Норман Богнер - Комплекс Мадонны

— Я поднимусь переодеться, — сказала Элейн и, быстро встав, вышла из комнаты, и брошенное Робби: «Что с тобой случилось?» — осталось без ответа.

— Элейн чем-то обеспокоена?

— Нет, я думаю, она просто выбита из колеи.

— Надеюсь, это все, — подозрительно произнес Тедди. — Я бы не хотел, чтобы она решила, что ее положение изменилось и Барбара станет соперничать с ней. Я действительно хочу, чтобы они стали подругами. Лейни понравится Барбаре.

— А у нее есть свои подруги?

— Свои подруги? — Эта мысль озадачила Тедди. — У нее их нет. — Я — все ее друзья.

— Это — большая ответственность.

— Я готов возложить ее на себя. Роб, я сочту более чем любезным, если вы с Лейни приложите все усилия, чтобы вывести Барбару из состояния замкнутости.

— Ты мне расскажешь еще что-нибудь о ней?

— Нет, это сделает Барбара.

— Я пойду полежу немного.

— Договорились. Ужинаем мы в восемь, а в семь тридцать соберемся чего-нибудь выпить.

Робби кивнул и помахал пустым бокалом.

— В твоей комнате есть еще бутылка. Да, Роб…

— Что?

— Ты — очень чуткий человек; пожалуйста, покажи Барбаре, почему я так горжусь тобой.

— Я получу за это медаль?

— Нет, лишь мою признательность.

— Прости меня. Я не хотел.

Тедди обнял сына за плечи и поднялся с ним по широкой спиральной дубовой лестнице.

— Ты можешь не извиняться передо мной.

— Я подкалывал тебя.

— После того, что я сказал тебе, ты просто обязан был сделать это. Я перенес твои вещи в комнату рядом с Лейни. У вас будет сообщающаяся дверь.

— Мы еще…

— Что вы уже делали и что еще не делали — это ваши заботы, а не мои. Что вы можете захотеть сделать, заботит меня еще меньше.

— Ты предлагаешь?..

— Совершенно ничего. Я просто стараюсь быть предусмотрительным хозяином.

Наконец-то его сын улыбнулся, и Тедди понял, что одержал временную победу. Все остальное будет зависеть от Барбары. Если они не сойдутся вместе или невзлюбят друг друга, Тедди будет страдать, но его страдания никоим образом нельзя будет сравнить с теми, которые он бы переносил без Барбары; такого будущего он опасался больше смерти.

Тедди целую минуту стучал в дверь Барбары, наконец, не услышав ответа, вошел в комнату. Молодая женщина сидела у окна спиной к двери — капризный, испорченный ребенок, отосланный в свою комнату и в отместку встречающий заботливого родителя недовольным концертом. Тедди прикоснулся к ее волосам, но Барбара отдернула голову.

— Почему ты не спустилась вниз?

Молчание.

— Это было очень грубо.

— Не разыгрывай передо мной школьного учителя.

— Тогда не посылай мне дурацких записок.

— Как себя чувствует счастливая парочка?

— Прекрасно. Они хотели лишь познакомиться с тобой, ты даже не спустилась на один коктейль.

— Слушаю, господин начальник.

— О, Барб, уступи немного, хорошо?

— Не называй меня Барб. Так звал меня мой отец, но он умер; мне нравилось это имя, потому что в его устах оно звучало как друг, а не «Барб, ты мерзкая девчонка».

— Я не знаю, черт возьми, из-за чего мы ссоримся.

— Я тоже не знаю. Возможно, из-за того, что чувствую себя помехой, а также не люблю такие мещанские штучки, как помолвки. Я хочу сказать, черт возьми, что же все-таки такое помолвка?

— Если мы поженимся первыми, Роб, возможно, решит, что мы похитили его счастье.

— А, черт, все эти условности — сплошная отвратительная скука. А мне несколько месяцев придется болтаться невестой.

— Согласен с тобой.

— «Познакомьтесь с моей невестой». Вшивая частушка, вот что это такое. Частушка безо всякого смысла, только мерзкие стишки с рифмой. Меня от них тошнит. — Издеваясь нам ним, Барбара закрыла рукой рот. — Ах, я забыла, я не должна ругаться. Я говорила очень грубо, не так ли? Никаких рафинированных фраз вроде «оближите мою задницу».

Тедди никогда не чувствовал такую беспомощность, никогда не бывал в таком затруднительном положении, и какое-то мгновение ему хотелось, чтобы он никогда не встречался с Барбарой, или лучше чтобы они встретились, но Барбара трагически погибла, тогда он смог бы провести всю оставшуюся жизнь, оплакивая ее, на вечерах и в ресторанах трогая за плечи женщин, которых ошибочно принимал бы за перевоплощенную Барбару. Умиротворить Барбару, убедился Тедди, было бесполезным, проигрышным делом, и в эту минуту он почувствовал себя очень усталым, сорокасемилетним и ни дня моложе, нуждающимся в сауне, массаже и вечернем телесеансе старых фильмов, с вазой фруктов на ночном столике.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Просто назови меня глупой сучкой.

— Считай, что назвал.

— Это не совет директоров, на котором ты председательствуешь.

— Ладно, ты… глупая сучка, — произнес он, ненавидя звуки собственного голоса.

Барбара раскрыла объятия, а раздавленный Тедди опустился на кушетку у окна. Молодая женщина потрясла его руку, словно закрепляя заключенную сделку.

— Теперь мы будем друзьями.

— Я люблю тебя, Барбара.

— Мне так страстно хотелось тебя, когда ты внизу разливал шампанское с видом настоящего хозяина. Я готова была прямо там броситься на тебя.

— Рад, что ты не сделала этого.

— Мисс Уэстин не одобрила бы этого, да?

— Вероятно, нет.

— Она кто, что-то вроде католички?

— Думаю, методистка.

— В школе, в которой я училась, было девяносто тысяч девиц, выглядевших, как она. Светлые волосы, простенькие туфли, скромные юбки, на книгах написано название школы — и все в этом духе. Однако это не мешало им баловаться друг с другом в спальных комнатах. Все эти бесчестные школьницы, готовые лечь под первого попавшегося футболиста.

— Она не такая, как все они.

— Нет? Что ж, мне она напоминает их. Деревенский кабачок в Скарсдейле, и после двух мартини готовы отдать ключи от своей комнаты.

Тедди показалось, что Барбара говорит отчасти о себе, но он решил не высказывать свои мысли. Очень просто быть честным за счет других.

— Тедди, я шлюха?

— Да, несомненно. Стопроцентная истинная шлюха.

— Я рада, что ты ответил искренне. Просто дело в том, что, когда я встречаю девицу, подобную Элейн, я становлюсь сама не своя.

— Не стоит.

Тедди начал расстегивать ее блузку.

— Один быстрый и неистовый перед ужином?

Он взглянул на часы. Шесть часов.

— У нас полно времени.

— А мы потом примем ванну вместе?

— Почему бы нет?

— Я тебе действительно нравлюсь?

У Тедди на лбу выступила испарина, колени помимо воли задрожали.

— Когда я тебя встретил, я был похож на лунатика.

Задрав юбку, Барбара сказала:

— Счастье — это не рейтузы.

Они воспользовались просторной ванной-бассейном в спальне Тедди. Включив дорогой душ «якудзи», Барбара, словно ребенок, закричала от удовольствия.

— Надеюсь, черт возьми, что Роб не станет стучать в дверь.

— Не станет.

— Почему ты так думаешь?

— Я прикрепила на двери записку: «Обеденный перерыв».

— Этого не может быть.

— Можешь убедиться.

— О Боже, что он скажет?

— Да ничего. Он просто поймет, что наследства ему придется ждать долго.

Барбара начала игриво пускать мыльные пузыри — ребенок, забавляющийся со своим отцом. Она уселась перед Тедди, и тот начал тереть ей спину губкой. У молодой женщины была тонкая талия, а тело крепкое и в то же время не мускулистое. Просунув голову ей под руку, Тедди поцеловал мокрую мыльную шею. Он подумал, что лишь в такие мгновения действительность по-настоящему поднималась до волшебных грез. Его зима горести, мучительной неопределенности, неспособности проникнуть в тайные мысли Барбары теперь в теплой мыльной воде превратилась в нежный бархат, в мягкую кожу, покрывающую жизнь. Теперь они дышали одним воздухом, сидели в одной воде, и впервые за все время их знакомства Тедди поверил, что их отношения стали естественными; большую часть времени его загоняли на край, а теперь он оказался в самом центре.

Одно из слабых мест удовлетворения состоит в сглаживании неравномерных чувственных всплесков желаний: достичь своей цели, своей мечты — это значит потерять ее в тот же самый момент. Тедди чувствовал себя словно стрелок, попавший в «яблочко» с пятидесяти ярдов много раз подряд и обнаруживший, что теперь, когда результат стабилен, требуется увеличить дистанцию до ста ярдов и тренироваться до тех пор, пока мастерство снова не станет совершенным.

Отношения с Барбарой, которых желал Тедди, заключались в безграничном, нескончаемом, непрерывном совершенствовании. Стоило только ему очертить привычный круг семейной жизни — дети, друзья, путешествия, безмятежность, сложный аромат неуловимой любви, — он тут же находил, что чего-то недостает. Ему начинало хотеться большего. Он стремился не просто к власти над молодой женщиной, а к полному обладанию всем ее естеством, каждой ее мыслью, каждым пережитым ею чувством, всеми гранями ее существования. Тедди подумал, догадывалась ли Барбара о его мыслях и поэтому сражалась, сама не зная почему, а теперь, уступив превосходящей силе, отдала в подарок крошечную частицу себя, сохранив все остальное, с тем чтобы перевести дух и перегруппировать силы. Осознавала ли она весь его порыв, бывший не чем иным, как жадным стремлением к возлюбленной, матери, сестре, которых олицетворяла для него молодая женщина, к некой высшей всеобъемлющей мадонне, которая в зависимости от времени являлась мириадами меняющихся обликов Деметры, Афины, Афродиты и царицы Дианы — возвышающейся над всеми грациозной всемогущей охотницы, — и в следующее мгновение превращалась в обреченную, замученную Барбару, стоявшую у трех окон, смотрящую на залитый солнцем двор в надежде, что явившийся на прощание ее отец откроет перед ней будущее.