Кристоф Дюшатле - Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя
Теперь любительница сладостей думает о том, как быстрее смешаться с толпой, вернуться домой, выкупать малыша, уложить его спать и… Уф! Все заканчивается сидением перед телевизором, у мамы подавленное настроение, тяжесть в животе, женский журнал «Эль» раскрыт на странице, вверху которой написано крупными буквами: «Строгая диета».
Во второй половине дня, пока дети карабкались на горки и лесенки, увлеченные своей игрой, Абдель рассказывал мне сомнительные истории о своем разводе. У него совсем другой случай. Его бывшая жена уехала в Овернь вместе с ребенком и присоединилась к религиозной секте, занимающейся бодибилдингом, проповедующей вегетарианство и живущей в лесу, в мерзкой деревне, под предводительством депрессивных священников. Члены секты едят редкие корни и занимаются трансцендентальной медитацией, болгарской гимнастикой и то и дело поднимают гантели. К тому же они развратничают без удержу, то и дело обмениваясь сексуальными партнерами. Они издают экстатические крики во время коллективного совокупления у подножия больших деревьев при свете полной луны. Самое ужасное, что это первобытное зрелище наблюдает мальчуган. Бедняга, он ничего в этом не понимает, несмотря на тот образ жизни, который предлагают ему новые покровители. Была предпринята попытка отправиться в эту глубинку Франции и уничтожить лагерь умалишенных. «Правда, это сделали не мы, — говорит Абдель, — а знакомые, занимающиеся регби в Тулоне».
Под воздействием отрывочных впечатлений, перескакивая с одного приключения на другое, я вынудил Абделя рассказать мне как можно подробнее об его отношениях с Фаделой, Жанной д’Арк из стран Магриба. Он стеснялся. Тогда я ему признался, что она скоро опубликует сногсшибательную книгу: исповедь своего брата, раскаявшегося террориста-исламиста. Побледнев, Абдель согласился мне все рассказать. Вообще-то, он встретил эту розу песков в студенческом городке в Тунисе, где она находилась по обмену учащимися между университетами. После трех или четырех недель настойчивых ухаживаний ему удалось с ней переспать…
Вот каким образом действовал упорный обольститель и к каким неожиданным последствиям привели его деяния. Он залезает в постель к Фаделе, якобы чтобы прочитать ей поэму Ричарда Бротигана, а красавица практически безотчетно на это идет. Затем он мнет ее груди, сделав паузу в чтении поэмы, и вдруг «эта, как там ее» начинает кусаться и ругать его последними словами. В целом, это скорее походило на спортивное состязание. Когда ее брат узнает о происшествии, он приходит в ярость и хочет оторвать голову Абделю. Тому удается усмирить гнев родственника Фаделы; Абдель ублажает его, как только может. Чтобы добиться расположения брата Фаделы, он приводит его на вечеринку к своим друзьям. И там опьяневший и растерявшийся брат позволяет проводить себя до туалета одному из гостей. Практически речь идет об изнасиловании. Хотя в алкогольных парах анус может быть перепутан с любым другим круглым отверстием. Детали похождений этого пьянчужки доходят до ушей Фаделы. Дело принимает серьезный оборот. Абдель балансирует между правдой и выдумкой. И запутывается. Что касается брата, он отныне примыкает к сторонникам религиозного фундаментализма.
«Все получилось не очень здорово, мой дорогой Абдель, ведь теперь приходится отвечать за последствия вмешательства в судьбу довольно хрупкого парня». — «Быть может, он участвовал в любовных утехах более активно и не осмелился мне в этом признаться?» — «Но какая теперь разница — зло уже сделано». Однако по воспоминаниям поэта будущий террорист испытывал большое удовольствие, когда кто-то обработал его сзади. Удовольствие, в котором он не мог признаться, принимая во внимание семейные устои. Вот почему он, возможно, так пристрастился к взрывчаткам.
Луна и Фарид прижимают мордочки к витрине, в которой выставлены аппетитные пирожные. Папа, вот это! Хочу это! Это! Это и это! А еще вот это! Представь себе, дочка, я тоже хочу это и вот это! Но так не получается. Да, я слышал, не беспокойся, моя нежная куколка, я также скуплю весь магазин на мою сицилийскую кредитную карточку. А что ты думаешь? Я твоя сладкая вата, беспрекословно выполняющая твои сокровенные желания.
Мы, приходящие папы, по-своему любим своих детей. Наш стиль? Компенсировать свое отсутствие чрезмерным, не свойственным нам вниманием, заполнить вынужденную эмоциональную пустоту до последней минуты. Мы покидаем булочную после молниеносного налета, оставшиеся без денег, но утолившие капризы наших детей. Позже, сидя на скамейке, Луна и Фарид радуются, их рты перепачканы шоколадом и клубникой.
В ресторане во время обеденного перерыва
Клара осторожно отламывает кусочек хлеба и подносит его ко рту. Она задумывается, и я не знаю, какие мысли ее занимают. В другое время она бы поднесла этот мягкий хлебный шарик к моему рту, нежно коснулись бы моих губ пальцами, я облизал бы их, слегка прикусил, и мы бы улыбнулись одновременно, как два дурачка, готовые раствориться друг в друге на поле с цветущей люцерной.
Основная часть ресторанной публики — люди из сферы оказания услуг: советники по финансам, юристы, подрядчики, рекламные агенты… В центре VIII округа на улице Вашингтон находится квартал сделок и стратегических союзов.
Официант ставит тарелки на стол. Клара безучастно рассматривает свой салат с перепелиными яйцами. Не знаю почему, я заказал кровяную колбаску с пюре, блюдо, сомнительное на вид, двусмысленное по значению и вообще мало подходящее к нашему деловому обеду после развода, когда надо думать о воспитании Луны, а не заботиться о поглощении калорий.
После подведения итогов в сфере профессиональных компетенций приходится подводить итоги в житейской области на родительском поприще. Ничего не обходится без арифметических подсчетов. Также подводится черта под суммой событий, произошедших во время бюджетного года. В целом это разбор полетов, итоговый доклад в трех экземплярах. Моя вилка скользит, так как локоть съезжает со стола, в то время как Клара что-то тихо напевает. Живущие раздельно уже целый год, мы путаемся в воспоминаниях. Это первый сезон. Сценаристы судьбы придумывают для нас новые повороты жизни.
Есть некое затруднение, но в то же время и желание все делать как надо, жить по-честному. И слезы подступают к глазам и слышатся в словах. Совместно прожитые годы иногда дают о себе знать. Клара объясняет мне, как она с этим справляется. У нее напряженность на работе, масса дел по дому, которые надо переделать до того, как укладывать спать малышку, недавно начатое лечение у психоаналитика, любовники, которые переругались между собой, неуверенность в слишком консервативном обществе, поиски новой няньки, переезд на новую квартиру, которую она только что купила, семейные хлопоты и сложные отношения с призраками прошлого. В тот день, когда в автомобильной катастрофе мать Клары погибла, она находилась в машине и ничего не помнила. Ей было три года, а матери — тридцать семь. Они ехали на крестины кузена Николя Б., который впоследствии стал одним из наших лучших друзей. Они хотели отпраздновать рождение ребенка, но смерть сама пригласила себя на бал.
— Представь себе чистый лист бумаги, — говорит мне Клара. — Белую точку в одном уголке, черную точку — в другом. Теперь надо сложить лист пополам, обе точки налагаются друг на друга и вступают в конфликт. Кто победит? Когда я был ребенком, Николя часто меня навещал. Мы развлекались тем, что скатывались с лестницы, бессознательно воспроизводя шум катастрофы. Мы падали и смеялись. Ведь мы были живы.
Большое беспокойство вызывает у Клары мысль о смерти в тридцать семь лет, в том возрасте, в каком погибла ее мать. Страх роковой случайности, повторение несчастья — вот что ей досталось в наследство. Через два года она обо всем узнает.
— Не думай об этом, — говорю я.
Сжимаю ее руку, но она тотчас ее отдергивает. Я, неиссякаемый источник здравого смысла, продолжаю приводить аргументы, говорю о беспочвенности ее нелепых страхов:
— Фатальность существует только у тебя в голове.
Но ужас охватывает Клару вот уже несколько лет. Мне кажется, она не слышит моих доводов.
— В конце концов, мы не так уж плохо выходим из положения, — произношу я чуть сдавленным голосом.
— Да, неплохо. Луна растет хорошо.
— Мы родили малышку. Это уже вершина чего-то.
— Мы дали ей жизнь, — говорит Клара. — Ты сможешь оставаться на высоте?
— Ну… я стараюсь двигаться в этом направлении, я не думаю, что…
— Ты сможешь хорошо ее воспитывать? Удовлетворять ее потребности, красиво одевать? Чтобы она всегда оставалась красавицей?
— Я сказал бы, что вообще все идет хорошо. Все в порядке. Я это чувствую. У тебя ресничка на щеке.
— Я знаю, ты хороший отец. Но может, ты тоже повзрослеешь?
