Пенни Джордан - Лестница на седьмое небо
Мелани отчаянно боролась со слезами, готовыми вот-вот брызнуть из глаз, и не могла вымолвить ни слова. А он что-то такое говорил о том, что поможет ей все прибрать, а потом оставит ее в покое.
В покое? Боже, неужели он не понимает, что он с ней сделал? И что теперь до конца своих дней она будет мучиться и жаждать его? Будет желать его...
Будет любить его?..
Каким-то чудом ей удалось скрыть эти чувства. Но когда он наконец ушел, она позволила им взять над собой верх - бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы, пока не почувствовала себя совсем опустошенной.
Глава 6
После такого расставания Мелани не удивилась, что на следующий день Люк не объявился, и она поняла, что первое ее впечатление было правильным:
Несмотря на нежность, страсть и произнесенные шепотом комплименты, никаких серьезных чувств она у него не вызвала.
По крайней мере спальня отремонтирована, посмеялась она над собой. Ведь она ни разу не смогла заставить себя туда войти.
Она боялась, что, если откроет дверь и увидит комнату, где провела столько времени с Люком, сердце у нее разорвется. Дверь в спальню была все время закрыта, и тем не менее каждый раз, когда Мелани проходила мимо, ей становилось не по себе.
Она твердила, что все к лучшему, даже хорошо, что ссора положила конец их отношениям, это в любом случае должно было произойти, но логика не могла заставить умолкнуть ее сердце.
Она не спала по ночам, хотя и изнуряла себя физической работой, надеясь, что уснет, едва коснувшись головой подушки. Зато она выскребла весь дом, расставила небогатую обстановку, отмыла и высушила ящики старинного комода, обклеила их пленкой, купила солнечно-желтую краску, чтобы оживить кухню, но отложила это на неопределенное время, поскольку едва она приближалась к банкам с краской, как вспоминала Люка.
Слезы наворачивались ей на глаза, в горле начинало першить, и такая боль и мука наваливались на нее, что она не могла больше ничего делать.
Так что она занимала себя другими делами. Когда, например, сильный весенний дождь не позволял ей работать в саду, она мыла окна, полировала мебель, представляла, как отремонтировала бы этот дом, будь у нее возможности и деньги. И все же, чем бы она ни занималась, она не могла заглушить голос сердца, к которому теперь присоединился и голос разума.
Стоило ей подумать о цвете или о новой обстановке, как она тут же вспоминала Люка: что бы он посоветовал? Что бы подумал, если был бы рядом?
Но Люка нет. И чем быстрее она с этим смирится, тем быстрее пройдет сердечная боль. Все, что ей остается, - понять, что груз любви к Люку ей придется нести с собой всю жизнь. Надо принять это как данность, и все.
О том, чтобы совсем забыть его, выкинуть из сердца, не могло быть и речи.
Конечно, со временем боль притупится; со временем воспоминания о том, как он поворачивает голову, как говорит, как улыбается, перестанут вызывать острую боль в сердце, от которой у нее перехватывает дыхание. Но это со временем. А пока... А пока надо терпеть и терпеть.
К душевной боли она привыкла очень давно. Эта боль уже стала частью ее характера, как честность и доверчивость.
В солнечные дни Мелани работала в саду, держась подальше от примул и шиповника. Ей даже рядом было трудно пройти, и вырванные тогда сорняки так и лежали кучками. Она поймала себя на том, что, когда ей все-таки случалось проходить мимо того места, где Люк целовал ее и ласкал ее грудь, она непроизвольно отворачивалась, словно боялась примерзнуть к земле да так и остаться стоять со слезами боли на глазах.
Она вскопала грядку для овощей, нашла кусты крыжовника и красной смородины и даже ревень, который рос себе как ни в чем не бывало, словно и не было вокруг него плотной стены сорняков.
Позже испеку с ним пирог, решила Мелани, но так и не испекла, возможно, потому, что не хотела возиться ради себя одной, а может, и потому, что аппетит у нее совсем пропал, и однажды она даже вздрогнула, увидев себя в зеркале. Как же она похудела!
Неужели это я? - подумала она неуверенно. Изнуренное существо с бледным лицом и огромными глазами, в джинсах по крайней мере на два размера больше, чем надо?
В среду приехал Саймон, муж Луизы, и привез обещанную мебель.
Луиза позвонила и предупредила, что Саймон уже выехал. Сама она приехать не могла, но надеялась вскоре навестить подругу.
- Ну, как ремонт? - поинтересовалась она и, когда Мелани сказала, что все уже закончено, мягко продолжила:
- А мастер?
На этот вопрос следовало бы ответить так же, как и на первый, но Мелани не набралась мужества. Она постаралась произнести как можно более беззаботно.
- Кто? Люк? Не видела его с тех пор, как он закончил спальню. У него теперь свой телефон.
Мелани была благодарна подруге за то, что она не стала выспрашивать, хотя наверняка все поняла.
- И ты по-прежнему намерена его продавать?
- Да. В деревне говорят, что решение о трассе будет принято через несколько недель.
- Ну что же, будем надеяться на лучшее, - сказала Луиза. - Может, получишь уйму денег.
- Дай Бог, - согласилась Мелани, хотя и понимала, что в голосе ее нет того энтузиазма, который хотела услышать Луиза. Она пыталась убедить себя в том, что ее долг - получить за дом как можно больше, но с каждым днем ей все меньше и меньше хотелось с ним расставаться. Временами она, как полная дура, даже начинала мечтать о том, как будет жить здесь вместе с Люком - в чистом и теплом, полном детского смеха, счастья и солнца доме с ухоженным садиком, живой оградой и лужайкой, подстриженной и зеленой, со следами маленьких ножек.
Она понимала, что это глупость, что она сама себя разрушает, причиняет себе дополнительную боль, что надо забыть Люка и вернуться к прежней жизни.
Однако, как она ни пыталась отогнать эти мысли подальше, они все возвращались и возвращались, не давая ей покоя, очаровывая ее, как песнь сирены, обещая наслаждение, но ничего не давая, кроме боли и напоминания о том, что Люку она не нужна.
После звонка Луизы Мелани стала прислушиваться к звукам, доносившимся с улицы, чтобы не пропустить Саймона.
Однако дорога была пустынна. Лишь время от времени появлялась на ней деревенская машина или крестьяне, переходившие с одной фермы на другую.
Мелкий моросящий дождь, начавшийся еще утром, запер ее дома. Чтобы не вспоминать Люка, она так тщательно вылизала дом, что делать ей больше было нечего, если не считать, конечно, оклейки и покраски стен. Но всякий раз, подходя к банкам с краской, она вспоминала Люка и спальню в мансарде, куда она ни разу не зашла, и почти физически ощущала свое одиночество.
Да и зачем, собственно, тратить время и деньги, если она никогда жить здесь не будет и не сможет насладиться плодами своего труда?
По правде говоря, она просто боялась привязаться к дому. Боялась, что, когда придет время, она не сможет с ним расстаться.
Под крышей был большой чердак, куда Мелани еще ни разу не поднималась и куда можно было попасть через люк в ее спальне.
Однако стремянку Мелани давно уже спустила вниз и поставила в гараже сразу после того, как Люк закончил ремонт в спальне...
Она заколебалась, надеясь на то, что скоро приедет Саймон и отвлечет ее от этих мыслей.
Когда-то ей нравилось одиночество, но теперь она страшилась его, потому что боялась, что опять начнет вспоминать Люка.
Думать, вспоминать, мечтать... Кажется, дождь перестал! Значит, можно поработать в саду. Она в сомнении остановилась, и ей показалось, что к дому подъехала машина.
Понимая, что это может быть просто деревенский трактор, она тем не менее заторопилась на улицу и обрадовалась, увидев тяжело груженный микроавтобус Саймона.
- Я взял с собой Алана. Ты не против? - поздоровавшись, спросил муж Луизы. - Это старье такое тяжелое, что я не знал, справлюсь ли один.
- Конечно, я не против, - заверила его Мелани. - Я вам очень благодарна.
Вы наверняка проголодались. Может, перекусите, прежде чем начинать?
- С удовольствием! - согласился Саймон.
Мелани усмехнулась. Луиза рассказывала ей, что он любит поесть, и то и дело пугала его диетой, хотя он вовсе не был толст, ну, может, совсем чуточку. Но ему это даже к лицу. Он всегда пребывает в отличном расположении духа и доволен жизнью. С ним приятно и хорошо. Он обращается с ней как добрый дядюшка, и ей это нравится.
Алан, как она узнала за ленчем, старинный друг Саймона и не женат.
- По крайней мере сейчас, - сказал он с усмешкой. - Мне по работе приходилось надолго уезжать за границу. Я понимаю Мойру, ей все это надоело, и я в частности. Я пытался объяснить, что делаю это ради нее и детей. На нехватку денег она никогда не жаловалась. - Алан состроил гримасу, и голос его зазвучал иронично, но ему не удалось скрыть боль. - Но, честно говоря, я не думал, что, вернувшись как-то домой, никого не застану. У нее была уже новая жизнь и новый муж. Она написала записку, что бросила меня и забрала детей, потому что я плохой отец и плохой муж, раз меня никогда не бывает дома.
