Нора Лофтс - Цветущая, как роза
- Вы никогда не пожалеете об этом, мистер, - заверила девушка.
- Отлично. Если поразмыслив над услышанным, вы не измените своего решения, приходите сюда завтра в это же время.
Они гуськом вышли из комнаты, по очереди желая нам спокойной ночи. Натаниэль закрыл за ними дверь и повернулся ко мне.
- Ничего не выйдет, Филипп. Как только я начал излагать им наши планы, то сразу понял, что они нам не подходят. Они станут камнем преткновения каждый божий день, а девушка причинит немало хлопот. Она бросилась к огню, как собака, а не как человек. Она слишком развязна... Нет. Я скажу им завтра, что корабль перегружен.
Он вздохнул, и я понял, что, несмотря на все эти рассуждения, достаточно разумные сами по себе, он сердцем тоже склонялся к этому странному трио. Взяв один из многочисленных списков, он заточил перо и начал птичками отмечать, какие вещи нужно будет погрузить завтра.
Некоторое время был слышен только скрип пера о бумагу, потом раздался тяжелый стук в дверь.
- Войдите! - прокричал Натаниэль, не отрываясь от своего занятия.
Дверь отворилась, и на пороге появился Эли Мейкерс.
- Добрый вечер, Эли, что-то случилось? - поинтересовался Натаниэль, вынув изо рта перо, которое он задумчиво грыз, и положив его на стол.
- Сами посудите, мистер Горе. Как по мне, то случилось.
- И что же, Эли? Садись и рассказывай.
- Здесь были трое цыган, которые околачиваются в порту последние два дня. Я прогонял их несколько раз. Минуту назад я встретил их на дороге и пошел за ними, так как они направлялись к нашему кораблю. Я слышал разговор, сэр, из которого мне стало ясно, что вы пообещали взять их с собой. Это правда?
- Частично, - ответил Натаниэль, поднимаясь со стула и глядя на Эли через стол. - Я пообещал, что мы обсудим этот вопрос с нашими людьми, чье мнение меня интересует - с тобой, мистером Оливером Ломаксом и Филиппом. Но коль скоро ты уже здесь, я бы хотел выслушать твои соображения.
- С удовольствием, - сказал Эли, медленно выговаривая каждое слово сквозь зубы. - Я свернул с пути, чтобы проследить за ними, потому что не доверяю им и опасаюсь за сохранность груза. Вот мое мнение о них. А вы еще раздумываете, я удивлен, мистер Горе, удивлен и разочарован.
- А теперь, послушай меня, Эли, - Натаниэль обогнул стол и на мгновение коснулся рукой плеча Мейкерса. - Тут есть над чем поразмыслить. Во-первых, их интерес к кораблю - совершенно естественно, что им хотелось поглядеть на него, если уж они решили пуститься на нем в плавание. Во-вторых, в местах, куда мы держим путь, будет немало опасностей и невзгод. Оба мужчины крепкие и работоспособные, что немаловажно, когда речь идет о таком путешествии как наше. И вот еще что нужно принять во внимание. В Новой Англии очень мало женщин, и хотя в Салеме и соседних районах мы можем набрать людей, среди них будет тоже очень мало женщин. Эта цыганка, как и ее братья, сильная и здоровая. У нас на борту пять холостых мужчин - себя я не считаю, - которые захотят жениться, Эли, если мы не хотим, чтобы наша маленькая колония исчезла после нашей смерти Если бы мне удалось взять с собой пять таких, как эта девица, я бы сделал это, друг мой, даже если бы мне самому пришлось спать на палубе всю дорогу.
- Бог, - торжественно заявил Эли, - всегда предоставлял подходящую пару избранникам своим. Эта оборванка совсем не из таких, и вы совершите неслыханную ошибку, взяв ее или кого-либо из них на борт.
- Хорошо. Так я понимаю, что ты против этого, Эли?
- Более того, мистер Горе, если вы пустите этих бесчестных, безбожных, ленивых и никчемных цыган на корабль, я больше никогда не буду доверять вашему мнению.
- Погоди-ка, - и тут я увидел, что маленький человечек ощетинился и, казалось, вырос, как собака, у которой шерсть встала дыбом. Передо мной был настоящий автор "Ежегодника". - Мои суждения, Эли, какими бы ошибочными они тебе не казались, сделали возможной эту экспедицию. Все приготовления были проделаны мной, и земля выписана на мое имя. Я знаю страну, знаю ее условия и оставляю на твое собственное усмотрение вопрос, сможешь ли ты лучше обойтись без меня, чем я без тебя. Иди на корабль, друг мой, и возьми там все, что, по твоему мнению, тебе принадлежит, и помашешь мне рукой с пристани, когда в среду мой корабль с этими оборванцами отправится в море. Цыгане едут с нами. И это мое последнее слово. Я видел, как у Эли отвисла челюсть. Он издал захлебывающийся звук. Затем, прикрыв ладонью рот, сглотнул и заговорил. В его неторопливой деревенской речи послышались нотки обреченности.
- Вы зажали меня в угол. Вы имеете власть, мистер Горе, но это не значит, что правда за вами. Правда не всегда там, где должна быть, и именно по этой причине мы отправляемся в чужую страну.
Он тяжелой поступью покинул комнату. Натаниэль нервными поспешными движениями принялся набивать трубку.
- Тысяча проклятий, - вырвалось у него. - Снова мой адский темперамент! Я же только что говорил тебе, что не стану брать их. И так и намеревался сделать. А теперь я дал слово. Будь он неладен этот Эли Мейкерс!
- Но вы еще не дали им свой окончательный ответ, - успокаивал его я.
- Нет, но я дал его Эли. И должен сдержать. Я не могу покориться Эли Мейкерсу, каким бы здравомыслящим человеком он мне не казался. И в конце концов, все что я тут говорил в пользу Свистунов, - справедливо. И его несогласие ничего не меняет. Не будем больше об этом, Филипп. Они едут с нами.
Еще пять дней напряженных подготовительных работ, дней, полных задумчивых взглядов прохожих, желавших нам попутного ветра и мечтательно глядевших на запад. И наконец в среду, двенадцатого марта 1679 года в одиннадцать часов утра, "Летящая к Западу" отчалила, развернулась носом в открытое море, и Англия начала исчезать из виду.
Путешествие не было отмечено никакими особыми событиями. Натаниэль, которому уже дважды довелось совершать подобный вояж, рассчитывал, что мы прибудем к месту назначения где-то на третьей неделе мая. В действительности почти двухнедельный штиль, в течение которого паруса вяло висели на мачтах, задержал наше прибытие в бухту Салем до второго июня. Но эта задержка не причинила нам особых неудобств, так как Натаниэль щедро запасся водой и провизией. Мне это путешествие особенно запомнилось благодаря тому, что на борту были, во-первых, Свистуны, во-вторых, Эли, и наконец, Линда.
Через двенадцать часов после того, как мы взошли на борт судна, всех поразила страшная морская болезнь. Даже такой закаленный путешественник как Натаниэль не вставал со своей койки в каюте, которую мы с ним делили, и стонал, призывая смерть облегчить его участь. Меня самого невероятно мутило, но даже в таком плачевном состоянии я не мог не испытывать сострадания к женщинам, которые теснились в своих каютах. Появление Ральфа Свистуна, пришедшего без всякой брезгливости опорожнить переполненные сосуды нашего позора, дать нам свежей воды и ломтики лимона, было встречено не менее радушно, чем явление самого ангела-хранителя. Он рассказал нам, что они с Саймоном ухаживали за мужчинами, в то время как Джудит присматривала за женской половиной. Я с трудом, преодолевая слабость и разбитость, поинтересовался, как себя чувствует Эли Мейкерс. Он тоже был болен, как сообщил Ральф, и мысль об Эли, нуждающемся в уходе Саймона, заставила меня улыбнуться. Я был уверен, что крепкие желудки Свистунов привлекли на их сторону немало союзников - ведь невозможно, как считал тогда я, ненавидеть или презирать людей, физическая сила которых сослужила вам такую хорошую службу. Но тут-то я ошибался. Когда шторм закончился, и путешественники один за другим, бледные с угрюмым взглядом, начали выходить на палубу подышать свежим воздухом, трое цыган остались в полном одиночестве.
Вскоре после всеобщего выздоровления, Натаниэль обнаружил, что его ожидает делегация в составе Эли, Оливера Ломакса и Мытью Томаса, которые, по словам этого достопочтенного джентльмена, были "обеспокоены" поведением моряков. Крепкие спиртные напитки, по всей вероятности, стали частью их ежедневного рациона, и по вечерам, когда алкоголь начинал оказывать свое действие, кубрик оглашался песнями неприличного содержания, не достойного благородных ушей.
- В своих глухих каютах вы могли не слышать этого, - пояснил Оливер Ломакс. - Но уверяю вас, мистер Горе, это дело требует вмешательства. Здесь наше маленькое суденышко находится в полной зависимости от строптивой стихии. И каждый вечер, подобно дыму жертвенного костра, восходит к небесам наша молитва благодарности за каждый благополучно прошедший день. Молитвы наши не могут омрачаться песнями этих безбожных парней. Это богохульство.
Мы с Натаниэлем начали регулярно посещать вечерние молитвы, которые устраивал мистер Томас на мужской половине. И довольно часто до наших ушей доносились обрывки песен, интригующих своей незавершенностью. Мы даже иногда задерживались у дверей своей каюты или же оставляли дверь неприкрытой, готовясь отойти ко сну, чтобы уловить недослышанные слова. Порой слышимость была превосходной, и однажды после особенно колоритного куплета, Натаниэль сказал, будто извиняясь:
