Сьюзен Льюис - Западня
На третий день Мэриан умылась, оделась и пошла платить за телефон. Но и после этого никто не позвонил. Она сходила в библиотеку, позвонила в агентство, где работала Мадлен, даже заглянула в «Шато». Их никто не видел.
Обратный путь в Клифтон лежал мимо музея. Мэриан битый час простояла перед ним на улице. Кругом кипела жизнь, а ей остались одни только муки одиночества.
Она пошла в банк, погасила все долги. Купила в супермаркете хлеба и банку фасоли, а в газетном киоске — «Индепендент» и карточку футбольного тотализатора.
Она стала ходить на работу, а потом часами слонялась по улицам, страшась вернуться в пустую, холодную квартиру. Постепенно данные матерью деньги растаяли. Пора было брать себя в руки.
В «Шато» Джеки и Шарон познакомили ее с Джейни — той было негде жить.
— Может, тебе будет легче иметь кого-нибудь рядом? — посочувствовала Джеки. — Пусть она поживет у тебя.
— Ты точно не знаешь, куда делась Мэдди?
Джеки покачала головой и проглотила комок. Никогда еще никто не смотрел на нее таким затравленным взглядом.
После того как Мэриан с Джейни ушли, Шарон спросила:
— Думаешь, она выдержит?
— Не знаю. Но за ней нужно присматривать.
— Почему?
— Как бы она не сделала что-нибудь такое, о чем мы потом горько пожалеем.
— Что ты имеешь в виду?
Джеки посмотрела подруге в глаза.
— Они были всей ее жизнью. Боюсь, если они не вернутся, Мэриан покончит с собой.
* * *Очутившись в гостиной, Джейни достала кошелек.
— Вот. Двухсот фунтов хватит?
Мэриан кивнула.
— Хочешь кофе?
— Конечно. Могу сама сварить. Надо же налаживать отношения.
На мгновение Мэриан показалось, что перед ней стоит Мадлен. Но нет — это была Джейни.
— Не нужно, я сама.
На кухне ей вдруг стало нечем дышать — словно незримая рука сдавила горло.
— Господи! Дай мне силы не сломаться!
— Ты что-то сказала? — спросила Джейни, входя в кухню с портативным магнитофоном.
Мэриан покачала головой.
— Сахару положить?
— Нет. Как тебе музыка? Я так просто балдею!
Глава 6
В семь пятнадцать утра Мэтью Корнуолл откинул одеяло, пнул болтавшиеся под ногами туфли и с грохотом закрыл окно. С недавнего времени он жил холостяком и обзавелся кое-какими новыми привычками, а сейчас, когда съемки пришлось приостановить, и подавно пристрастился начинать день не спеша, потихоньку-полегоньку. Ему нравилось спать с открытым окном — этой роскоши он был лишен все годы женатой жизни. Однако удовольствие было отравлено постоянно преследующим его кошмаром — громоподобной, сотрясающей стены музыкой. Разница была только в том, что теперь адская какофония доносилась не из соседней спальни, а из квартиры на пятом этаже. Неужели норма чужого вмешательства в его жизнь еще не выполнена? Он стал ненавидеть людей. Во всяком случае, таково было его настроение этим утром. Стоит ли удивляться, что он изо всех сил грохнул створкой окна: хоть какая-то разрядка.
Стекло задребезжало, но не разбилось. Проклиная себя за срыв (который, кстати, не принес ни малейшей пользы), Мэтью вернулся в спальню. В сущности, это был дамский будуар, где пенились сливочные, бело-розовые шелка и кружева в стиле «ретро». Стеганые пуховые покрывала идеально гармонировали с гардинами, а гардины — с обоями, платяными шкафами, абажурами и картинными рамами. Наручным часам Мэтью и рассыпанной на ночной тумбочке мелочи явно было неуютно среди пуховок и флаконов. Еще более неуместным казалось в этой обстановке обнаженное тело мужчины. Однако какие могут быть претензии? Хорошо уже и то, что эта дамочка сдала ему квартиру, пока сама на съемках в Венгрии.
Он прожил здесь больше двух месяцев, но еще не привык к одиночеству. Не то чтобы оно его тяготило. Если бы не хамство обитателей квартиры на пятом этаже, он наслаждался бы, воображая себя — хотя бы на несколько часов — единственным уцелевшим после какой-нибудь катастрофы жителем Земли.
Потребность в уединении явилась следствием неудачного брака, ставшего постоянным источником раздражения. Трудно сказать, когда именно произошло превращение Кэтлин в настоящую мегеру. Он ли был тому причиной? Мэтью знал одно: он больше не в силах выносить вульгарность жены. Ее грубый выговор кокни[4] скрежетом отзывался в мозгу. Кажется, когда они только поженились, этого не было. Впрочем, он уже плохо помнил, что тогда было. Помнил только, что готовился стать музыкантом и в девятнадцать лет едва не подписал выгодный контракт на поездку в Германию. Но Кэтлин забеременела, и не успел он глазом моргнуть, как уже стоял перед алтарем; а дальше — медовый месяц в Испании. Прощай, Германия, прощай, выгодный контракт. Впрочем, сожалений не было: посвяти себя Мэтью музыке, он не стал бы режиссером.
С тех пор прошло двадцать лет. Он оставался с Кэтлин только ради детей и потому, что человеку с его загруженностью и честолюбием было легче уступить, чем сражаться со вздорной мегерой. Он часто изменял жене; ее реакция в тех случаях, когда удавалось что-либо разнюхать, была просто ужасной. Потом он сделал новое открытие: дети, которых он обожал, превратились в неуправляемых монстров. В доме не разговаривали — только орали, или хохотали, или горланили, или на полную мощность врубали рок. Рев мотоциклов и автомобилей без глушителей сопровождался ревом маленьких чудовищ — его детей и их дружков, а также визгом вооруженной пылесосом жены. Ненависть к собственной семье росла как на дрожжах.
И наконец он ушел от них — полгода назад, перед своим тридцать девятым днем рождения. В то время он снимал фильм в Лондоне, недалеко от дома, и Кэтлин продолжала как ни в чем не бывало являться на место съемок (нередко в компании своей матери) с термосом горячего супа и последними сплетнями. У него волосы вставали дыбом при их появлении. Чего он не мог понять, так это поведения других членов съемочной группы: они делали все, чтобы дамы чувствовали себя желанными гостьями.
А впрочем, чего же тут не понимать? Мэтью был режиссером, а участь режиссера, как ни завидна, имеет свои издержки: его окружает лесть.
Или он превратился в циника?
Мэтью усмехнулся и, проведя ладонями по смуглому лицу, которое с возрастом стало еще красивее, направился в ванную. Нет, какой же он циник, просто очень устал. А сегодня ему предстоит исключительно трудная встреча.
Вот еще один недостаток его профессии: подлинная власть — у продюсера. А продюсер — тот самый, что сегодня специально приезжает в Бристоль, чтобы увидеться с ним, пока он снимает художественный фильм для четвертого канала, — уж точно заставит его поплясать, а может быть, и спеть, и походить на задних лапках, и покувыркаться через голову. Возможно, Стефани Райдер, получившая право на постановку «Исчезновения», даже потребует снова спать с ней. Но нет, это не в ее духе.
Звонок телефона заставил его выскочить из-под душа.
— Мэтью, ты дома?
— Нет, Вуди, в Изумрудном городе.
— Отлично. Когда возвращаешься? Пошлю кого-нибудь встретить твой воздушный шар.
— Неостроумно, Вуди. Ближе к делу.
— У нас проблема. Из числа тех, с которыми только вам, сэр, под силу справиться. Дело в…
— Сэнди. Что с ней опять случилось?
— Вы не догадываетесь?
— Может, и догадываюсь, но всегда остается надежда на что-нибудь новенькое.
— Не хочется тебя разочаровывать, но ты прав. Можешь приехать?
Мэтью по привычке взглянул на запястье — часов не оказалось.
— Без четверти восемь, — подсказал ясновидящий Вуди. — Ты только что выскочил из-под душа, чтобы ответить на звонок, и сейчас ломаешь голову, успеешь ли сюда перед встречей в «Хилтоне».
— Ловко! Ну и как — успею?
— Нет.
— Тогда какого…
— Я обещал. Меня нужно было бы гнать в три шеи, если бы я не докладывал режиссеру о капризах звезды.
— То есть, если я не приеду, она угрожает наклюкаться? Черт, и почему они все из одного теста?
— Увы!
— Передай ей: «Счастливо опохмелиться!»
Вуди гоготнул.
— Ты это серьезно?
— Вполне. Мы показываем ее мерзкую рожу во весь экран, а если она не способна отвечать за себя, при чем тут мы?
— К тому же Стефани Райдер сделает из тебя отбивную.
— Ты допрыгаешься. Ладно, скажи Сэнди, я приеду вовремя, чтобы сводить ее на ланч. Пусть Иан закажет столик у Харви. Да, ничего не скажешь, веселенький выходной!
— Ричард Коллинз в двенадцать улетает в Лалсгейт. Возьмешь его с собой на ланч?
— Был бы ты так умен, как притворяешься, не задавал бы таких вопросов. Закажи нам отдельный кабинет в «Холидей-Инн» на три часа, а до тех пор пусть не попадается мне на глаза. Устрой забастовку авиадиспетчеров или что-нибудь в этом роде.
— Запросто. А вот ради отдельного кабинета придется попотеть.
