завтра!

— До завтра, дитя мое.

— Обедаем вместе, не забудь.

— Знаю: у тебя.

— Приходи пораньше, я никуда не выйду.

— Хорошо! — и, бросив на меня взгляд, старуха умильно прибавила: — Мне приятно было увидать его! Какое несчастье, что вы не ужились! Ах, если бы вы слушали моих советов! Ну, что делать!..

Она протянула мне руку, я машинально пожал ее.

Не во сне ли я вижу все это?

Она ушла, и мы остались вдвоем с Изой.

XLV

Жена моя пригласила меня знаком садиться, села на диван у столика и, взяв в руки маленький кинжал для разрезывания книг, начала небрежно играть им.

Прошло несколько мгновений тягостного молчания.

Она прервала первая его.

— Чему я обязана вашим визитом, которого я, впрочем, ожидала?

— Ожидали?

— Да.

— Почему?

— Потому что после полученного письма вы должны были вернуться в Париж.

— Письмо написано вами?

— По моему приказанию. Нужно было открыть вам глаза насчет друга, который сплетничал вам про жену.

— Значит, факт верен?

— Неужели он отпирается?

— Нет. Но зачем эта новая гнусность?

— Месть.

— Кому?

— Константину, повредившему мне.

— Разве иначе нельзя было отомстить?

— Так показалось мне лучше.

— Вы решительно погибшее создание!

— Вы довели меня до этого.

— Каким образом?

— Надо было «тогда» простить мне.

— Возможно ли это?

— Сегодня простили бы!

— Вы думаете?..

— Уверена. Знаю, что вы меня любите и другой женщины никогда не полюбите. Иначе не пришли бы сюда и не сидели бы передо мной бледнее смерти. Да и почему вам не любить меня, так как и я продолжаю любить вас?

— Вы? Меня??

— Да, я вас. Есть вещи, которые не забываются.

И она смотрела мне прямо в глаза.

Голова моя кружилась.

— Зачем же вы изменяли мне, обманывали меня, если любили?

— Сама не знаю. Скучала — с ума сходила.

— Итак, эти господа…

— Какие господа?

— Ваши… избранники…

— Ах, разве я помню их? Даже лица их забыла и не знаю имен! Голова у меня была ненормальна. Требовалась новизна ощущений. В сущности же, я любила одного тебя. Зачем ты женился на мне? Жили бы так, любили бы друг друга и все тут! Ведь я тебе предлагала! Надо было принять мое предложение: ты был опытнее меня. Главное несчастье в том, что я твоя жена. Если бы я могла вернуть твою свободу, все было бы поправимо. У нас можно развестись с такой женщиной, как я. Что делать! Это не моя вина. Сделанного не вернешь. Где ты был сегодня?

— В С. Ассизе.

— Как там, должно быть, хорошо теперь! Мне не раз хотелось туда съездить. Хочешь, поедем вместе?

— Хочу.

— Правда? Какой ты добрый! — она подвинулась ко мне. — Когда? Завтра?

— Да. Только с условием…

— С каким?

— Мы там останемся.

— Навсегда? Это скучно! Особенно зимой. Да я и не свободна.

— Презренная!!

Я поднял над ее головой сжатые кулаки. Она отшатнулась и закрыла лицо руками. Нагнув голову, она проговорила робким, детским тоном:

— Если ты хочешь убить меня, не заставляй долго мучиться, по крайней мере!

— Слушайте!..

Она разъединила пальцы и боязливо взглянула на меня.

— Говори мне «ты»!

— Хочешь, уедем?

— Нет.

— Надо же как-нибудь кончить! Хочешь, умрем вместе?

— Какое безумие! В наши годы? Зачем умирать, когда мы любим друг друга? Взгляни на меня! Ведь я хороша! И ты красив, очень красив, когда не злишься. Будет время умереть, когда состаримся. К чему трагизм? Можно ли сойтись опять после того, что произошло? Над тобой станут смеяться, а я этого не хочу, знаю, что ты благороднейший и гениальный художник… благодаря мне! Помнишь «Купальщицу»? Какая прелесть! Итак, оставим вещи, как они есть. Не в наших силах изменить их. Мне необходимо поклонение, роскошь, безумные траты, шум. Оставь меня в естественной стихии и бери от меня то, что я могу дать. Мы натуры разные. Ты — дитя; я скверное создание; но я тебя люблю и буду принадлежать тебе. Ты наверно не изменял мне, я тебя знаю! Представь, что эта мысль радует меня! Какое счастье исключительно владеть человеком! Покорись — я владею тобой безраздельно. Ведь ты меня все-таки любишь. Это судьба, не возмущайся. Слушай: ты останешься в Париже, так надо! Будешь создавать бессмертные творения из мрамора… Никто не узнает о наших отношениях: ругай меня направо и налево. Хочешь, публично оскорби, затей процесс, мы формально разъедемся… Только не сию минуту! — прибавила она, охватив мою шею руками. — Когда вздумаешь, напишешь мне: «Приходи!» — и я прибегу с тройной вуалью на лице, как тогда, помнишь? Никому в голову не придет, что это я… Мы пробудем вместе день, час, сколько тебе вздумается! Я буду в это время твоей прежней Изой, твоей собственностью, твоей рабыней, хочешь? Я лучшего не желаю!

— Иначе сказать, жена будет моей возлюбленной?

— Слова — пустой звук.

— И когда начнем мы эту новую жизнь?

— Когда хочешь!

— Сейчас?

— Вези меня куда-нибудь!

— К чему беспокоить тебя?

— Ты желаешь остаться здесь?

Она тревожно оглянулась.

— А вдруг «король» нагрянет? — напомнил я, словно угадывая ее опасения.

— Тебе уже сказали?.. Опасаться нечего! Да и мне все равно, я теперь богата. Постой, я отпущу всю прислугу… Сиди тут, я тебя позову.

На губах моих я почувствовал прикосновение ее губ.

— Я тебя обожаю! — шепнула она и исчезла в соседнюю комнату.

Ни слова о сыне!

Я сидел как подавленный и не знаю, сколько времени прошло, когда раздался из соседней комнаты ее голос:

— Иди!

Я вошел в спальню. Верх утонченной роскоши! Плюш, атлас, матовый свет невидимых ламп. Иза, как мраморная богиня, протягивала ко мне руки.

Около часа ночи она уснула спокойным сном невинности!

Нет! Если эта женщина проживет завтрашний день, то я сделаюсь презреннейшим негодяем! Я тихонько встал и, войдя в гостиную, взял со стола кинжал с острым стальным клинком, которым она небрежно играла несколько часов перед тем. Так же тихо вернулся я, не выпуская оружия из руки. Она дышала ровно, безмятежно и улыбалась во сне. Я залюбовался ею… Какая красавица!

Часы пробили два.

Осторожно дотронулся я до плеча Изы.

— Любишь ты меня? — спросил я шепотом.

— Люблю! — ответила она чуть слышно, сквозь сон.

Я хотел, чтобы это было ее последним словом на земле. Левой рукой я опрокинул ее голову назад, а правой — изо всей силы всадил ей в сердце кинжал, по самую рукоятку.

Она судорожно приподнялась на мгновение, но даже не вскрикнула и снова упала.

Я прислушался: дыхание прекратилось, из раны вытекло несколько капель крови.

XLVI

Я вышел из отеля и до утра бесцельно бродил по улицам. При первом проблеске рассвета отправился в полицию и заявил о своем преступлении.