Джудит Гулд - Вторая любовь
— Потому что кулинарные способности Мамы Ромы выше всяких похвал. Вот почему.
— Хорошо, но какой в этом смысл? Что вы там готовите такое, что так важно сейчас?
Мама Рома изумленно посмотрела на Дороти-Энн.
— Ты и вправду не понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Твой последний ужин. Что же еще?
73
Хант летел вслепую, снижаясь сквозь мятущиеся грозовые облака. Его глаза не отрывались от экрана компьютера.
Электронный маяк Иден Айл давал чистый, ясный сигнал, посадочная полоса обозначилась на сеже монитора.
Конечно, ему предстояла посадка по приборам. Но дело было не только в этом. Уберите компьютерный экран, электронные чудеса техники, всякие технические прибамбасы и разные примочки, и что у вас останется?
Старомодный полет, вот что!
Борясь с опасными ветрами, руководствуясь в полете одними инстинктами, Хант совершенно не чувствовал страха, только неподдающееся описанию волнение, которое он испытал еще в самом первом своем полете.
Он сделает это. Он отлично посадит свою голубку. Он это знает!
Он человек, выполняющий задание, не говоря уж о том, что он просто первоклассный летчик!
Сборный дом из гофрированного железа раскачивался, скрипел, грохотал. Крепления сорвало, и одна сторона все время изгибалась. Буря за окнами ревела, как сотня фурий.
Ураган Сид набирал силу. Ветер несся с космической скоростью. Один из соседних домиков или трейлеров потерял крышу или кусок обшивки, и гигантская полоса металла пролетела по воздуху и с грохотом обрушилась на дом, в котором находились Дороти-Энн и Зак. Металл заскрежетал по металлу, и Дороти-Энн уже не сомневалась, что их сборный домик не выдержит и рухнет.
Но он чудом оставался стоять.
Мама Рома либо ничего не заметила, либо ей было все равно. Она накрыла на троих, уселась во главе стола и произнесла молитву:
— Господь всемогущий, благослови наш хлеб насущный. — Она перекрестилась по-старинке, начертив крест на лбу, на губах и на груди. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.
Ни Дороти-Энн, ни Зак ей не ответили.
Для Дороти-Энн эта трапеза — или «последний ужин», по выражению Мамы Ромы — стала в высшей степени нереальной. Они сидят за маленьким обеденным столиком. Толстуха освободила им с Заком рты и одну руку, чтобы они могли пользоваться ложками. Для пленников ни ножей, ни вилок! За воротник она заткнула им бумажные салфетки, как детям. И еда, от которой при других обстоятельствах просто потекли бы слюнки.
А теперь при одной только мысли о еде у Дороти-Энн сводило желудок.
Мама Рома воспользовалась половником и кончиком большого ножа, чтобы положить первое блюдо. Она разложила по две фаршированных помидорины на каждую тарелку.
— Это называется pomodori alla Siciliana. Вам понравится, — последовал приглашающий жест. — Давайте. Ешьте! Mange! Ешьте!
Дороти-Энн посмотрела на свою тарелку. «Один кусочек, — подумала она, — и меня вывернет!»
— Эй! В чем дело?
Мама Рома отправила половину помидора в рот и теперь едва ворочала языком. Она вилкой указала на тарелку Дороти-Энн.
— Ты знаешь, какого труда мне стоило это приготовить?
— Откуда мне знать, а вдруг еда отравлена? — упрямо парировала Дороти-Энн.
— Но я же тоже это ем. И потом, не все ли равно, как именно ты умрешь? — Мама Рома возвела глаза к потолку. — Ты так или иначе, но умрешь. Такова жизнь.
«Нет, это сумасшествие, — про себя возразила Дороти-Энн. — Она сошла с ума. Ее следует изолировать».
Думая, что Мама Рома на нее не смотрит, Дороти-Энн медленно опустила руку вниз, на колени.
Если бы мне только удалось освободить вторую руку…
— Положи руку на стол, чтобы я могла ее видеть, — спокойно приказала сицилийка.
Так как Дороти-Энн не спешила выполнить приказание, воздух прорезал резкий окрик:
— Быстро!
Дороти-Энн и Зак разом вздрогнули. Молодая женщина положила руку на стол.
Мама Рома взяла пистолет в пластиковом чехле, потом ей что-то пришло в голову, и она отложила его в сторону. Вместо него она схватила нож. Привстав со своего кресла, сицилийка перегнулась через стол и прижала кончик лезвия к горлу пленницы, уколов ее.
Дороти-Энн не осмеливалась дышать.
— Ты можешь умереть раньше, — предупредила Мама Рома, — или позже. Тебе выбирать.
Потом толстуха убрала нож, села и продолжала есть.
Дороти-Энн всю трясло. Она чувствовала, как по шее потекла струйка крови.
Мне придется с этим смириться. Мы с Заком скоро умрем.
Ей оставалось только молиться, чтобы их смерть была безболезненной.
И тут она услышала странный звук, негромкий, но его не смогли заглушить завывания и грохот бури. Ее сердце подпрыгнуло.
Неужели? Кажется, это приближающийся шум мотора.
Дороти-Энн перевела взгляд на окно и заметила, как вдалеке поднимается и опускается свет фар. Мама Рома этого не видела. Она была слишком занята едой, набивая полные щеки, словно это был и ее последний ужин.
— Ты даже не представляешь, чего лишаешь себя, — заметила толстуха Дороти-Энн. — Но если ты есть не хочешь, — она пожала плечами, — я не собираюсь тебя принуждать.
Молодая женщина не услышала ни слова из этого. Она едва сдерживала ликование.
«Это Хант! — радовалась она. — Это может быть только он!»
— Пожалуй, я все-таки поем, — решила Дороти-Энн, пытаясь разговором заглушить шум приближающегося автомобиля. — Pomodori alla, как вы сказали это называется?
Раздался угрожающий треск, когда сначала капот «лендровера», а потом и вся машина целиком ворвалась с другого конца сборного домика. Ветер, несшийся со скоростью семьдесят миль в час ворвался внутрь, опрокидывая стулья, расшвыривая предметы. Давление воздуха вышибло вторую стену дома, и он превратился в воздушную трубу.
Мама Рома схватила пластиковую сумку и открыла молнию. Пистолет оказался у нее в руке, когда Хант вылез из машины.
Она нажала на курок.
Клик.
Сицилийка уставилась на оружие.
— Старье! — крикнула она и бросила его на стол.
Потом схватила кухонный нож, вскочила на ноги, наклонилась вперед и приняла боевую стойку. В ее глазах появился нездоровый блеск, когда она провела в воздухе блеснувшим лезвием.
— Хант! — крикнула Дороти-Энн.
На нее налетали порывы ветра, она изо всех сил пыталась освободить левую руку, но на это бы ушло слишком много времени. Быстрее всего было бы разрезать путы, но у нее нет ножа. Только пистолет.
Пистолет!
Она вспомнила предупреждение Джима Ларсена:
— Он заряжен. Магазин рассчитан на шесть патронов. В целях безопасности, первого патрона нет. У вас остается только пять выстрелов.
Дороти-Энн протянула руку, схватила пистолет и прицелилась в Маму Рому.
Толстуха затряслась от смеха, ее огромные груди заходили ходуном.
— И что ты собираешься делать? — прокричала она сквозь шум ветра. — Напугать меня до смерти?
И Дороти-Энн выстрелила.
Пуля впилась в плечо Мамы Ромы. Та покачнулась, нож вонзился в пол.
Увидев ярость в черных глазах убийцы, Дороти-Энн выстрелила еще раз. На этот раз она попала в ногу.
И вот уже Хант рядом с ней, обнимает ее.
— Слава Богу, ты жива! — крикнул он. — Подожди, дай я возьму нож.
Решив, что мужчина охотится за ней, Мама Рома отчаянно поползла по полу, оставляя за собой широкий кровавый след.
В мгновение ока Хант освободил Дороти-Энн.
Она обняла его, вцепилась в него.
— Ох, Хант. Я просто не могу поверить! Ты и правда мой рыцарь в сияющих доспехах!
Мужчина рассмеялся и поцеловал ее.
— Я знал, что люблю тебя, но только сейчас понял, насколько сильно. Если бы с тобой что-нибудь случилось… — Он покачал головой при одной только мысли об этом.
Дороти-Энн заметила, что Мама Рома пытается встать на ноги. Ей это удалось, и, опираясь на правую ногу, тяжело ковыляя, толстуха выбралась наружу, в грозу.
«Ну, нет, ничего у тебя не выйдет», — подумала Дороти-Энн.
— Освободи Зака, — сказала она Ханту, — и оставайся с ним! Я сейчас вернусь.
— Куда ты идешь?
Дороти-Энн проверила пистолет. Оставалось три патрона. Она оглянулась и нашла на полу фонарь.
— Я должна закончить одно дело, — мрачно отозвалась молодая женщина и ушла.
У Дороти-Энн было преимущество. Она знала Иден Айл. И отлично понимала, куда следует гнать преступника.
Мама Рома, хромая, брела на юг, мимо рядов сборных домиков и трейлеров, минуя Институт океанографии и направляясь к морю.
