Эйми Карсон - В первый раз
Но спокойствие все же было нарушено. По телу пробегали мурашки при взгляде на мужчину, ставшего жертвой ее невнимательности, который вдруг превратился в спасителя. Казалось, после нескольких часов, проведенных в заточении, Жак уже не должна была ничего чувствовать, однако не каждый день тебя вытаскивает из-за решетки парень в смокинге, более шикарный, чем сам Джеймс Бонд…
— А я и не обсуждаю достоинства полицейского управления, — произнесла она примирительно. — Я просто… — Жак заставила себя встретить его пристальный взгляд, который тут же вызвал уже знакомую дрожь в ее теле.
Он был непозволительно привлекателен, особенно сейчас, когда от него так и веяло недовольством. Держать свое мнение при себе оказалось намного сложнее, чем думала Жак.
Она почесала подбородок, желая положить конец их спору.
— Я просто подвергла сомнению правомочность их действий.
— Уверен, полиция бы с удовольствием оставила вас в покое, — мягко произнес он. — Но они обязаны выполнять свою работу и следовать букве закона. А нарушение общественного спокойствия — это как раз незаконно, — саркастично закончил он.
Жак открыла рот, но тут же прикусила язык, вспомнив про Никки. «Думай о Никки», — сказала она себе.
Когда они столкнулись на улице, Блейк показался таким спокойным, расслабленным, но потом — в тюрьме — его ледяной профессионализм раскрылся во всей красе. Несмотря на случившееся, он оставался невероятно хладнокровным и равнодушным. И сейчас Блейк был прав, черт бы его побрал.
— Но я не хотела нарушать закон.
Блейк, словно приготовился слушать интересную историю, расслабленно откинулся на сиденье: ноги скрещены, рука лежит рядом с Жак, вызывающий взгляд устремлен на нее, поощряя удивить его очередной байкой.
— Тогда каковы были ваши намерения?
— Я — музыкальный терапевт в детском клубе «Соуф-глейд». Власти перестали его финансировать…
Ее сердце учащенно забилось, страх сжал грудь. Клуб был безопасной гаванью, где дети могли проявить себя; чувствовать себя комфортно. Жак едва ли пережила бы школьные годы без него. Она переезжала из одной семьи в другую, и только клуб всегда был постоянен. Только его она считала своим домом. Она не могла потерять его сейчас.
Пытаясь успокоиться, Жак погладила татуировку, которая скрывала шрамы на запястье. Она называла их воинскими ранами. Символы прошлого. Они служили напоминанием о том, кем она была раньше. И как далеко она была готова зайти.
Жак расправила плечи, поборов волнение.
— Поэтому я хотела привлечь внимание общественности к нашей проблеме.
— Угодив в тюрьму?
Он что, дразнит ее?
Жак вздохнула:
— Так Никки и оказалась в этом замешана: наш общий друг спросил у нее, как провести акцию и при этом не нарушить закон.
Блейка, казалось, ее рассказ не впечатлил.
— Ну, согласно отчету полиции, музыка, раздававшаяся из вашей машины, была достаточно громкой, чтобы нарушить спокойствие окружающих.
Жак вздрогнула и попыталась защититься:
— Я говорила Никки, что не очень-то легко попадать в такт, если ты даже толком не слышишь музыку…
Блейк продолжил, не обратив внимания на ее жалкие оправдания.
— Не считая того, что вы помешали прохожим, когда дотанцевались до пешеходного перехода, где затем, — тут он потянулся за рапортом и быстро пролистал страницы, — цитирую: «Отказались исполнить требование полиции и освободить переход». Конец цитаты.
Его взгляд снова уткнулся в нее, лицо Жак раскраснелось, а ведь она так не хотела показывать свое волнение. Поэтому она просто опустила голову и принялась сосредоточенно очищать шорты от песка, оставшегося после лежания на полу.
— Я не расслышала приказ полиции из-за громкой музыки, — пробормотала она.
— Вот именно, — холодно произнес он.
Жак посмотрела на прокурора, надеясь, что он не заметит выражение ее глаз, скрытых ресницами, и, немного осмелев, проговорила:
— Я не хотела заходить на переход. Я просто делала «червя», и меня потянуло немного не в ту сторону…
— Полагаю, сейчас вы имеете в виду то движение, когда вы волной распластались на животе, прямо на земле.
Блейк положил отчет между ними и снова сделал вид, что ждет не дождется продолжения ее истории.
— Это очень сложное движение…
— Это выглядело ужасающе.
Жак продолжила, не обратив внимания на его комментарий:
— И я нечаянно оказалась немного не там… и не заметила, что это слишком близко от перехода.
— Это стало роковой ошибкой, — сухо произнес он.
Сарказм прокурора уже серьезно действовал ей на нервы.
— У меня не было времени, чтобы отработать! — взорвалась Жак. — Нужно было срочно решить проблему с бюджетом, пока еще новость о сокращении свежа.
Он поудобнее устроился на сиденье:
— Поэтому притащить детей, за которых на вас лежит ответственность, на флешмоб и подвергнуться риску попасть в тюрьму показалось вам хорошей возможностью выказать свое недовольство.
— Я же сказала, я не пыталась нарушить закон.
Лицо Блейка — такое идеальное, смуглое и прекрасное — приняло странное выражение, и Жак вдруг поняла, что его забавляет все случившееся, хоть он и не одобряет ее действий.
Она прищурилась и внимательно посмотрела на прокурора:
— На самом деле вас это веселит, да?
— Только та часть, где ваш идеально спланированный танец пострадал из-за одного неверного движения. — Его губы дернулись, словно он пытался подавить усмешку. — В следующий раз тренируйтесь усерднее.
Его ирония раздражала Жак, и она сказала:
— В следующий раз офицеру Брауну стоит проще относиться к подобным вещам.
Блейк приподнял брови, его серые глаза потемнели. Он наклонился вперед, не позволив ей отвести взгляд.
— Уверяю вас, мисс Ли, когда дело касается человека, нарушившего закон, — его голос был обманчиво мягким, а красота лица — почти невероятной, — и я, и офицер Браун серьезно относимся к работе.
Жак чувствовала себя пойманной в ловушку его манящим взором, сердце бешено билось, отдаваясь в ребрах легкой болью. С трудом вырвавшись из пут его взгляда, Жак посмотрела на губы Блейка.
Замечательно. Его губы были именно такими, как ей нравилось. Полными. Чувственными. Их поцелуй мог бы довести девушку до безумия, заставить забыть о том, кто она такая.
Но этот супермен с глазами цвета стали определенно не подходил ей.
Пока они продолжали переглядываться, лицо Жак постепенно наливалось краской, но она как могла боролась со смущением.
— Вы что, читаете мне нотации? — невинно поинтересовалась она. — Это звучит как нотация.
Его губы тронула слабая улыбка.
— Ни в коем случае. Но поскольку против вас выдвинуто обвинение, вам придется прислушаться к моим словам.
Сжав губы, Жак отвернулась к окну и провела пальцами по кожаному сиденью. Снова посмотрела на Блейка. Смокинг, обтягивавший его широкие плечи, напомнил ей, что прокурор пожертвовал своим вечером ради нее, а она сидит здесь и бессовестно спорит по всяким пустякам. Жак сжала руку в кулак.
Чувство вины… только этого не хватало.
Она вздохнула:
— Послушайте, я знаю, у вас были планы. Мне жаль, что испортила вам вечер.
Он одарил ее ничего не выражавшим взглядом:
— Ну, это еще спорно.
— Спорно то, что мне жаль, или то, что испортила вечер?
На его лбу выступили морщинки.
— Я никак не могу оценить вашу способность к раскаянию. Но уверяю вас, — он сделал паузу, лоб разгладился, — я рад тому, что пропустил этот ужин.
— А зачем вы тогда туда вообще собирались?
— Обязанности, мисс Ли, — ответил он, немного удивленный ее вопросом.
Заинтригованная, Жак все же промолчала. Заработал кондиционер, и потянуло прохладой. В топе и шортах, которые как нельзя лучше подходили для танцев под жарким солнцем Флориды, Жак почувствовала себя обнаженной. По сравнению с этим непозволительно сексуальным прокурором при смокинге и лимузине она выглядела неряхой. Она попыталась прикрыться, потянув вниз край топа, но ее усилия были тщетны, поэтому она оставила ткань в покое и принялась потирать руки, желая согреться.
Блейк, заметив это, выключил кондиционер, и стало немного теплее.
— В следующий раз, когда соберетесь попасть в тюрьму, хотя бы оденьтесь подобающим образом.
Жак протяжно застонала:
— Мы можем просто сойтись на том, что я облажалась, и отставить уже эту тему?
— Так как я не знаю вас, мне придется взять с вас слово. — Его взгляд скользнул по ее груди, и атмосфера вокруг них взорвалась тысячами искр, словно небо от фейерверков в канун Рождества.
Сердце Жак бешено забилось, и она мысленно взмолилась, чтобы тело ненароком не выдало себя.
Блейк указал на ее топ:
