Джеки Алессандро - Свадебный водоворот

- Ага! - воскликнула она. - Я видела улыбку.

Ни за что на свете не смог бы он объяснить, почему это неожиданное купание кажется ему забавным. Пресловутый герцог Брэдфордский, самый выгодный жених Англии, весь покрытый грязью, стоит по пояс в воде и беседует с женщиной, в чьей очаровательной улыбке нет ни тени раскаяния. Почтенных членов высшего общества хватил бы удар, если бы они увидели его сейчас, такого растрепанного и заляпанного грязью, в обществе такой же растрепанной и заляпанной грязью американки.

Она взглянула на его мокрую рубашку:

- Хорошая была рубашка. Мне очень жаль, что она испорчена, ваша светлость. Правда, жаль. - Протянув руку, она погладила мокрый рукав. - Я сначала не хотела кидать в вас грязью, но раз уж так получилось, жалко было не использовать удобный случай и не попытаться развеселить вас. А что касается меня, то это приключение самое веселое из всего, что случилось со мной за последнее время.

От ее легкого прикосновения у Остина напряглись все мускулы. Он искал в ее глазах признаки лжи или притворства, но не видел ничего, кроме невинности и нежности. Это было самое веселое, что случилось с ней за последнее время. Черт, то же самое он мог бы сказать и о себе. Конечно, совершенно не обязательно говорить это ей.

Покорно вздохнув, он спросил:

- Неужели несчастные случаи преследуют вас повсюду, мисс Мэтьюз? Вот уже второй раз вы буквально падаете к моим ногам.

- Боюсь, что такие падения приняты в нашей семье.

- Что вы хотите этим сказать?

- Именно так встретились мои родители. Мама вышла из галантерейной лавки, споткнулась и упала к папиным ногам. Она подвернула лодыжку, и папа лечил ее.

- Понимаю. По крайней мере вы достойно пользуетесь унаследованной несчастливой склонностью к падениям.

- Да, но я бы не назвала ее несчастливой.

- В самом деле? Почему же?

Элизабет не решалась ответить, и Остин почувствовал, что очарован ее карими глазами, неожиданно ставшими серьезными.

- Потому что так я впервые встретилась с вами. - Легкая улыбка пробежала по ее губам. - Несмотря на то что вы несколько высокомерны и довольно туповаты, я нахожу, что... ну, что вы мне весьма нравитесь.

Остин посмотрел на нее в полном недоумении:

- Я вам нравлюсь?

- Да. Вы добрый и отзывчивый человек. Конечно, - добавила она, иногда вам удается это очень успешно скрывать.

- "Добрый и отзывчивый"? - озадаченно повторил он. - Да откуда вы это взяли?

- Я знаю, потому что дотронулась до вас. Но даже и без этого я смогла бы понять. - Она посмотрела на его рубашку. - Вы проявили исключительную выдержку. Спорю, что с вами никогда не бывало ничего подобного, не так ли?

- Никогда.

- Я так и думала. И все же вы сумели разглядеть смешную сторону эпизода, хотя совершенно очевидно, что сначала были возмущены. - Элизабет задумчиво взглянула на него. - Вы держите людей на расстоянии, создавая о себе таким образом впечатление неприступного и холодного человека. Однако к сестре вы проявляете доброту и внимание, а к вашей матери относитесь с нежностью и уважением. Я провела в вашем обществе довольно много времени и наблюдала ваше общение с достаточным количеством людей, чтобы понять, какой вы человек в действительности, как вы добры и порядочны.

У Остина сжалось сердце. Ее слова смутили его, вызвали растерянность. Он удивился еще больше, когда почувствовал, что краснеет от удовольствия. Он должен заставить себя прогнать мысли о том, что эта женщина считает его добрым и отзывчивым. Порядочным. И добрым к своим родным.

"Если бы ты знала, какую неудачу я потерпел с Уильямом, то поняла бы, как ты ошибаешься".

Прежде чем он успел ответить, она сказала:

- Я понимаю, что наша вчерашняя встреча закончилась на напряженной ноте, но не могли бы мы начать заново?

- Заново?

- Да. Это американское слово означает "сначала". Я подумала, если мы очень, очень постараемся, то можем стать... друзьями. И прежде всего я бы хотела, чтобы вы называли меня Элизабет.

Дружба? Черт побери, такого ему не приходилось слышать! Друзья? С женщиной? И именно с этой женщиной? Невозможно. Существовала лишь горстка мужчин, которых он называл друзьями. Женщины могут быть матерями, сестрами, тетками или любовницами, но не друзьями. Или могут?

Остин пристально посмотрел ей в лицо, и его поразило, насколько Элизабет отличалась от других женщин, встречавшихся ему раньше. Как получилось, что вопреки ее странным заявлениям о ясновидении, вопреки тому, что у нее явно были какие-то тайны, она сумела внушить ему, что достойна доверия? Что бы это ни было, он не мог не признаться себе, что его влекло к ней, как мотылька к огню.

Если ей хочется думать, что они друзья, он не сделает ничего, чтобы вывести ее из этого заблуждения - по крайней мере пока он не узнает от нее все, что ему нужно.

Но ему все труднее было поверить, что она может быть связана с шантажистами или с кем-то подобным.

Прокашлявшись, он сказал:

- Я с огромным удовольствием буду называть вас Элизабет. Благодарю вас.

- Пожалуйста. - Она насмешливо взглянула на него. - Ваша светлость.

Остин сдержал усмешку, услышав в ее тоне ожидание, что он окажет ей такую же честь. Неужели она не понимала, насколько для нее неприлично даже намекать на то, что она может обращаться к нему иначе, чем "ваша светлость"? Такая фамильярность, такая интимность переходила всякие границы.

Интимность. Неожиданно ему захотелось услышать свое имя из ее уст.

- Некоторые зовут меня Брэдфорд.

- Брэдфорд, - медленно повторила она тихим хрипловатым голосом, от которого у него сжались зубы. А что же будет с ним, если она назовет его по имени?

- Только очень немногие называют меня по имени: Остин.

- Остин, - тихо повторила Элизабет, и горячая волна прокатилась по его телу. - Прекрасное имя. Сильное, властное, благородное. Очень вам подходит.

- Благодарю, - произнес он, захваченный врасплох не столько ее комплиментом, сколько приятной теплотой, пробежавшей по его спине. - Мои друзья называют меня Остином. Вы можете называть меня так же, если хотите.

В душе он застонал, пораженный своим невероятным предложением. Должно быть, он сходит с ума. Что, черт побери, подумают люди, услышав, как она называет его Остином? Он должен предупредить ее, чтобы она не называла его так в присутствии других - а только когда они будут наедине. Наедине. Вместе. Черт, он действительно сходит с ума!

- Что ж, благодарю вас... Остин. Итак, вы меня простили?

Он оторвался от своих мыслей.

- Простил?

- Да. За... мм... - Она бросила взгляд на его грязную одежду.

Он проследил за ее взглядом.

- Ах да. Мой костюм в крайне плачевном состоянии. Вы и в самом деле сожалеете?

Элизабет энергично закивала:

- О да!

- Обещаете больше никогда не делать такой пакости?

- Гм... Когда вы говорите "никогда", вы имеете в виду "больше никогда за всю жизнь"?

- В общем, да. Я имел в виду это.

- О Боже! - Она поджала губы, но ее глаза лукаво блестели. - Боюсь, что не смогу дать вам столь странного обещания.

- Понятно, - со вздохом уступил Остин. - Ну, в таком случае можете вы попытаться вести себя прилично то недолгое время, пока мы будем добираться до дома?

- О да, - с сияющей улыбкой согласилась Элизабет. - Это я могу обещать.

- Слава Богу. Тогда, полагаю, мне придется простить вас. Давайте вылезем из воды, пока совсем не замерзли. Повернувшись, он направился к берегу.

- Вы идете? - спросил он, когда она не тронулась с места.

- Хотела бы, но не могу, - ответила она, пытаясь сделать шаг. - Ноги увязли в грязи, а юбки такие тяжелые, что не приподнимешь. - Ямочки заиграли на ее щеках, словно подмигивая. - Как вы полагаете, не могла бы я просить вас о небольшой помощи?

Остин поднял глаза к небу.

- В прошлый раз, когда вы обращались ко мне с просьбой, дело кончилось тем, что я принял грязевую ванну. - Он строго посмотрел на нее. - Вы не забудете свое обещание вести себя прилично? Ведь я, как вы понимаете, могу и оставить вас здесь.

Элизабет прижала руку к сердцу:

- Обещаю.

Шлепая по воде, он направился к ней, бормоча критические замечания в адрес всего женского пола.

- Возьмите меня за шею.

Элизабет обхватила руками его шею, и он поднял ее, шатаясь под тяжестью ее веса и веса ее намокшей одежды. Струйки холодной воды сбегали с ее платья, а из ее сапожек выливалась грязь. Она положила голову на его плечо, и он весь напрягся - от близости ее мокрого тела, прижавшегося к его груди. Остин наклонил голову и вдохнул цветочный аромат ее волос. Черт, даже покрытая грязью, она все равно пахла сиренью!

На берегу он медленно опустил ее на землю, и ее тело влажно соскользнуло по нему. Она встала на ноги. Мокрая одежда облепила ее, обтягивая соблазнительные формы, и у него перехватило дыхание. Сквозь мокрую ткань были отчетливо видны отвердевшие соски, а ноги казались невероятно длинными. Боже, она неотразима! Даже покрытую грязью, он желал ее.