Дебра Кент - Дневник В. Разрыв
Мэри канючила:
— Пожалуйста! Надо сходить в магазин…
Я схватила листок и разорвала.
— Роджер врет тебе! — Нелегко было говорить сквозь ее всхлипы. — Он просто лжец, Мэри. Неужели ты до сих пор в этом не убедилась? Никто тебя не вышвыривает из страны!
Сказала, что займусь получением гражданства для нее.
— Все будет хорошо, — твердила я, сама не очень в это веря.
На сегодня все.
В.
5 марта
Дейл позвонил сегодня утром, как раз когда я выдергивала Пита из постели. Схватила трубку.
— Алло?
— Сколько сюрреалистов нужно, чтобы ввернуть лампочку?
Сердце подпрыгнуло от радости. Дейл, социальный работник медцентра, мой тамошний лучший друг, один из немногих, кто знал меня еще в прошлой жизни и не исчез с горизонта. Дейл помнил меня в колготках, на высоких каблуках, с изящным портфельчиком — женщиной, которая зарабатывала свои собственные деньги.
— Не знаю, Дейл. А правда, сколько?
— Купилась! — Он подождал, пока я рассмеюсь. — Эй, ты слышала что-нибудь о дислексике, страдающем бессонницей? Представляешь, не может ни читать, ни удерживать информацию! Бродит всю ночь, размышляя: «Неужели на свете действительно есть собака?»
Мне сразу стало как-то светлее и веселее. Выяснилось, что Дейл ушел-таки наконец из центра.
— Слишком много бюрократии там.
— А дальше что собираешься делать?
— Ну, мы с Эриком думали податься в Вермонт и там пожениться, но я на дух не переношу высокомерных задавал из Новой Англии. Так что, думаю, мы останемся здесь. Прикинулись братьями. Наши соседи сверху хорошо к нам относятся.
— Шутишь? Вы с Эриком прикинулись братьями?
— Ну да, сказали, что мы близнецы. Разнояйцевые, поэтому и не похожи.
— Так вот почему ты белый, а он черный!
Дейл рассмеялся:
— По правде говоря, мы просто не общаемся с соседями. Это нас вполне устраивает, они все такие замшелые!
— Лучше вам в самом деле поехать в Вермонт. Хоть братьями не надо будет прикидываться.
— Наверно. Ладно, хватит уже обо мне. Что у тебя происходит?
Пока Пит чистил зубы, я коротко описала Дейлу мое положение: Эдди, Диана, постоянные измены Роджера, папина болезнь, Мэри, развод…
— О-о-о, малыш, это тяжкий груз! На целую жизнь хватит. Как ты находишь в себе силы вставать по утрам?
— Есть одно волшебное средство, прозак называется, — сказала я.
— Добро пожаловать в компанию.
— Ты тоже?!
У нас словно появился общий секрет.
— Да, мэм. Каждый день, вот уже девять месяцев. Не откажусь от дозы ни за какие коврижки.
— О, Дейл, я так рада тебя слышать! Я скучала по тебе.
— Взаимно, друг мой, взаимно.
Мы решили пообедать вместе на следующей неделе. Пора было везти Пита в школу.
— Кстати, — добавил он. — У меня есть очень пикантная новость о нашей старой знакомой.
— О ком?
— Мариса, Клариса, как там ее… ну, эту шлюху.
— Господи Боже! Расскажи.
— Не-ет, не сейчас. На следующей неделе, за обедом. Тогда ты точно от меня не отвертишься!
Вечером, уложив Пита спать, я пыталась объяснить Мэри свое отношение к абортам. Отношение скорее интуитивное, чем порожденное общественным мнением, поэтому я сомневалась, стоит ли им делиться. Меня нельзя причислить к ярым противникам абортов, вряд ли когда-нибудь встану с плакатом возле Института семьи. Мое мнение по этому вопросу определилось под влиянием Терезы, сестры. Как-то мы с ней сидели на кухне, и я заметила на столе муравьев. Роджер тут же передавил бы их прямо пальцами, но меня что-то заставило собрать насекомых в пластмассовый стаканчик и вытряхнуть на улицу. Так я обычно поступала с мышами, жуками, молью, даже с тараканами.
— Смотри, сестренка, — заметила Тереза, — у тебя не хватает духу убить крошечного муравья. Но убийство развивающейся личности ты считаешь нормальным!
Я не стала спорить, понимая, что это бесполезно, но ее слова застряли в голове. Потом, когда я была беременна Питом, мое отношение к абортам стало еще более неоднозначным.
Выкопала книгу с крупными фотографиями, сделанными внутри матки. Я ее сама почти каждый день читала, когда была беременна. Перелистывая страницы вместе с Мэри, я твердила себе: «Это тело Мэри, а не мое, ее беременность, а не моя, ее личный выбор, а не мой». Все так, но я в зеркало не смогла бы смотреть, совесть заела бы, не предложи я ей хотя бы возможность другого выбора. Надеюсь, она передумала. По крайней мере, больше не спрашивала о травах и не звонила тете Эсте. Так что, думаю, все в порядке. Пока.
На сегодня все.
В.
6 марта
Проявила фотопленку. Выяснилось, что пришло время снова воевать с лишними килограммами. Первые несколько снимков были сделаны около года назад, когда я ежедневно занималась гимнастикой, иногда даже дважды в день, и каждый вечер ела «диетические блюда». Примерно тогда же я впервые встретила Бена. Помню, как уверенно я чувствовала себя на тренажере в брючках стрейч и тугой футболке.
Ближе к концу было несколько фото, которые Пит нащелкал на днях, когда я готовила обед. Прошел год, но я выгляжу старше лет на десять. Руки — два дельфина-близнеца, лицо — перезрелая дыня. Пока Пит восхищенно рассматривал фотографии, я сгорала от стыда. Что произошло? Куда подевалось желание сохранить тело изящным и гибким? Раньше покупка одежды была увлекательным экспериментом: я могла носить черные брючки «капри», прекрасно чувствовала себя в шортах и купальниках. Глядя на стройных женщин, я причисляла себя к этой элите нашего общества, которая может, не задумываясь, носить безрукавки, короткие юбки, кофточки в облипку. Знакомые останавливали меня на улице, просто чтобы сказать: «Вы фантастически выглядите! В чем секрет?» Одна из мамочек-домоседок, решившись выйти на работу, призналась, что я вдохновила ее на это. Что бы они сейчас обо мне подумали?
Я вытащила из шкафа брючки «капри» вместе с прочей одеждой маленьких размеров и мазохистски подсчитывала, сколько денег потрачено на тонкое тело, которое мне, видимо, иметь уже не суждено. Потом как-то незаметно перешла к поиску больших эластичных трусов с мягким поясом. Там, где белье врезается в кожу, остаются уродливые красные отметины. Как я могу даже думать о том, чтобы снова начать встречаться с мужчиной, раздеться перед ним, позволить ему обнять меня за талию? Хотя, конечно, по-человечески я признаю право на флирт за каждым, независимо от размера одежды и физической формы. Мама с соседками обычно фыркают в сторону женщин, которые «позволили списать себя со счетов». Каждую беременность мама строго следила за калориями и ни разу не набрала больше пятнадцати фунтов — она мне этим все уши прожужжала. Однажды я застала ее плачущей в спальне и жутко испугалась: не иначе как отец попал в аварию по дороге домой. Оказалось, что мама поправилась на три с половиной фунта.
Невозможно смириться с мыслью, что у меня такое обрюзгшее тело. Каким-то краем сознания, еще не вспаханным успокоительными, я чувствую к нему сильнейшее отвращение. Так недолго стать не только толстухой, но и унылой мямлей. Я в ужасе от всех этих постоянных упражнений, урезанных порций, взвешиваний, измерений, подсчета калорий.
Но результат стоит того. Когда-то у меня была цель, надо снова ставить ее перед собой. К черту нерешительность! Если в этом виноват прозак, — а врач говорит, такое возможно, — с прозаком покончено. Лучше свихнуться, чем растолстеть.
На сегодня все.
В.
7 марта
Звонил Роджер, выдал сводку новостей. Он «произвел расчеты» и пришел к выводу, что даже с алиментами я не смогу жить на том уровне, к которому привыкла.
— Вэл, посмотри правде в глаза, — талдычил он. — Ты не можешь позволить себе жить без моих доходов. У тебя такие запросы! Спустишь все до нитки еще до того, как Пит пойдет в третий класс.
Я содрогнулась.
Он продолжил:
— Забудь о разводе, давай снова создадим полноценную семью!
Я бросила трубку, выдернула шнур. Завтра Омар должен снять показания с Роджера. Жду не дождусь этого момента. Что он наплетет о своем состоянии? Во всяком случае, правду не скажет, я просто в этом уверена. Если верить Омару, чем меньше он назовет, тем больше я получу.
На сегодня все.
В.
8 марта
Снятие показаний прошло по плану. Омар как в воду глядел. Мой верный кандидат в бывшие мужья утверждал под присягой, что не имеет никакой иной собственности, кроме доходов от театральных постановок, небольшого преподавательского заработка и нашего общего с ним имущества: дома, машин и прочего. Ни словом не обмолвился о счетах в швейцарских банках и на Каймановых островах, о картинах, наличных деньгах и золоте. Дом на Черном озере даже не упомянул! Омар планирует оспорить его заявление и, принимая во внимание ложь под присягой и другие преступления Роджера (сексуальные домогательства, изнасилование несовершеннолетней, двоеженство), заявить, что я имею право не только на половину, но на всю его скрытую собственность целиком. До сих пор не могу поверить, что суд это проглотит, но Омарова уверенность непоколебима.
