Доун Линдсей - Американская кузина
Но если Соррел и предполагала, что здесь ей дадут послабление, то быстро убедилась в своей ошибке. Всякие прогулки по окрестностям были строго запрещены. Тетя Лейла, казалось, жила в постоянном страхе, как бы на них не напали и их не ограбили, и не сомневалась, что округа кишит разбойниками.
Если для Соррел жизнь в Англии была тяжелым испытанием, то и Ливия считала свою американскую кузину странным созданием, впрочем, как и Соррел ее. Ливия с первого взгляда решила, что Соррел не представляет для нее угрозы в качестве соперницы и, следовательно, не представляет интереса. Соррел не обиделась. Она знала, что не может сравниться красотой со своей кузиной, так как она не унаследовала неотразимой красоты сестер-близняшек. Она была больше похожа на отца и темными волосами и серьезными серыми глазами. И если девочкой она мечтала о золотистых локонах и голубых глазах, что унаследовала ее кузина, то теперь с грустью просила у Бога немного ума. Всю свою жизнь она старалась привыкнуть ко второй роли рядом с обаятельной красавицей, какой больше не надеялась стать. Ее мать все еще была столь хороша собой, что очаровывала мужчин любого возраста, в том числе и отца Соррел, в ее присутствии не замечавших других женщин. Еще малышкой Соррел запомнила смеющуюся мать в окружении молодых людей, добивавшихся ее внимания, и взрослых, то жалевших ее, ибо думали, что она страдает, не унаследовав и десятой доли очарования и красоты матери, то уверявших, что она еще расцветет и разобьет не меньше сердец, чем ее мать.
Они ошибались. Соррел не расцвела, она выросла выше матери, и, когда, наконец, до всех и до нее дошло, что неуклюжий застенчивый ребенок не в силах соперничать с матерью, уже было поздно. Бабочка упорно не желала вылезать из тесного и унылого кокона, и молодые люди продолжали кружиться вокруг бабочки-матери, вместо того чтобы ухаживать за незамужней дочерью.
Из самозащиты Соррел развила в себе непривлекательную независимость и неженственную любовь к лошадям и образованию, где ее мать не могла с ней соперничать. Обманывая всех, даже собственную мать, сама Соррел знала, что это всего-навсего самозащита. И если в минуты слабости она все еще имела глупость мечтать о красоте, обаянии и хрупкости, чтобы кому-то захотелось защитить ее даже от легкого порыва ветра, то об этом никто не догадывался.
Никому не подвластно менять свою природу. Молодых людей, если они ее замечали, отпугивали ее ум и колючая независимость, и они, наверное, весело посмеялись бы, скажи им, что ей хочется мужского покровительства.
Был, конечно, Вильям, из-за которого-то она и поехала в Англию. Несмотря на их помолвку, в их отношениях тоже не было ничего такого. Они знали друг друга много лет. Он сделал ей предложение, и она приняла его, потому что их семьи одобрительно смотрели на этот брак, и еще потому, что его и ее связывала настоящая теплая дружба, но вовсе не любовь.
Бедный Вильям умер, но только после его смерти Соррел поняла, что была еще одна, постыдная, причина для ее согласия. Замужество казалось ей единственной возможностью вырваться из-под тени красавицы матери.
Но если Соррел не унаследовала рокового очарования матери, то ее кузина Ливия обладала им в полной мере.
Она всех, тем более мужчин, умела заставить служить себе и, насколько Соррел разобралась в ней, считала себя центром Вселенной, по-детски веря, что весь мир должен вращаться вокруг нее, и удивляясь, если это кому-то было непонятно, особенно мужчинам. Соррел не сомневалась в слепоте неведомого маркиза, ехавшего навстречу своей судьбе.
По крайней мере его приезд дал ей неожиданную возможность сбежать. Соррел замечательно провела утро. Она побывала в деревне, несмотря на дом матери, а теперь с удовольствием скакала вдоль луга, определенно зная, что тетушка не скоро вспомнит о пропавшей племяннице. Молодая резвая лошадь, солнечное июньское утро и свобода- впервые за несколько недель.
Гнедая сбилась с ритма, как будто испугавшись неведомой опасности, и это напомнило Соррел, что надо быть повнимательнее и не мучить себя воспоминаниями о былом. Она послала лошадь вперед, наслаждаясь свободой и одиночеством и жалея, что пора возвращаться. Неведомому маркизу надлежало смотреть только на очаровательную кузину Ливию, будь она в своем новом роскошном наряде или в чем-нибудь другом, но тетя все равно расстроится, если Соррел опоздает к его приезду, и она решила доехать до ближайшего холма, а потом повернуть обратно.
По дороге Соррел попалась низкая каменная стенка, и она, на свою беду, решила перескочить через нее. У себя дома она слыла неутомимой и неустрашимой наездницей и привыкла кататься, где хотела, совершенно одна, и теперь она неплохо справлялась с молодой и игривой лошадью. Она все сделала правильно, но вдруг с ужасом почувствовала, как седло вдруг заскользило по спине лошади.
Сначала она удивилась и разозлилась, но не испугалась, предположив, что тетин конюх, который не одобрил ее одинокой прогулки, недостаточно сильно подтянул подпругу. Да и падение не так страшило ее, как то, что гнедая могла убежать и всерьез себя покалечить.
Все это молниеносно пронеслось у нее в голове, пока она отчаянно пыталась сохранить равновесие. Безнадежное занятие, особенно когда сидишь боком. Соррел попыталась откинуться назад, чтобы потом податься вперед, когда лошадь завершит прыжок, но увы... Соррел перелетела через ее голову, успев, правда, повиснуть на поводьях, чтобы не ударить в грязь лицом и все же благополучно вернуться с прогулки.
Она и предположить не могла, что ей так не повезет и по другую сторону ограды будут большие камни, поэтому она успела только сжаться в клубок, но не уберечь голову от удара.
Последнее, о чем она подумала, прежде чем потеряла сознание, было совершенно неуместным: она вспомнила, как настаивала на своей самостоятельности, а теперь... Теперь тетя Лейла мне не даст спуску, подумала она с досадой, и свет померк у нее в глазах.
Глава вторая.
Очнувшись, Соррел услышала приятный мужской голос, ободрявший ее:
- Вот и хорошо. Сейчас вам станет легче.
Кто-то заботливо растирал ей руки, и, на мгновение забыв, где она находится, Соррел радостно спросила:
- Вильям?
Однако стоило ей это сказать, как она вздрогнула, словно ее облили холодной водой. Она же в Англии, а Вильям умер. Глупо-то как!
Мужской голос заботливо произнес:
- Тихо, тихо. Не надо разговаривать. Будьте паинькой и отпейте глоточек.
Соррел открыла рот и неосторожно хлебнула добрую порцию обжигающей жидкости, в которой узнала бренди. От неожиданности она задохнулась, закашлялась и, отвернувшись, с трудом разлепила веки.
Оказывается, она лежала на земле и ее держал в объятиях совершенно незнакомый мужчина, низко склонившийся над ней. Его лицо выражало живейшее участие.
Соррел сразу же и совершенно не вовремя подумала о том, что никогда не встречала подобного красавца и он куда больше подходит ее кузине, чем неведомый маркиз. Оба они под стать друг другу - золотые божества из греческого мифа. У него необыкновенные голубые глаза, благородный профиль и неотразимо обаятельная улыбка.
- Ну, так-то лучше,- заметил он, улыбаясь. - Только лежите спокойно и не пытайтесь встать.
Говорить это не было необходимости, потому что Соррел чувствовала себя разбитой, опустошенной, и голова у нее кружилась, несмотря на бренди. Однако она уже почти вспомнила, что произошло, и произнесла с изумлением:
- Помню. Я упала. Не удержалась на лошади!.. Это я-то!.. А где моя лошадь? С ней все в порядке?
- Думаю, да, судя по тому, как она промчалась мимо нас,- с улыбкой ответил ее спаситель. - Мой друг как раз сейчас ловит ее. Но вам нельзя разговаривать. Вы ударились головой и были несколько минут без сознания.
Соррел подняла руку и, нащупав рану, поморщилась от боли. Кровь на пальцах ее не слишком встревожила, так как в этом месте, стоит чуть пораниться, крови всегда целый поток. Но зато опять сильно закружилась голова, и она смежила веки.
Заметив ее слабость, он вновь забеспокоился и предложил озабоченно:
- Может быть, сделаете еще пару глоточков? Увы, у меня нет с собой нюхательной соли, но, уверяю вас, бренди ничуть не хуже.
- Нет, не нужно,- пробормотала она, не открывая глаз, - голова уже почти не кружится, и кроме того, я не люблю бренди. Почти так же, как соль, уж если на то пошло.
Он засмеялся и, казалось, успокоился.
- Очень хорошо. Но, пожалуйста, не сердитесь на меня, выглядите вы пока еще не совсем хорошо. Честно говоря, вы меня всерьез напугали, когда я увидел, как вы тут лежите. Я даже подумал, а вдруг вы никогда не очнетесь.
Соррел открыла глаза, уже не сомневаясь, что выглядит по-дурацки со своей окровавленной головой и в грязном порванном платье. Зато ее спаситель, с досадой отметила она, одет на редкость элегантно, в куртку и сапоги из оленьей кожи, и совсем не похож на тех франтов, которых она видела в Лондоне. Это наблюдение никак не улучшило самочувствие Соррел.
