Альфред Жарри - Любовь преходящая. Любовь абсолютная
ЧИНГИСХАН: Мессерер Марк, не зря вас назвали еще и Полом[68]. Осторожный латинянин, я отпущу вас в Венецию с самыми большими золотыми скрижалями и четырнадцатью четырехмачтовыми кораблями. Стучите же в ворота замка.
АКТ II
СЦЕНА ПЕРВАЯ
ТЕ ЖЕ, АЛАОДИН в замке.
АЛАОДИН: Кто там стучит?
МАРКО ПОЛО и ЧИНГИСХАН: Марко Поло, благородный венецианец, и Чингисхан, повелитель татар.
АЛАОДИН: Что вы хотите?
МАРКО ПОЛО и ЧИНГИСХАН: Рай на земле, каким его получил Адам[69], и питье, что дарует глазам силу видеть, за неимением масла из иерусалимской лампады, которое Папа преосвященный не сумел нам вручить, поскольку преосвященный Папа скончался.
АЛАОДИН: Впустить.
Высовывается рука с кубком.
Пейте и заходите, хотя врата не могут открыться, но сумеет войти тот, кто выпьет снадобья.
МАРКО ПОЛО: У снадобья сильный чесночный запах, какой бывает у семени повешенного.
ЧИНГИСХАН: У снадобья слабый кровавый привкус, какой бывает у королевского отпрыска, растерзанного Мантихорой.
Марко Поло и Чингисхан начинают описывать то, что они видят под воздействием снадобья, хотя декорации остаются прежними.
МАРКО ПОЛО: Кто зажег солнце и луну, что вдали на вершинах двух гор с двух сторон от замка как две лампы сияют подобно двум обелисколихнисам[70]?
ЧИНГИСХАН: В две реки, молочную и водяную, что от меня по правую руку, луна, что от меня ошуюю, высыпает серебряный пепел.
МАРКО ПОЛО: В две реки, винную и медовую, что от меня по левую руку, солнце, что от меня одесную, изливает золотую пыльцу.
ЧИНГИСХАН: В неиссякаемом свете этом как отличим мы ночь ото дня, Мессерер Марк?
МАРКО ПОЛО: В зависимости от того, как луна и солнце будут обмениваться своими обелисколихнисами, великий повелитель татар.
АЛАОДИН (из замка): Христианский астролог, выйдем к моим гостям. Полагаю, что с ними можно побеседовать.
СЦЕНА II
ЧИНГИСХАН, МАРКО ПОЛО,
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ, АЛАОДИН
ЧИНГИСХАН: Каким чудом мы вновь оказались во власти стужи каверзной и лютой с Рифейских гор? Неужели обуглились две звезды, бывшие раскаленными докрасна?
АЛАОДИН: Я открыл, я же и скрыл рай для вас[71], монсеньер Марк, осторожный латинянин, и для вас, великий хан, повелитель татар.
ЧИНГИСХАН: Пророк, мы вас почитаем. Пророк, мы вас умоляем зажечь лампады неба справа и слева от вашего сияния.
АЛАОДИН: Пусть будет так, если только клянетесь вы умерщвлять по моему приказу.
ЧИНГИСХАН и МАРКО ПОЛО: Умерщвлять мы клянемся[72].
Они пьют.
ЧИНГИСХАН: Источник юности истинно вечной бьет у истока четырехречья, из обледенелого камня, что не рубин, не опал, не карбункул, не алмаз, но который проистекает из четырех основ.
МАРКО ПОЛО: Над гротом источника нам предстает прекрасная дева, прекрасней которой нет во всем мире.
При этих словах являются видения принцессы Белор, дочери Священника Иоанна, и Мантихоры, свирепой твари весьма похожей на пантеру.
СЦЕНА III
ПРИНЦЕССА БЕЛОР, МАНТИХОРА,
ЧИНГИСХАН, МАРКО ПОЛО,
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ, АЛАОДИН
АЛАОДИН: Это видение вам являет истинную принцессу Белор, дочь Священника Иоанна, который так подло посмел не отдать мне ее в мой рай. Готовы ли вы умертвить Священника Иоанна?
МАРКО ПОЛО и ЧИНГИСХАН: Слушаемся и повинуемся.
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ: До чего же прекрасна принцесса Белор!
ПРИНЦЕССА БЕЛОР: Отец мой, с плеч моих снимите свою священную накидку, чтоб я смогла раскрыть объятия молодому и мудрому венецианцу, пока его друг, великий князь, стоит по колено в воде у источника юности.
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ: До чего же прекрасна принцесса Белор! А ты, змей, изыди! Прочь! — Господи Иисусе, Вы говорили, что согрешивший одним глазом, должен отринуть его прочь от лика своего. И вот я себе протыкаю оба греховных глаза, дабы они смешались с водой у источника юности вечной и растворились в четырех райских реках[73].
Мантихора пожирает окровавленные глаза Христианского Астролога и лакает воду у ног Чингисхана, который верит, что стоит в живительном источнике.
ЧИНГИСХАН: Будет правильно умертвить Священника Иоанна после того, как к моим ногам, утомленным путешествием, вернется сила из молодящего источника, чья вода проистекает из карбункула, рубина, алмаза, опала, крови и воды Христа, Бога христианского.
АЛАОДИН: Пасть Мантихоры — край чаши источника, и — как сказал орлом унесенный ребенок Ганимед[74] или святой Иоанн[75] — ад будет следовать за четырьмя всадниками в конце света[76]. Соберем кровь в какую-нибудь купель, ибо у нее цвет королевской крови. Не целые ноги, а два обрубка качаются, переливаясь, в пасти Мантихоры подобно двум вырванным с корнями зубьям.
ЧИНГИСХАН: Как нежна вода, вокруг моих ног собранная складками, подобно очкам из розового хрусталя.
МАРКО ПОЛО: В рай шейха, горского пророка, я приведу принцессу Белор, дабы вечно там ее видеть и слышать, как она поет и играет на инструментах.
ПРИНЦЕССА БЕЛОР: Отец мой, я знаю, что вас предательски умертвят, но — не сумев предотвратить убийство — я буду виновна не более, чем этот мудрый старец, прикончивший отца своего Хасана ибн Саббаха[77], Алаодин, горный шейх, начальник асасинов — великий пророк, и в своем раю он соединит меня с молодым и мудрым венецианцем.
АЛАОДИН: Этих странников я пошлю воевать против Священника Иоанна. А вы, мессир Астролог, не оступитесь: здесь ступеньки. И осторожней проходите сквозь этот легкий туманный столб: ведь это видение.
АКТ III
Долина Тангут.
ЧИНГИСХАН (на земле, на куче опилок),
МАРКО ПОЛО (вооружен)
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ, СКИФ АЛБЕН
ЧИНГИСХАН: Где же крепость и где две горы? Вкруг мышц моих ног — кованый лед, а ступня и бедро разрезаны линией твердой воды. Чья эта кровь? Часть моего тела растаяла в теплой воде как воск. Вода у источника — да окрасится кровью! О, Пророк, верни меня в рай. Я готов идти умерщвлять Священника Иоанна и мельтешить у него под ногами, с культяпками на весу и в шлеме по ягодицы. Мой благодетель раздавит меня носком сапога, и тогда, наконец, я отправлюсь в рай, покачиваясь на волнах какой из четырех рек? Молоко обволакивает и смягчает, мед привлекает к ранам мух, вино обжигает, а вода видеть красное позволяет. Увы!
Он умирает[78].
МАРКО ПОЛО: Теперь, когда великий Хан мертв, против Священника Иоанна придется выступить мне одному, хотя я не совсем уверен, что окажусь победителем; ибо, надеясь обрести этот рай на земле, исповедую ересь и рискую в смертном грехе умереть. Зеленоглазый Скиф Албен, видящий лучше рыси, ясновидящей сквозь каменья, и слышащий лучше ночного рогатого ворона, слышащего далекие крики, ответь мне, что в сей миг говорит Священник Иоанн?
СКИФ АЛБЕН: «Как посмел Алаодин просить мою дочь для своего рая? Неужели он забыл, что он мой подданный и раб? Возвращайтесь к нему и скажите, что я скорее сожгу свою дочь, чем отдам ему, и что он предал меня, своего господина, а значит смерть заслужил»[79].
МАРКО ПОЛО: Посмотрите, за кем будет победа.
СКИФ АЛБЕН: Глаза не могут видеть будущее.
МАРКО ПОЛО: Тогда вы, Христианский астролог, слепой, посмотрите, за кем будет победа.
ХРИСТИАНСКИЙ АСТРОЛОГ: Вот на земле две половинки одной тростинки: одна это вы, другая — Священник Иоанн. В зависимости от того, какая окажется сверху, — причем так, чтобы никто до них не касался, — вы победите или же он[80].
МАРКО ПОЛО: Пусть палками бьют и к неприятелю отошлют и того и другого: скифа Албена за то, что будущее не увидел, а христианина слепого — за то, что его раскрыл, хотя наш Господь запретил к гаданию прибегать. И еще, перебежчики, передайте Священнику Иоанну, что я разгромлю его в одиночку, его и его войска, ибо знаю наверняка, за кем будет победа. — Алаодин, начальник асасинов, мой повелитель и пророк, который сумел погубить своего отца Хасана, считавшегося бессмертным, научил меня хитростям и искусству быть неуязвимым — даже с тупым мечом и — вместо щита — одной лишь раковиной звучной, многоголосой как морской прибой.
Марко Поло делает различные выпады и наносит воображаемые удары современной шпагой; при этом должна звучать какая-нибудь органная музыка.
