Марджори Иток - Рассвет на закате
Тут Элинор вспомнила, что окно в кладовой не закрыто. Оно располагалось прямо над ней, слева от крыльца. Она поднялась, вытянулась и внимательно вгляделась в него. Если она придвинет скамейку и поставит ее прямо под окно… Туфли на высоком каблуке, как и дождевик, служили помехой. Она сняла и то и другое, положила в сумку, затем залезла на скамью и, встав на цыпочки, попыталась дотянуться кончиками пальцев до подоконника. Эта операция стоила ей двух сломанных ногтей, один из которых причинил ей ощутимую боль. Она обронила крепкое словцо, которое ковбой-племянник мог бы оценить, если бы слышал. Надо чем-нибудь поднять окно. В бардачке «шевроле» имелась отвертка. Взяв ее, она прошлепала обратно по острому гравию, что было не слишком приятно, поскольку на ее ногах были лишь чулки, и взобралась назад на скамейку. Сработало. Оконная рама поднялась с тихим скрипом примерно на фут — выше дотянуться ей не удалось. И что дальше? Она даже подбородком не могла достать до подоконника. Вот если бы ей удалось подтянуться на локтях, быстро изогнуться и оттолкнуться ногами… Легко сказать. Коленки в чулках так же, как и пальцы ног, соскальзывали. Волосы упали на лицо, щекоча нос.
Она спрыгнула вниз и приглушенно чихнула. А затем попыталась снова. Почти успешно. Еще раз. Она упорно цеплялась за стену, стараясь не слишком громко сопеть и пыхтеть. Внутри чулана что-то упало и покатилось по полу. Ее платье было утыкано щепками с подоконника и порвалось. Она ударилась макушкой об оконную раму. Еще один, более удачный, отчаянный толчок…
— Дайте-ка я помогу вам, — произнес жесткий глубокий голос.
Чьи-то руки подхватили ее, тяжело втащив внутрь. Она шаркнула коленями по подоконнику. Платье порвалось еще в одном месте с громким треском. Перетащив ее через выступ окна, пальцы разомкнулись и выпустили ее, и она нескладной бесформенной массой опустилась на пол. Одновременно при свете лампочки, горевшей в чулане, она обнаружила, что смотрит прямо в круглое отверстие дула пистолета, и над ним — гневные глаза Бентона Бонфорда.
Без дурацкой шляпы волосы его выглядели густой белой копной. Банный халат, который не подходил ему по размеру, открывал на обозрение широкую грудь и белые, покрытые рыжими волосами ноги, длинные и толщиной способные сравниться с могучими деревьями.
Угрожающее выражение на его лице сменилось отвращением, и он опустил пистолет.
— Проклятье! — сказал он. — Да это девица Райт. Какого черта вы здесь делаете?
Растрепанная, сидя на полу, она, мягко говоря, чувствовала себя не в своей тарелке. Собрав последние крошки собственного достоинства, она встала на непослушные ноги и очень холодно произнесла:
— Я здесь живу.
— Вы здесь что?
— Я живу здесь. А вы заперли двери.
— Какого черта! Откуда мне было знать? Никто мне не сказал.
— А вы и не спрашивали.
— У меня не было возможности спросить. Если я правильно помню, то мне было велено убираться и ехать в дом. Все это было сказано в неопределенных выражениях. Вот я и убрался, Господи, Боже мой, и приехал в дом.
Элинор сказала:
— О! — что выражало окончательный приговор всем тупым мужчинам в мире, неважно, белокурым или нет. Скрипнув зубами, она болезненно разогнулась. Он стоял, прислонившись к стойке чулана, скрестив могучие руки, как у морячка Попая[23], на груди и покачивая страшным пистолетом, и не предпринимал ни малейшей попытки помочь ей.
Вообще-то, очень сложно держаться с достоинством, будучи в разорванном платье, в разодранных в клочья чулках и без обуви. Но она постаралась. Элинор попыталась натянуть порванное платье на бесполезную в данном случае кружевную сорочку одной рукой, и одновременно другой пригладить растрепанные волосы. И почти с горечью сказала:
— И нечего грубить.
— Грубить! — Казалось, его отвращение еще более возросло. — Слушайте, дамочка, я только что потратил три недели драгоценного времени уборочной страды в том месте, которое теперь называют Россией, чтобы заключить сделку на зерно, которая принесет выгоду кому угодно, только не мне. Затем я приезжаю домой, и тут выясняется, что моя женушка, эта двуличная Джилл-милашка, воспользовалась удобным случаем и в мое отсутствие отправилась в Лас-Вегас или еще в какое-нибудь проклятое местечко, где легко начать бракоразводный процесс, таким образом положив конец моей второй попытке обрести семейное блаженство. Моя тетка умерла — это была единственная родственница, которая кроме моего деда когда-либо задавала мне хорошенькую встряску, каковы бы ни были ее личные наклонности. Она оставила мне, как сказал парень по телефону, антикварный магазин со всем содержимым, который нужен мне, как лишняя дырка в голове. Когда я приехал, чтобы разобраться с делами, то обнаружил большую компанию горожан, которые определенно праздновали ее кончину при помощи пирожных и эля. Конечно, вы понимаете, что я не слишком взволнован. Когда милашка в голубом сказала мне убираться к черту, я убрался. Затем, расслышав любопытные звуки в темноте, я обнаруживаю, что та же самая милашка взламывает дом моей тетки. Так что можете признать, миссис Райт, если так вас зовут, что, следуя логике и положению вещей в данный момент, мне есть от чего помрачнеть.
Да, эта речь была длинной.
Элинор прикрыла глаза в ожидании, когда он закончит. Ее голова страшно болела. Коленки и локти кровоточили. Ей казалось, что из-за такого тяжелого трюка, как перелезание через амбразуру окна, ее тело сейчас распадется на части.
Когда он наконец заткнулся, она процедила в ответ сквозь зубы:
— Я устала. Я не в состоянии даже ответить вам или сделать что-нибудь. Добро пожаловать в наш город, мистер Бонфорд. Если вы хотите съесть что-нибудь, то в холодильнике есть ветчина и молоко.
— Я нашел ветчину, молоко пахнет забавно, а легкое пиво я не пью.
— …И хлеб в хлебнице, — продолжала она, не обращая внимания на его слова. — Мы сможем продолжить нашу оживленную беседу утром. А сейчас я намерена лечь в постель.
— В свою или в мою?
Элинор вытаращила глаза. Он улыбался, но она видела в этом мало смешного.
— Просто я хотел внести ясность, — сказал он. — Джилл научила меня одному: ничего не считать само собой разумеющимся. Пусть все будет изложено в письменной форме.
Он был так же непохож на Марвина Коулса, который сказал однажды то же самое, как тушеное мясо не похоже на копченую сосиску. Но образ мышления у них казался одинаковым.
Прежде чем Элинор успела подумать, у нее вырвалось:
— Должно быть, у вас был интересный союз.
— Как и у вас, — ответил он, — если, конечно, то, что я краем уха слышал сегодня вечером в городском бистро, имеет смысл.
Она не обратила внимания на его замечание. Она думала о другом. Получить в письменном виде. Если бы магазин был завещан ей! Люди не забудут никогда, что Джулия не сделала этого. И именно потому, что она не сделала этого, Элинор и оказалась сегодня в таком ужасающем положении.
К черту племянника! К черту Марвина! К черту всех!
И она снова процедила сквозь зубы:
— Спокойной ночи, мистер Бонфорд.
— Спокойной ночи, миссис Райт.
Когда она начала подниматься по затемненной лестнице, у нее возникло чувство, что он колеблется: то ли пойти за ней, то ли посмотреть ей вслед. Она не доставит ему удовольствия и не оглянется на него, но все-таки у нее было отчаянное желание выглядеть как можно менее смешной. Вопреки всем усилиям лоскутья ее платья развевались, а пальцы ног торчали из дырок на чулках. Наверное, она выглядит, как оборванка и босячка. Но это была его вина.
На вершине лестницы Элинор позволила себе бросить беглый взгляд вниз. Он все еще был в холле и смотрел на нее, слегка освещенный рассеянными лучами ночной лампы. Он явно был ошеломлен. Но и сам он не выглядел слишком элегантно: в халате не по размеру, с огромными ногами и руками, по-прежнему скрещенными на широкой груди. Он поймал ее взгляд и улыбнулся. Это настолько выбило ее из колеи, что она споткнулась на краю ковровой дорожки и чуть не сломала себе шею, налетев на выпуклость орнамента балюстрады.
— Все в порядке? — обратился он к ней.
— Да, — обронила она. — Спасибо.
«Я грациозна, как растолстевшая ящерица, — подумала Элинор. — Ну что же, к черту все это». И она поплелась дальше, потирая ушибленное плечо. Может быть, и поделом ей. Может быть, не стоило капризничать, и тогда она не попала бы в столь глупое положение.
Только теперь она вспомнила, что ее туфли, пальто и сумочка со всем содержимым все еще лежали на скамье под окном чулана.
Глава 6
Сжав челюсти, она шла дальше. Она не будет снова спускаться вниз, по крайней мере, сейчас. Может быть, после того, как он отправится спать. Интересно, какую спальню он выбрал? Элинор увидела свет, струившийся из приоткрытой двери комнаты с чиппендейловским комодом. На полу возле низкой смятой кровати валялась в беспорядке одежда, вдобавок в комнате висел завесой сигаретный дым. Джулия была бы разъярена. Никому не позволялось курить в доме в течение долгих лет.
