Наталья Голубева - Судьбы изменчивые лики
Глядя на Дару, отвечая на ее вопросы, Алекс был здесь, рядом, слышал ее голос, но был вместе с ней в далеком мире своих иллюзий. Он представлял себя входящим в зал приемов президента. Перед ним распахивалась дверь, и диктор хорошо поставленным голосом объявлял: «Народный артист, лауреат, сенатор… с супругой». И все взоры сразу были обращены на них. На лицах гостей читалось восхищение, любопытство, хорошая зависть. Он слышал перешептывание соседей: «Какая красивая пара! Какое сочетание умудренности и молодости!»
На память пришли совсем другие воспоминания. Его обязательные выходы в свет были их с Вирги ритуалом. Он играл роль заботливого семьянина, внимательного мужа. Вирги счастливую жену и удачливую женщину. Чаще он слышал ставшие уже привычными слова: «Какие они все-таки разные!» Он вспомнил, какой сенсацией на курсе стала его женитьба, а затем и рождение одного за другим двоих детей.
Как все тогда изменилось в его жизни. Вирги никогда не меняла своего гражданства и всегда оставалась подданной своей страны. Это решало многие их жизненные проблемы. Гражданка иностранного государства не нашей системы не могла жить в обычной советской хрущевке, отводить своих детей в обычный районовский детский садик, ездить на репетиции в общественном транспорте, иметь плохую мебель или же гардероб среднестатистической советской женщины.
Алекс был выездным: то он должен был сопровождать жену в ее поездках по многочисленным родственникам, то отвезти или забрать детей после летнего отдыха у моря. Детей они тоже предусмотрительно записали на фамилию матери с соответствующим закреплением за ними гражданства ее страны. Они свободно могли перемещаться во времени и пространстве, отправляясь то в одну, то в другую страну. Для того чтобы дети нормально развивались, им необходимо было показать или живого слона, или же экзотический заповедник. И, конечно же, с ними всегда рядом был их любящий отец. Это помогало ему и в профессиональном плане. Встречи, контакты, благодаря которым он смог получать практически ежегодно выгодные контракты. Алекс объехал весь мир, тогда как его талантливый Митяй лез из кожи, чтобы выбить гастроли хотя бы по своей стране. Под поездки давали деньги, которые потом практически все возвращали в доход государства, но что-то все-таки оставалось. Он смог создать труппу, попасть в которую было престижно и непросто, собрать все титулы и звания в своей стране, стать лауреатом многих престижных международных конкурсов. Деньги, связи, свободный выезд делали свое дело и, несомненно, — его талант. В этом ни у кого не было сомнения. В минуты откровения перед самим собой Алекс часто с горечью думал, что было бы с ним, если бы не его женитьба? Вряд ли кто-нибудь и когда-нибудь смог бы узнать о его таланте. Взвешивая, что же он потерял в этой жизни, а что приобрел, Алекс всегда успокаивался. Да, его терзали мысли о том, что он обманывал. Обманывал себя, женщину, которая его отношение к себе воспринимала, скорее всего, как искренние, разыгрывал спектакль почитания ее родственников. Но все остальное стоило того, чтобы принести такую жертву. «Контора» отстала от него сразу, боялись огласки, слишком большим был для нее риск. Он стал свободным, Вирги нашла свое счастье, их карьера состоялась, у них были перспективы. Чтобы убедить в первую очередь себя в своем счастье, семейном и профессиональном, он давал много интервью, резюме которых было одно: «У нас хорошая семья».
У него, как у опытного театрала, уже давно был заготовлен сценарий, который дожидался своего времени. Он наконец-таки сможет перебраться сюда, как принято сейчас говорить, на ПМЖ. Будет наезжать в свою страну, по контракту ставить спектакли за хороший, естественно, гонорар, будет, разыгрывать роль патриота своей страны, который помнит о ней и продолжает работать, укрепляя авторитет. Это должно было принести ему бессмертие и интернациональную память.
Дара уже не одну минуту стояла над Алексом, не решаясь нарушить тишину. Он был глубоко в себе, в каком-то понятном только ему мире. Стон старухи заставил его очнуться. Алекс медленно сфокусировал свой взгляд на Даре. В этот момент он вдруг ощутил холодный страх, как когда-то очень давно, в той далекой Москве. Он неожиданно для себя осознал, что перед ним была реальная Дара в этом реальном мире. К нему вернулось забытое чувство, которое все нарастало и нарастало. Внутренний голос подсказывал, что если именно сейчас он не предпримет каких-то действий, то может потерять что-то очень важное в своей жизни. Судьба давала ему какой-то знак. Но какой? Ответить на этот вопрос Алекс не мог.
Он не помнил, как все это случилось. Страсть к Даре брала верх над рассудком, над его, только им написанными, жизненными принципами. Какая-то неведомая сила увлекала в незнакомый, но такой манящий мир. Алекс погружался в какие-то тайны, вокруг звучали удивительные, никогда ранее не слышанные им звуки. Его руки скользили по бархатистому телу. Он растворялся в будоражащих воображение запахах, сливался с ее плотью, ликовал от тех чувств, которые рождались в нем, но доселе не были ведомы ему, кричал от осознания того, что это был он, Алекс, и что никто не мог помешать его счастью, их счастью. За эти долгие годы он впервые был самим собой, делал то, к чему так стремилась его душа: хотел женщину до безумия и имел именно эту женщину, не изворачивался, не притворялся. Не искал варианты своей дальнейшей жизни и причины для успокоения. Все было естественно, желанно и так гармонично.
Алекс вдруг услышал знакомые звуки, которые зазвучали совсем странно. Они исходили откуда-то издалека и по мере приближения все усиливались. Мягкое шуршание набегающей на гальку волны сменялось шепотом, который исходил из морских глубин. Волны ласкали его своими звуками. Из морского чрева звучала зазывная мелодия. Музыка волн увлекала его все дальше и дальше в свои недра, как будто хотела отдать ему какую-то важную тайну, о которой он знал, но никак не мог отыскать ее, найти к ней путь. Сначала он искал ее в глубинах волн, устремляясь вглубь и преодолевая их волнение. Затем почувствовал какую-то необыкновенную легкость. Кругом наплывали волны, но Алекс спокойно пронзал их, устремляясь все дальше и дальше. Показался туннель. Алекс не ощущал больше своего физического состояния, его душа стремительно неслась по неизвестным, неземным просторам. Доселе чарующие звуки вдруг начали переходить в смех, сначала приглушенный, а затем все нарастающий. Он раздавался отовсюду. Алекс изо всех сил пытался оторваться от этих звуков, но они преследовали его все с новой и новой силой. Откуда-то из глубин выплыл незнакомый силуэт. Он то догонял Алекса, то отставал, то преграждал путь, смеясь прямо в лицо, то увлекал в свои глубины, то возвращался вновь. Алекс напряженно вглядывался и не мог понять, кто бы это мог быть. И вдруг он понял — это была судьба, его судьба, которая напоминала ему о том, как он с ней поступил, как надсмехался над ней в своей земной жизни, хотел обойти, обхитрить. Теперь судьба смеялась над ним, шутила, резвилась и дергала за те нити, за которые хотелось именно ей, ломая и круша все на своем пути.
Измир, Измир…
Дорога, то пропадая в густой растительности экзотических деревьев, то вдруг возникая меж ухоженных пастбищ и небольших горных деревушек, в которых несмотря на летний зной кипела сельская жизнь со всеми ее заботами о будущем урожаи, петляя в горах, медленно уходила ввысь. Из окна автобуса были видны долины, которые роскошно раскинулись среди старинных холмов, некогда покоившихся на морском дне. Казалось, море специально отступило от этих мест, уступив первенство суше, чтобы, наконец, раскрыть свои тайны и показать все это великолепие людям. Гранатовые рощи, сменяя оливковые, как бы указывали дорогу туда, где сходились небо и горы. Хотелось как можно скорее погрузиться в тайны этих мест, прикоснуться к святыням, впитать ту энергетику, которую веками привносили сюда посланники Всевышнего.
Глория ощущала себя частичкой огромного полотна, сотканного из пьянящих горных ароматов, прозрачного, струящегося ввысь воздуха, мелодий наплывающих переливов стрекочущих цикад, ласкающих слух. Незримая связь с этим миром, напоминающим рай из библейских писаний, вызывала какую-то особую легкость. Недавние проблемы становились такими нелепыми, даже абсурдными. Своими мыслями она приближалась и приближалась к последнему земному пристанищу Богородицы, Пресвятой Девы Марии, которая готовилась тут обрести вечность, чтобы посылать потом людям свою любовь, стать их заступницей. Хотелось думать о возвышенном, поклониться этим святым местам, помолиться за здравие живущих, очистить свою душу. И вовсе не верилось, что еще недавно было совсем не здорово на этой самой душе.
Усталость ощущалась во всем. Казалось, груз проблем уже начинал подпирать возраст, который неумолимо приближался к своей середине. Перегрузки на работе, которые просто не могли не сказаться на ее отношениях с Макси, окончательно выбили Глорию из колеи. Она интуитивно чувствовала, что, несмотря на внешне прежние отношения, они начали отдаляться друг от друга. Глория вовсе этого не хотела. Она стремилась к Макси душой, оставалась в плену их совместных планов, которые еще недавно были частью их общей жизни, но подсознание уже подсказывало, что им не суждено было исполниться. А потом этот скандал, так не похожий на сдержанного, всегда понимающего Макси. Он был вне себя от гнева, когда узнал, что из-за ее занятости ему опять предстоит менять свои планы, откладывать их совместный отдых, а значит переносить и запланированный, выкроенный с таким трудом, отдых с детьми и горячо любимыми очаровательными внуками. У Глории еще сохранялась надежда на примирение. Она скорее по установившейся традиции продолжала посылать эсэмэски, по электронке сбрасывать какие-то послания, но ответа все не было и не было. В одночасье наступил какой-то вакуум. Казалось, что все напоминания о себе уходили в неведомое доселе пространство и умирали там в глубокой печали. На столе в ее спальне все еще стоял роскошный букет любимых желто-кремовых хризантем, присланных Мак си. «Как порой бывает изменчива судьба», — погруженная в свои печальные мысли думала Глория. Еще утром твое сердце было переполнено счастьем, тебя любили, и, казалось, весь мир был к тебе благосклонен. А уже после обеда ты становишься совсем другим, подавленным, отказывающимся понимать, что оказался в другой жизни, другом измерении и такое понятие как «женское счастье» становится и вовсе абстрактным, относящимся к кому угодно, только не к тебе. Еще недавно, глядя на себя в зеркало, строила совсем реальные планы отдаться во власть пластического хирурга, что-то изменить в своем имидже, манерах. Сегодня же все это кажется таким ненужным. С нескрываемой иронией, бросая взгляд на свое кислое отражение в зеркале, уже в который раз задавалась банальным вопросом: «Зачем?»
