Джеки Алессандро - Свадебный водоворот

Конечно, только в интересах расследования.

***

За обедом Элизабет сидела между тетушкой и лордом Дигби. К ее удивлению, лорд завел с ней длинный разговор о ведении фермерского хозяйства в Америке. Она имела слабое представление об этом, но вежливо слушала, время от времени согласно кивая, что, впрочем, не мешало ей наслаждаться роскошным пиршеством из десяти блюд и успешно избегать страусовых перьев тетушки.

В то время как лорд Дигби увлеченно описывал процесс стрижки овец, ее внимание было приковано к месту во главе стола, где сидел герцог. Он был великолепен в вечернем костюме, и у нее замирало сердце, что страшно ее раздражало: она не хотела признавать, что этот тупица так привлекателен.

Он непринужденно беседовал с сидящими вокруг гостями, но она заметила, что он редко улыбается, и ее раздражение улеглось, а сердце сжалось.

За видимым всем лоском скрывалась мятущаяся душа, но он умело прятал ее. Не прикоснись она к нему, ей и сейчас была бы открыта только внешняя сторона. Она бы не узнала о его печали, одиночестве и чувстве вины, не почувствовала бы нависшую над ним угрозу.

Элизабет не осознавала, что не сводит с него глаз, пока он не посмотрел на нее. Их взгляды встретились, и мурашки побежали у нее по спине от его пристального взора. Ее охватил жар, она понимала, что должна отвести глаза, и не могла. Она так хотела помочь ему. Если бы только он согласился ее выслушать!

Боже, как бы ей хотелось увидеть что-нибудь еще, чтобы узнать, какая беда ожидает его и когда! Не случится ли это сегодня ночью? А если так, то как она сможет этому помешать?

Взгляд Остина пронзал ее, словно проникая сквозь кожу. Она с трудом заставила себя оторваться от этого смущавшего ее взгляда и обратить внимание на лорда Дигби. Но она уже приняла решение.

Она сделает все необходимое для того, чтобы герцог не пострадал.

***

Вскоре после полуночи Остин, расстроенный, не находивший себе места, подошел к конюшне с одним желанием - оседлать Миста и быстрой скачкой развеять свое беспокойство и непонятное раздражение.

Оно возникло в тот момент, когда он увидел Элизабет в дверях гостиной - потрясающе красивую, улыбающуюся всем... всем, кроме него. И как бы ни было неприятно ему в том признаться, он весь вечер не сводил с нее глаз.

Даже когда ему удавалось переключить свое внимание на что-то другое, он каждую минуту ощущал ее присутствие - он знал, с кем она разговаривает, что она ест. А когда их глаза встретились, он почувствовал себя так, словно кто-то нанес ему удар прямо в сердце.

Ее присутствие волновало Остина весь вечер, и он вздохнул с облегчением, когда около одиннадцати Элизабет удалилась. Но радость оказалась преждевременной, потому что он не мог избавиться от мыслей об этой проклятой женщине - ее глазах, ее улыбке, ее соблазнительных губах. У него вызывала досаду необходимость постоянно напоминать себе, что она знает то, чего не должна знать и не может знать. Если же она это знает, то какое этому может быть другое объяснение, помимо, как она говорит, "видений"?

Однако каждый раз, когда он пытался убедить себя, что она своими разговорами о "видениях" чего-то добивается, что она, может быть, замешана в шантаже и ей нельзя доверять, все в нем восставало против этого. В ней были доброта, невинность и честность, которые отметали его подозрения, не давая им укрепиться.

Могло ли быть, что она слишком верила в свою собственную бесспорную интуицию, называя ее "видениями"? Не были ли и на самом деле ее слова и поступки продиктованы стремлением помочь ему?

Войдя в конюшню, Остин направился к стойлу Миста, но остановился, почувствовав легкий аромат. Аромат, которого не могло быть в конюшне, где пахло кожей и лошадьми. Сирень.

Прежде чем он успел сообразить, откуда это, Элизабет вышла из тени и остановилась, освещенная лунным светом.

- Добрый вечер, ваша светлость.

Он рассердился на самого себя за то приятное волнение, которое ощутил, увидев ее. На ней все еще было кремовое шелковое платье, в котором она появилась за обедом, и та же каштановая прядь снова приковала его внимание.

- Мы снова встретились, мисс Мэтьюз.

Элизабет приблизилась, и он увидел выражение ее лица. Она была явно встревожена.

- Зачем вы здесь, ваша светлость?

- Я мог бы спросить вас о том же самом, мисс Мэтьюз.

- Я здесь из-за вас.

"А я здесь - из-за вас, потому что не перестаю о вас думать".

Скрестив руки на груди, он пристально рассматривал ее с нарочитым равнодушием. Хотел бы он знать, черт побери, как понять эту женщину!

- Что же со мной такое, что привело вас в конюшню в столь поздний час?

- У меня возникло подозрение, что вы можете поехать верхом. - Она чуть приподняла подбородок. - Я здесь, чтобы помешать вам.

Остин не сумел скрыть своего недоверия.

- В самом деле? И как же вы собирались это сделать?

Она нахмурилась:

- Не знаю. Думаю, я надеялась, что у вас хватит ума прислушаться к предостережению о грозящей вам опасности, когда вам вздумается ехать ночью. Очевидно, я ошиблась.

Проклятие! Что эта женщина о себе думает? Он медленно подошел к ней и остановился, когда их разделяли каких-нибудь два фута. Она не отступила ни на шаг - просто стояла и наблюдала за ним, что еще больше возмутило Остина.

- Не думаю, что кто-либо когда-либо сомневался в моих умственных способностях, мисс Мэтьюз.

- Правда? Значит, вы, вероятно, не слушали, ваша светлость, потому что я только что это сделала.

Внезапный приступ гнева охватил его. Он более чем достаточно терпел эту проклятую женщину. Однако прежде чем он успел обрушить на нее все, что она заслуживала, она взяла его руку и сжала ладонями.

Дрожь пробежала по его руке, не дав ему произнести гневные слова.

- Я снова вижу это, - прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. - Опасность. Вы ранены. - Отпустив его руку, она приложила ладонь к его щеке. - Пожалуйста. Пожалуйста, не ездите сегодня ночью.

Ее мягкая ладонь обжигала кожу, ему хотелось повернуть голову и прикоснуться к ее ладони губами. Вместо этого он схватил ее за запястье и сбросил ее руку со своего лица.

- Не знаю, в какую игру вы играете...

- Я не играю с вами! Что я должна сделать, что я должна сказать, чтобы убедить вас?

- Начнем с того, что вы мне расскажете все, что вам известно о моем брате и о том, каким образом вы это узнали. Где вы с ним встречались?

- Я никогда не видела его.

- И в то же время вы знаете, что у него был шрам. - Он неторопливо смерил ее с головы до ног подчеркнуто оскорбительным взглядом. - Вы были его любовницей?

Ужас в ее не правдоподобно расширившихся глазах был слишком естественным, чтобы посчитать его притворством. Остин почувствовал, как у него отлегло от сердца, но предпочел не задумываться почему.

- Любовницей? Вы с ума сошли? У меня было видение, я видела его...

- Да-да, именно так вы и сказали. И вы также умеете читать чужие мысли. Скажите мне, мисс Мэтьюз, о чем я сейчас думаю?

Элизабет колебалась, пытливо вглядываясь в его лицо.

- Я не всегда могу рассказать. И мне надо... дотронуться до вас.

Он протянул руку:

- Трогайте. Убедите меня.

Несколько мгновений она смотрела на его руку, затем кивнула:

- Я попытаюсь.

Когда его рука оказалась зажатой между ее ладонями, он закрыл глаза и нарочно постарался сосредоточиться на чем-нибудь пикантном. Он представил ее в своей спальне: ее освещают пляшущие золотистые огоньки в камине; он протягивает руку и расстегивает инкрустированную жемчугом пряжку, скалывающую прическу Элизабет, - шелковистые пряди струятся через его пальцы, падают на ее плечи и ниже, ниже...

- Вы думаете о моих волосах. Вам хочется потрогать их.

Его опалило жаром, и глаза чуть не вылезли из орбит. Первое, что он увидел, очнувшись, были ее губы - эти необыкновенные, созданные для поцелуев губы. Если он немного наклонится, он почувствует их вкус...

Она выпустила его руку.

- Вам хочется поцеловать меня.

Произнесенные ею едва слышным шепотом слова заставили его сердце забиться быстрее. Черт побери, конечно, ему хочется поцеловать ее! Ему необходимо. Он должен. Конечно, одного поцелуя хватит, чтобы удовлетворить необъяснимую жажду узнать вкус ее губ.

Уступив своему желанию, Остин больше не мог разбираться в своих чувствах или бороться с ними; он наклонился к ней.

Элизабет отступила.

Он приблизился, но она снова отступила. В ее выразительных глазах он увидел нерешительность. Черт, эта женщина ни разу не отступала перед ним, сталкиваясь с его гневом, сарказмом или подозрением! Но мысль о его поцелуе заставила ее отшатнуться.

- Что-то не так? - тихо спросил он, снова приближаясь к ней.

- Не так? - Она сделала шаг назад и чуть было не наступила на подол платья.

- Да. По-английски это означает "неладно". Вы, кажется... нервничаете.

- Нет. Конечно, нет, - возразила она, пятясь от него, пока не уперлась в деревянную стену. - Мне просто... э... жарко.