Сьюзен Хилл - Самервил (рассказы)
Часто, слишком часто мир отвечает безразличным молчанием на этот зов. Безысходной тоски полон взгляд мисс Рис, обращенный в пустой сад. Желание Осси развлечься - не попытка бесшабашного человека вытянуть у приятеля лишний фунт, но крик его мятущейся, гордой души, тайно мечтающей, что ее, быть может, отогреют участием, которое не измерить фунтовой бумажкой. Остаются без ответа письма Марты.
На стук усталого, измученного сердца у Сьюзен Хилл нередко откликаются дети, в которых жизнь еще не успела уничтожить врожденное умение слушать и слышать. На безнадежный, невыговоренный, лишь застывший в глазах зов мисс Рис о помощи откликается мальчик, с детства уже сам брошенный, еще не понимающий, но всем сердцем чувствующий, что мисс Рис необходимо его присутствие.
Во всех рассказах Сьюзен Хилл есть смерть. Умирает мисс Рис, умирает дочка Хэллоранов, умирает мадам Кюрвейе, умирает Осси... Смерть для Сьюзен Хилл - тоже закон сущего, имеющий трагически высокую власть над оставшимися в живых. Мы даже толком не знаем, при каких обстоятельствах умер близкий Самервилу человек, его друг Бартон. Да это и неважно. Важно, какие нравственные последствия имела эта смерть для судьбы Самервила. Она еще больше ожесточила его, превратила в живого мертвеца.
Всего в нескольких фразах рассказывает Сьюзен Хилл о сестре глухонемого Нэйта Туми, Берте. В девятнадцать лет она вышла замуж, видимо за хорошего человека, сразу принявшего в свою новую семью ее глухонемого брата. Тем горше была утрата Берты, когда всего через год после свадьбы молнией убило ее мужа. После похорон Берта носила только черное. Но смерть, убив в ней женщину, оставила живой душу. Научила еще больше сострадать чужому горю. Тема братства людей в горе, лишь пунктиром намеченная в рассказе "Дочка Хэллоранов" в линии Берты и ее мужа, стала стержнем самого светлого произведения Хилл - повести "В весеннюю пору года" (1974).
В страшных физических муках умирает отданная родственниками в больницу бабка Марты из рассказа "Самервил". И эта смерть имеет неожиданное, глубокое воздействие на души живых. Слишком рано познавшая жизнь, циничная, неизвестно от кого забеременевшая Марта была уверена, что ей будут безразличны болезнь и смерть бабки. Но бабка оказалась единственным существом, не корившим Марту за проступок. И в пустой девушке просыпается жалость...
Непосредственная близость смерти - безобразной, таинственной, существующей в реальной жизни, а не на пожелтевших от времени листках письма Бартона, пробуждает и Самервила. Впервые за много лет он выбирается из своего укрытья и идет взглянуть на умирающую бабку Марты, совершенно чужого ему человека. И хоть он в ужасе бежит из больницы, короста эгоизма дает трещину.
Впервые за долгие годы душа пробуждается от спячки. Самервил уговорил себя, что одиночество - это и есть счастье, что у него есть необходимое и желанное. Но внезапно он видит свое истинное лицо, понимает, что он - плохой человек, и, главное, осознает, что от себя, от нравственной ответственности перед людьми не спрятаться за стенами богатого дома. Самервил обуздал природу в своем идеально ухоженном саду, долго изучал повадки ежа и, наконец, приучил его к себе. А жизнь, не терпящую никакой искусственности, он подчинить своим ложным законам не смог. Она ворвалась в его размеренный быт, приняв облик молоденькой беременной женщины, которая из глубины собственного несчастья сумела докричаться до его оглохшего сердца.
Сьюзен Хилл - писательница слишком суровая и жестокая, чтобы рисовать светлые диккенсовские идиллии торжества добра. Мало что меняется к лучшему в судьбе ее героев. Жизнь оказывается сильнее: она с детства выбивает из-под ног основу, а случай, обернувшись болезнью, несчастьем, коверкает душу, озлобляет, губит. Малыш становится невольным виновником простуды, а потом и смерти мисс Рис, людская молва, конечно, объясняет смерть дочки Хэллоранов дурным глазом гробовщика Нэйта Туми. Не успев родиться, душа Марты сразу же умирает. Обстоятельства оказываются сильнее; стремясь вырваться из капкана своей семьи, Марта убивает ребенка, но гибнет как личность. Вот так вера, точнее, надежда, что можно достучаться в любое сердце, приобретает особый драматизм в трагическом мире Сьюзен Хилл.
Лаконичные рассказы Сьюзен Хилл содержат в себе историю целой человеческой жизни. В этой лишенной какого-либо дидактизма прозе очень важна вся поэтика повествования, мелодичное, как в музыкальном произведении, сцепление одного эпизода с другим, емкая, обладающая силой символа деталь.
Сьюзен Хилл любит группировать своих персонажей в своеобразные пары, с тем чтобы, столкнув противоположности, маску и лицо, помочь читающему без особого нажима увидеть суть. Вот они - ученый Самервил, суждения которого усвоили многие, и недалекая Марта, кюре Беньяк и убогий Марсель, крысолов Нелсон и глухонемой Нэйт, тетя Спенсер и няня Уэзеби. Но к этим парам неприложимы обычные мерки.
Хилл как бы говорит: "Вглядитесь пристальнее. Правда - не на поверхности. Она глубже, там - где сердце". Кюре Беньяк и Марсель. Оказывается, что образованный - невежда, а невежда владеет высшим знанием. В могилу мадам Кюрвейе, единственного человека во всей деревне, видевшего в Марселе живое, ранимое существо, этот несчастный зарывает свою самую дорогую игрушку - четки. Четки в символическом плане приближают Марселя к кюре. Но четки в руках кюре - давно уже только бессмысленная игрушка, стандартный атрибут. Тогда как четки в руках Марселя - знак истинного знания, мудрости души, которая пробуждает в конце рассказа духовно умершего кюре, возвращает ему утраченную гармонию бытия.
А контрасты холода и жары, порядка и буйства природы "Самервила" помогают создать особое внутреннее напряжение в этой строгой прозе, подвести читающего к нужному выводу.
Хотя в книгах Сьюзен Хилл нет броских примет времени, по которым было бы легко реконструировать Англию сегодняшнего дня, им нельзя отказать в значительности. И не только потому, что мастерски написанные, глубоко психологичные повести - лишнее доказательство органичности жанра рассказа для британской послевоенной прозы. В ряду имен первой величины: С. Моэма, В. Притчетта, У. Тревора, Дж. Кэри, Г. Бейтса, А. Кристи, Л. П. Хартли, Л. Даррела - эта молодая писательница занимает достойное место. Но есть и еще одна, не менее важная причина. Сознательно суженные границы книг не мешают Сьюзен Хилл ставить социально и этически точный диагноз "болезни", поразившей ее современников. "Болезнь" - это и одиночество большинства ее героев, и тоска по теплу и взаимопониманию, и эгоизм как смерть души и всего человеческого. Внимание к человеку, забота о его нравственном здоровье, умение сделать обычные, будничные слова такими необычными и нужными - именно эти черты объясняют успех прозы Сьюзен Хилл.
Е. Гениева
Дочка Хэллоранов
Он ел кролика, которого сам убил накануне, старательно обдирал мясо с костей, а потом макал хлеб в темный соленый сок. Мальчишками еще они с братом Нелсоном Туми ставили капканы на кроликов и на разных других зверюшек - ласок, горностаев - ради забавы, просто так и чтоб не отстать от охотника Фарли.
Как-то раз Нэйт один забрел в чащу и увидел олененка в капкане. Он высвободил ему ногу, и олененок заковылял прочь, а из раскромсанной ноги текла кровь и пятнала траву. Нэйт пошел за братом, привел к тому месту и показал пятна.
- Ну, и подохнет он, - сказал Нелсон и вздернул тощие плечи. И впервые Нэйт догадался, какой у него брат - подлый. - От зараженья подохнет. Это же яд.
В ту ночь он плакал, а он почти никогда не плакал, и он встал на рассвете и пошел искать раненого олененка. Он запомнил дрожащую спину, пот на светлом меху, глаза, уже собравшуюся в уголках липкую слизь. Он нашел только кровь, сухую и черную на папоротниках. Она вела к тому месту, где берег ручья обрывался в отвес и было не пройти.
С тех пор он больше не ставил капканов, но брата удержать он не мог, даже если бы мог с ним заговорить. Брат был очень высокий, руки и ноги у него были длинные, белые, безволосые, и очень острый нос. Он все молчал, таил свою злобу. Из школы он ушел и поступил в ученье к Лэйсу, крысолову, а потом, когда через три года Лэйс умер, дело досталось ему. С тех пор целых сорок восемь лет он каждое утро вставал ровно в семь и уходил из деревни, неся за спиной мешок для крыс, а по пятам бежали два мелких пса. Он ходил в бессменном светлом длинном дождевике и фуражке. Когда пес подыхал, он брал взамен точно такого же, и всем в деревне казалось, будто на его спутников пропаду нет. Он и звал их всегда одинаково - Гриф и Нип.
С годами Нелсон Туми стал сутулиться, а перед смертью чуть не вдвое согнулся. Лицо у него стало желтое, пустое.
Когда-то давно Нэйт ходил с ним на Солончак смотреть, как он ловит крыс в амбаре с зерном, и обмирал и томился, глядя на собак - они брюхом и мордами припадали к земле для броска, дожидались команды и, выказав зубы, двумя стрелами рвались вперед, на попрятавшихся крыс. Он запомнил лицо брата, брат стоял в тени не шевелясь, тонкий, белый, важный, как призрак; и он запомнил мозглый дух зерна. Он понял, что Нелсон рад, ему по нутру страшная служба. Его уважали в округе - ловить крыс он умел, и ему платили хорошие деньги, потому что крысы тут были просто беда, их боялись. Нэйта самого ужасали крысы, пока он не сделался совсем взрослый. А брата он так и не отучился бояться, и, когда тот умер, когда его унесли, ему стало даже легче.
