Дебора Тернер - Гавайская рапсодия
В этом был резон. Агентство, безусловно, должно было получить свои комиссионные за неделю ее работы.
- А это надолго?
- Мне через восемь дней нужно лететь в Лондон. До этого времени коттедж наш.
- И никаких обязательств?
- Абсолютно никаких.
Как все просто, думала она, уже не зная, зачем протестовала Тебе, Констанс, даже не нужно самой принимать решение. За тебя вес продумали и решили. Точнее, одно решение ты все же должна принять, и ты уже знаешь, каким будет оно. Ты знала это уже тогда, когда впервые увидела его.
- Не правда, - мягко ответила она.
Он поднял вверх руки, словно сдаваясь.
- Видишь, что ты со мной сделала? Я еще никогда не хотел так сильно ни одну женщину. Но ты свободна в своих желаниях и поступках, - сказал Сидней, и его лицо выразило такое страдание, что Констанс стало жалко его. - Здесь две спальни. Если хочешь, можешь спать одна, хотя, должен тебе сразу сказать, я буду очень стараться убедить тебя спать в моей постели. Если захочешь, ты можешь уехать отсюда, я не буду тебя удерживать. Но я очень хочу, чтобы ты осталась, девочка моя.
- Хорошо, - не глядя на него, тихо ответила Констанс.
Этим одним словом она выразила сразу все чувства, которые переживала в этот момент: и влечение к нему, и смущение, и страх перед будущим, и конечно же согласие. Да, она была согласна на все, лишь бы быть рядом с ним. Констанс знала, что Сидней это понял.
Его руки с силой обхватили ее. Он прижался головой к ее щеке и держал ее так долго-долго. Потом разжал руки и спросил:
- Что ты сейчас хочешь? Может, есть?
- Хочу пойти в душ, - запинаясь проговорила Констанс.
- Я принесу твой чемодан-. Спальня направо, третья дверь отсюда. Там две ванные, выбирай любую.
Констанс выбрала ту, что была отделана голубым кафелем. В большом зеркале она увидела свое испуганное лицо. Да, не скажешь, что я выгляжу лучшим образом. Надо привести себя в порядок. Скинув одежду, она с удовольствием погрузилась в теплую воду и постаралась расслабиться. Сидней не вошел туда, и Констанс с трудом подавила досаду. Она понимала, что Дрейк умен и опытен. Похоже, он дает ей время освоиться, хотя она все же ждала от него скорее настойчивости, чем тактичности.
На двери висел большой белый махровый халат. Он был похож на все подобные халаты, отличаясь от них своим превосходным качеством. Да, деньги не могут купить любовь, но они определенно обеспечивают комфорт.
Совершенно очевидно, что на свою зарплату Сидней не мог бы позволить себе этот роскошный уединенный коттедж, значит, он расходует свое наследство.
Видимо, Сидней, как и его отец, хочет завести себе постоянную любовницу. На какое-то мгновение Констанс засомневалась, достаточно ли ей этого. А вдруг это прелюдия к тому, чтобы сделать ей предложение?
Господи, да она просто совсем поглупела от радости! Основу брака составляют любовь и уважение, а она не любит Сиднея.
И он, конечно, не настолько неискушенный человек, чтобы решить, что для брака достаточно четырехдневного знакомства и сильного сексуального влечения. Нет, разумеется. То, что между ними произойдет, это романтическая версия довольно тривиальной истории, подумала Констанс.
Она лишь хочет, чтобы они прекрасно провели отпущенное им время, чтобы она насытилась любовью с ним настолько, чтобы больше не желать его. Главное сейчас обо всем забыть и не думать о плохом. Впереди неделя, и пусть она будет счастливой для них, а потом они разбегутся в разные стороны.
На самом деле ей следовало бы покинуть этот коттедж прямо сейчас. Она так и сделала бы, если бы была чуть сильнее. Но она не в состоянии отказаться от своего счастья, пусть даже такого кратковременного.
Сняв с мокрых волос полотенце, она достала из зеркального шкафчика фен. Слава Богу, ее волосы укладываются очень легко. Констанс хотелось быть красивой для Сиднея. Она подарит ему неделю, которую он никогда не забудет.
Десять минут спустя она нерешительно вошла в спальню. Должно быть, Сидней услышал ее шаги, так как вернулся с веранды. Его лицо буквально светилось, когда он увидел ее. И она с удивлением поняла, что он вовсе не так спокоен, как хотел бы.
- Я подумал, что ты сама пожелаешь распаковать свои вещи, - сказал он. Но, если надо, я могу вызвать горничную.
- Нет, - смущенно ответила Констанс. - Сидней, нам надо поговорить, прежде.., прежде чем это произойдет.
Его глаза пристально смотрели на нее, губы изогнулись в улыбке.
- Я рад, что ты понимаешь, что это произойдет. А что ты хочешь сказать мне?
Гораздо легче было разговаривать мысленно в ванной, чем глядя в эти внимательные, нежные глаза, которые светились желанием. Кон-станс чуть было не пошла на попятную.
Но она собралась с силами и сказала:
- Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление... То есть.., мы не должны себя обманывать. Ни ты, ни я. Иначе будет нечестно... - Слова не шли у нее с языка.
Сидней замер в ожидании. Повисло тяжелое молчание. Капельки пота выступили у нее на висках, на верхней губе. Она не могла справиться с волнением.
- Так что же? - нетерпеливо спросил он.
- Мне кажется... Вернее, я уверена, что все это не должно перейти в какие-то длительные отношения. Это невозможно, - наконец выдавила она из себя.
- Разумеется, ты права, - тихо сказал он. - Это просто одна из шуток судьбы, которая ловит людей в ловушки чувственности. Это неразумно, доставляет много беспокойства, но сделать ничего нельзя. Насколько я понимаю, мы оба оказались беспомощны перед этим чувством. Мы пытались с ним бороться, но ничего не вышло, по крайней мере у меня. Констанс покачала головой.
- У меня тоже.
- Таким образом, поскольку ни ты, ни я не хотим оставаться в этой ловушке, за эту неделю мы насытимся друг другом, получим удовлетворение и только тогда сможем смотреть друг на друга трезво. Ты это имела в виду?
Именно это она и хотела сказать. Но почему в таком случае ей стало так больно, когда он уверенным, бесстрастным голосом оговаривал границы их романа?
Стараясь не менять выражения лица, Констанс кивнула. Когда она заговорила, ее голос звучал спокойно и ровно:
- Да, лучше не скажешь. - Она пожала плечами. - Я хочу иметь возможность смотреть на тебя и не думать о том, что могу быть обманутой, брошенной. Я вообще не хочу ничего чувствовать.
Были ли эти слова некоторой провокацией? Если да, то она зря старалась, так как Сидней посмотрел на нее долгим немигающим взглядом и с холодной улыбкой закончил:
- Зато теперь мы оба знаем, чего хотим. Констанс поняла вдруг, что в глубине души надеялась услышать от Сиднея слова о безрассудной любви, застигшей его врасплох, о том, что он не мыслит жизни без нее. Его хорошо взвешенные слова и истинно дипломатический тон вонзались в ее сердце, словно острые стрелы, убивающие в ней надежду.
Но я же не люблю его! - успокаивала себя Констанс. И никогда не полюблю!
- Я не привыкла к таким вещам, Сидней. Я не вполне понимаю, как должна вести себя.
В его глазах промелькнула тревога, но он ответил спокойно:
- К моим привычкам это также не относится. А теперь, раз уж мы договорились о правилах игры, может, хочешь что-нибудь поесть?
- Нет, спасибо, - сказала она. - Я перекусила в самолете.
И вдруг она заметила, что самообладание покинуло его, он был готов наброситься на нее, как на добычу. Констанс почему-то стало страшно. У нее перехватило дыхание. Она смотрела ему прямо в глаза.
- Тогда, может, ты хочешь отдохнуть? - смущенно спросил он.
Стараясь не потерять чувства реальности, Констанс с удивлением прислушивалась к обуревающим ее ощущениям - по ее спине точно пробежали электрические разряды, она вся как-то сразу обмякла, внизу живота разлилась теплота. Воля и разум покидали ее.
И в то же время ее охватила безумная страсть. Из последних сил возвращаясь к реальности, она разлепила губы и сдавленно проговорила:
- Сидней, я не принимаю таблеток.
- Я об этом позабочусь, - сказал он, и его взгляд остановился на ее губах. Затем его палец коснулся жилки, предательски бившейся на ее шее. - Я обо всем позабочусь, - медленно и отчетливо подбирая слова, повторил он. - Обо всем, чего ты хочешь, обо всем, в чем ты нуждаешься, Констанс. Скажи мне, и я все сделаю для тебя...
- Я хочу тебя. - Не в силах смотреть в его сверкающие глаза, Констанс опустила ресницы. - Тебя всего. Целиком. Это все, чего я хочу.
Время уже не отсчитывало секунды и минуты, оно хлынуло потоком и захлестнуло их. Осталась лишь глубина неведомого доныне измерения, более подлинная, чем время.
Неизвестно, как долго они простояли вот так, прижавшись друг к другу, переполненные желанием и нежностью.
Когда она подняла к нему лицо, словно безмолвно призывая его, он жадно поцеловал ее. Потом, оторвавшись от ее губ, он посмотрел на нее сияющими глазами, его лицо светилось.
- Ты единственная женщина, которая мне нужна, - тихо сказал он.
