Елена Катасонова - Алгоритм счастья
Глава 4
Лето было, как все последние годы в Москве, каким-то диким: то лютая, удушающая жара, когда плавятся асфальт и мозги, умирают от духоты на работе, а там, где кондиционер, - сплошные ангины, а то налетает с севера ледяной ветер и холод такой, что хоть влезай в шубу.
Но сейчас как раз стояла жара. Мама пела в Париже, в "Гранд Опера", а Олег с Ритой прозябали в Москве, ни в какой Свердловск, естественно, не поехали.
- Поживи, мой родной, у меня, у нас, - уговаривала Риту перед отъездом мама. - Заодно и цветы будете поливать.
Это была, конечно, хитрость. Какие цветы? Несчастные три горшочка? Так их можно отнести к соседке!
Но Рита не стала сопротивляться: к лету ни на что уже не было сил. Они собрали свои вещички и отправились на другой конец города, в опустевшую квартиру, где - столько лет прожила Рита. Сердце у нее сжалось, когда представила она, как войдет сейчас в знакомый подъезд, поднимется на свой четвертый этаж, отворит дверь, перешагнет порог, распакует и разложит вещи и целых два месяца, до приезда мамы, будет жить в родном доме, где болел и умирал бедный папа, хохотал в общем-то симпатичный, хоть и предатель, Аркадий Семенович, звучала музыка, переливаясь под ловкими пальцами робеющего перед мамой аккомпаниатора, и редкий по красоте голос распевался к спектаклю. Какая это была совсем другая жизнь! Беззаботная и - да! счастливая, потому что все терзания, кроме смерти, ничто перед неотвязной мыслью: как. Господи, прокормиться, усмирить постоянное чувство голода, каким образом раздобыть денег на, например, мыло или самую дешевую, нашу-пренашу, никакую даже не болгарскую зубную пасту? Рита однажды дошла до того, что стащила кусочек мыла из общественного туалета, и Олег, кажется, догадался. Было стыдно, но зато продержались до ее стипендии.
- Только бы у мамы тоже не отключили горячую воду, - хрипло сказала Рита, когда спустились они с Олегом в метро.
В общежитии не давали горячую воду вот уже две недели, холодная, правда, была почти что комнатной из-за жары, но Рита все равно простудилась.
- Везде не отключат! - бодро сказал Олег. - Отключают же по районам. Чтобы было к кому поехать.
Он искоса взглянул на жену. Усталая, грустная, давно не мытые волосы небрежно подобраны шпильками. И о чем-то все думает, думает... Он знает о чем, и это знание убивает. "Нет денег..." Нет денег, а значит, он неудачник. "Но ведь это не правда, - кричит все в Олеге. - Я же не виноват, что такое время!" Но вслух не говорит ничего. Рита и так постоянно раздражена - сердится, плачет, придирается по пустякам.
- Пошли на пляж?
- Надоело.
- Пошли!
- Ну ладно.
Стыдясь себя, стесняясь Риты, Олег набирает в большую пластмассовую бутыль воды - не на что им купить фанту или там пепси-колу, - режет хлеб, аккуратно намазывает его остатками масла - на булочки, которыми бойко торгуют на пляже, тоже нет денег, - и они молча плетутся на берег Москвы-реки. Бутыль, оставленную Геной, берегут как великую ценность, и когда однажды Олег налил сильно теплой, почти горячей воды, Рита так закричала, что он даже вздрогнул:
- Она ж деформируется!
Бутыль и впрямь искривилась, но, к счастью, не очень.
- Я снова расклею объявления, - откликаясь на свои мысли, говорит Олег. - Кто-то же собирается поступать к нам, на биофак?
Рита машинально кивает.
- Может, попросить Валю?
- О чем? - не понимает Олег.
- Набрать объявление на компьютере.
- Неудобно, - нерешительно возражает Олег.
- Почему? - привычно раздражается Рита.
- Там, говорят, дорогой порошок, импортный...
- Это он для нас дорогой, не для них! - вспыхивает Рита. - А еще лучше - подойди к абитуриентам, поинтересуйся, не нужен ли им...
Олег покрывается липким потом - не от жары, а от унижения.
- У нас так не принято, - бормочет он.
- Ну да, у вас принято не платить зарплату, - въедливо замечает Рита, и на мгновение Олегу приходит в голову страшная мысль: неужели он ее больше не любит?
Отчужденно и молча они спускаются по эскалатору. Входят в вагон, а там, как назло, мирно кимарит в уголочке бомж. Вокруг, естественно, пустота, никто не решается сесть рядом, но запах - на весь вагон, специфический запах, ни с каким другим не спутаешь.
Олег с Ритой выскакивают как ошпаренные, успевают вскочить в соседний вагон. Рита плюхается на сиденье и закрывает глаза. Олег стоит рядом, загораживая ее от входящих и выходящих, машинально рассматривает рекламу весь вагон ею густо облеплен. Ослепительные улыбки холеных дам призывают покупать хорошие (и дорогие!) зубные пасты и щетки, красавец атлет бросает прямо в смотрящего на него копье - рекламируется препарат против боли, медовая улыбка и лживые глаза адепта новой веры обещают немедленную нирвану. "Господи, помрги... - взывает в пространство Олег, понимая, что никто ему не поможет, он сам должен найти выход. - Может, попробовать разгружать вагоны, как все мы делали на младших курсах? Да теперь, говорят, везде, даже там, мафия..."
- Ай да мама! Да тут всего наготовлено аж на целый полк!
Рита распахнула дверцу высокого холодильника и замерла в восхищении. Все, ну все предусмотрела мама.
Недели две ничего покупать не придется. На столе - записка: "Красное вино в баре: его не пьют охлажденным. Деньги в верхнем ящике. Целую, мама".
Плохого настроения как не бывало.
- Сначала - в ванну!
Какое блаженство: горячая вода, ароматная пена, душистый шампунь!
- Можно к тебе?
- Залезай!
Ванна маленькая. Им тесно, но весело.
- Ой, не брыкайся! Затопим ванную.
- Потри мне спину... Вот так...
- Ты меня любишь?
- Ужасно! А ты?
- И я.
Потом, обмываясь, вместе стояли под душем, и он ласкал ее смело и нежно, как в первые дни их пока еще недолгого брака. Руки скользили по атласной груди, узким, стройным бедрам, и было невыносимо ждать.
- Пойдешь ко мне, солнышко?
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас. Умираю... Смотри, что со мной.
- Вижу, вижу...
Рита шаловливо и радостно - как он хочет ее! - коснулась пальчиком "пестика" - так они его, шутя, называли, - натянутого, как стрела, рвущаяся в полет, и Олег схватил ее с жадностью, поднял и, боясь уронить, чувствуя обольстительную тяжесть ее мокрого тела, шагнул вместе с Ритой из ванны на пол.
- Хорошо, что у тебя ноги длинные, - весело шепнула Рита.
Вытираясь одной большой простыней, они смеялись и целовались, ласкались и прижимались друг к другу.
- Надо высушить волосы, - вспомнила Рита.
- Потом, - властно шепнул Олег. - А вообще, сами высохнут: такая жара...
Он знал, чувствовал, что она тоже хочет его, и с такой же силой.
- Выпьем вина?
- Выпьем!
Пока Олег откупоривал бутылку, Рита расстелила на диване простыню. Он подошел к Рите с двумя наполненными дорогим красным вином бокалами, и она, как впервые, увидела, до чего же красивое у него тело.
- За тебя! - Его глаза сияли.
- За нас.
- Иди ко мне поскорей, родная моя.
Давно уже не было им так хорошо вместе - так блаженно и страстно, благодарно и успокоенно. "Никому ее не отдам, - подумал Олег, с обожанием глядя на Риту, - накинув сиреневый, с кружевами, халатик, она хлопотала у праздничного стола, улыбаясь ему совсем как прежде. - Обыщу всю Москву и найду какой-нибудь заработок. Тем более что надвигается отпуск".
***
Отпускные выдали - курам на смех, и Олег стал лихорадочно действовать, а за ним и Рита. Ей повезло первой: подруга нашла девочек, рвущихся на геофак.
Испуганные возможным конкурсом мамы платили вполне прилично, и Рита с гордостью приносила домой и продукты, и деньги.
- Они думают, я что-то могу, - смеялась она. - А я и не отрицаю. Молчу загадочно.
- Но ты и вправду можешь, - хмуро сказал Олег: этот ее смех резанул по самому сердцу. - Ты ведь знаешь, о чем там спрашивают.
Надо было защищать Риту - от цинизма, не правды, от нее самой.
- Ну, во-первых, каждый год - всегда что-то новенькое, - не принимала его защиты Рита. - А во-вторых, им нужен самый элементарный блат. Мамы надеются как раз на него: думают, я знаю кого-то в приемке.
Невозможно было видеть эту ее усмешку, жаль было девочек, их доверчивых мам. Но Олег больше не сказал ни слова: какое имел он право кого бы то ни было осуждать? Он сел за стол и написал объявление, предлагая свои услуги биолога, а наутро поехал к Вале на фирму, в новый, совершенно ему неизвестный мир.
В старом "сталинском" доме среди пыльного, обшарпанного убожества чистотой и великолепием сверкал всего лишь один подъезд. К подъезду вела выложенная белыми плитками, отмытая до зеркального блеска дорожка, по бокам зеленели подстриженные газоны, табличка с золотыми буквами сияла на солнце.
"Сюда", - сразу понял Олег и, робея, нажал на большую квадратную кнопку. Солидный немолодой охранник неторопливо выписал пропуск, и Олег ступил в святилище. Бог мой! Как все красиво, какая прохлада и чистота - не то что у них, на сникающем на глазах факультете. И пальма в конце коридора, и еще какие-то южные, экзотические растения. Олег нашел комнату номер пять, откашлялся от волнения, постучал, повернул белую ручку и толкнул дверь.
