Сьюзен Льюис - Классная штучка
- Что ж, возможно, вы правы. Очень трудно вынести, когда тебя отвергают. Ничто так не разрывает сердце, как сознание своей полной ненужности и никчемности в глазах самого дорого и любимого человека. Этим объясняются накатывающие отчаяние, гнев, обида и желание объяснить любимому человеку, как ты на самом деле к нему относишься. Что ты любишь его настолько, что даже не мыслишь своего существования без него. И час за часом, день за днем проходят в непрестанных муках. - Глаза его вдруг заволокло пеленой, и Эшли поняла: на старика нахлынули собственные воспоминания. Наконец он заставил себя вернуться к реальности и улыбнулся.
Эшли так и подмывало прикоснуться к его руке, но она удержалась.
- Я тоже был влюблен, - сказал он. - В собственную жену. Но я её потерял. Она умерла. Уже пять лет, как её нет со мной. В первое время мне казалось, что я не в состоянии этого вынести. Жизнь без неё потеряла для меня всякий смысл, сделалась одинокой и пустой. Причем лишь после её смерти я осознал, насколько глубоко её любил. Величайшая трагедия жизни состоит в том, что лишь смерть самых близких людей заставляет нас понять, насколько дороги они нам были. Когда уже ничего нельзя изменить. Вы правильно поступили, что признались ему в своих чувствах, хотя и от этого уже ничего не изменится. Зато в противном случае, вы бы потом вечно сомневались. Ничего, вы молоды, и у вас ещё вся жизнь впереди. Не думайте, что это банальность - это истина. И вам непременно встретится достойный мужчина, которого вы полюбите. Только не бойтесь признаться ему в этом. Своих чувств стыдиться нельзя.
- Но ведь нельзя, наверное, ставить всю свою судьбу в зависимость от одного человека? Нельзя делать его смыслом своей жизни. Или я не права?
- Именно это и называется любовью, - вздохнул старик.
- Но ведь потом, когда любовь заканчивается, это просто невозможно вынести! - вскричала Эшли. - Господи, и чего я только не передумала! Я даже мечтала одно время, чтобы Джулиан умер. Я искренне надеялась, что тогда он навсегда останется в моей памяти как самый любимый человек, и мне не придется мучиться от сознания, что он меня не любил.
Старик улыбнулся.
- Вы мне не верите.
- Очень даже верю. Просто мне не кажется, что вы и в следующий раз полюбите так же. Любовь ведь не повторяется - она всякий аз новая. Кстати, вам не приходило в голову, что на самом деле он вас очень даже любит?
- Он всегда знал, что женится на Бланш. Так её, кстати, зовут. Просто он никогда не говорил мне этого, но теперь я знаю правду.
- А разве он сказал вам, что не любит вас?
- Нет. Но это было ни к чему. Он ведь не жестокий человек. Не настолько, во всяком случаю.
- А вдруг он тоже страдает? Должно быть, ему было мучительно трудно сказать вам, что между вами все кончено. Почему бы вам снова не поговорить с ним? Может, тогда вам легче будет?
- Нет, говорить я с ним не стану. Тем более - нас с ним. Он уже принял решение, и я должна с ним смириться. По ночам я лежу без сна и снова и снова перебираю в памяти все, что между нами было, пытаясь понять, в чем я допустила ошибку. Могла ли сделать хоть что-нибудь, чтобы помешать случившемуся. А потом боюсь уснуть, чтобы не увидеть его во сне. Боюсь проснуться с сознанием, что у нас все в порядке, а в следующую минуту вспомнить, что на самом деле его больше со мной нет. Это уже больше напоминает какой-то кошмар, нежели жизнь.
- Я знаю. Но могу твердо обещать: как и любой кошмар, это пройдет.
Эшли вздохнула.
- Неужели нет никакого способа облегчить эти страдания?
Старик усмехнулся.
- Если бы они были, моя милая, будьте уверены: американцы уже запатентовали бы их, разлили по бутылочкам и продавали на каждом углу.
Она улыбнулась.
- Да, забавно - я веду себя так, словно я единственная в мире, кого постигла такая печальная участь. Между тем, подобное ведь почти с каждым случается. Просто кажется, что никто не в состоянии понять, что именно с тобой сейчас происходит. С другой стороны, все люди разные и могут по-разному воспринимать свои несчастья.
Старик кивнул.
- Да, все мы ощущаем горе и боль по-разному, но собственное горе все равно воспринимается сильнее и острее. - Он взял свой стакан. Постарайтесь как можно скорей взять себя в руки. Иногда вам будет казаться, что самое страшное уже позади, иногда, напротив, будет накатывать самая черная хандра. И вот именно в такие, самые тяжелые дни, когда, казалось бы, даже само существование становится невыносимым, и надо проявить характер, собрав в кулак всю свою волю, и - сражаться. В конечном итоге бойцам всегда счастье улыбается - по себе сужу. Но для этого нужно стиснуть зубы. Нужно постараться, превозмогая боль, вновь и вновь твердить себе, что впереди у вас вся жизнь, и что вам по плечу любые сложности. Настанет время, когда вы тоже состаритесь, и тогда у вас будет уже не так много возможностей начать все заново. А сейчас вы должны думать, насколько заманчиво начать жизнь сначала. Ведь никто не знает, какие приятные сюрпризы могут поджидать вас впереди. Только смелей идите вперед с поднятой головой и - не оглядывайтесь.
Эшли горько усмехнулась.
- Послушать вас, и я скоро сама себе позавидую. Нет, мне кажется, что будет проще с ним вообще не встречаться. Мы ведь работаем вместе.
- А вы не стремитесь все упрощать. Чем сложнее поставленная цель, тем почетнее победа.
- Вы рассуждаете как настоящий стратег, - заметила Эшли.
Старик приподнял брови.
- Поверьте, моя милая, на мою долю тоже немало горя выпало. Но я всегда встречал трудности с поднятым забралом. И верю, что вам это тоже по силам.
- Вы и в самом деле так думаете?
- Да.
- Тогда, пожалуй, я начну с того, что завтра закурю в метро сигарету, - сказала Эшли, и они оба расхохотались. - Спасибо, после ваших слов мне стало намного легче. Кстати, а куда делась оленина?
- Джордж сдался. Догадался, должно быть, что я собрался съесть её сам, а он знает, что слишком много мяса мне нельзя. Избави нас, Господи, от чересчур заботливых официантов.
Эшли хихикнула:
- Но и спасибо им.
- Пожалуй, да, - согласился старик после некоторого раздумья.
- Вы уж извините, что я так на вас выплеснулась. Мне, правда, очень неловко.
- Это вы зря. Если, конечно, не решили сдаться.
- Ни за что! Теперь я уже точно знаю, что сумею все это пережить. Просто пока мне ещё плохо без него, хотя, кажется, дай мне волю, и я бы его сама задушила. Как он смел выставить меня такой нелепой и взбалмошной?
- Ага, я вижу - мы уже по второму кругу пошли, - улыбнулся старик.
Эшли нахмурилась.
- Да, верно. Боюсь, что последние дня четыре я только и делаю, что хожу по кругу.
- Нда, - произнес старик. Затем, чуть подумав, добавил: - Знаете, моя милая, я бы вам посоветовал завтра заодно купить себе меховую шапку.
Эшли посмотрела на его доброе, изборожденное морщинами лицо и улыбнулась.
- Спасибо, что выслушали меня.
- Это вам спасибо, - сказал он, и Эшли поняла: для него их беседа тоже не прошла даром. Повинуясь какому-то порыву, она протянула руку и легонько стиснула его запястье. Глаза старика засияли, и Эшли поняла, что пришла сюда не зря.
ГЛАВА 6
Всю дорогу до самого Брайтона дождь так и не прекращался, и Дженнин была несказанно счастлива, когда наконец добралась до небольшого уютного отеля, в котором забронировала номер. Завтра вечером она переберется в "Метрополь", где остановится вся съемочная группа. Но это завтра, а сегодня она принадлежала самой себе.
Пока совсем ещё юная консьержка искала ключ, Дженнин осмотрелась по сторонам. В небольшом вестибюле, обставленном древней мебелью, царил полумрак. Шторы задернуты не были, а дождь за окном лил, не переставая.
Зябко поежившись, Дженнин снова повернулась к стойке. Девушка вынырнула из какой-то каморки, держа в руке ключ. Дженнин расписалась в журнале для постояльцев.
- Благодарю вас, миссис Грин, - сказала консьержка и вручила ей ключ.
- Возможно, мне придется задержаться сегодня вечером, - сказала Дженнин, наклоняясь, чтобы взять свою дорожную сумку. - У вас есть запасной ключ от входной двери? На тот случай, если вы запрете рано.
- Да, конечно, - кивнула девушка. - Вот, возьмите мой. Я уж сегодня точно носа на улицу не высуну - дождь как из ведра льет.
Взяв ключ, Дженнин направилась к лестнице.
- Приятного отдыха! - пожелала ей вслед консьержка.
Дженнин улыбнулась, но оглядываться не стала - не стоило рисковать. Ее шляпка была надвинута почти на самые глаза, а рот и подбородок укутывал шарф. Дженнин была уверена, что её никто не узнает; впрочем, девушка особого любопытства и не проявляла.
Поднявшись на второй этаж, Дженнин отперла дверь в комнату номер шесть. Обстановка была точь-в-точь такой, как она и ожидала. Огромная двуспальная кровать, небольшой обшарпанный шкаф-купе - наверняка из комиссионного магазина - и стандартный столик с неизменной библией. Дженнин сразу взяла её и упрятала в шкаф. Библии всегда заставляли её испытывать определенную неловкость, а уж сегодня особенно.
