Имоджен Эдвардс-Джонс - Отель Вавилон
— В гостинице нет воров, — утверждает Лиз.
— Так как же тогда получилось, что у меня пропала сотня? — требует клиент, подаваясь ближе к стойке.
— Чем вы занимались вчера вечером, сэр? — интересуется Лиз.
— Ходил ужинать. Потом в казино. А после вернулся сюда.
— Вы уверены, что не проиграли деньги? — осторожно высказывает предположение Лиз.
— Нет. То есть да. Конечно, уверен, — заявляет клиент.
— Если так, наверное, следует обратиться в полицию, — говорит Лиз, поднимая телефонную трубку.
— Видите ли, — внезапно выдает клиент, — на возню с полицией у меня совершенно нет времени. Дайте мне счет, и я пойду.
Обычное дело. Не знаю, специально ли он разыграл этот спектакль, чтобы снять с отеля деньги — у него в любом случае ничего не вышло бы, — или же правда проиграл их и совершенно забыл об этом, либо сотню в самом деле прикарманил какой-то жулик из обслуги. Так или иначе, при одном упоминании о полиции все — будь то ярый поборник справедливости либо алкоголик, у которого спиртное отшибает память, — тотчас идут на попятную.
Клиент без слов платит и смывается. Хозяйственная служба вздыхает с облегчением. Слава Богу, номер благополучно освободился.
Смотрю на часы: без двадцати час. Долго же Мишель обсуждает причины своего ухода! Впрочем, возможно, Адриана перехватил ревизор, и ей пришлось сидеть перед кабинетом, ожидая, когда управляющий освободится.
Движение в вестибюле становится все более оживленным. Прибывают те, кто не прочь пропустить рюмочку во время ленча, — сначала их путь лежит в бар, потом в ресторан.
Любителей питаться средь бела дня в дорогих отелях типа нашего, чья кухня славится современными блюдами, равно как и традиционными, можно разделить на несколько различных групп. Первая — богачи, бизнесмены, что ведут дела где-то поблизости и во время ленча встречаются с важными клиентами. Их заказы основательные — говядина на кости, спиртное, потом кофе. Вторая группа — гламурные дамы, которые потребляют лишь салаты и шипучие вина. Едят и пьют они мало, однако задерживаются надолго и удаляются, лишь когда подходит время забирать детей из школ. Третья группа разношерстная. В нее входят иногородние, что приезжают в столицу на какое-нибудь шоу или привозят бабушек и дедушек отметить их восьмидесятилетие. Либо это молодые люди, решившие познакомить невесту с родителями. Представители третьей группы являются в отель компаниями, иногда по пять-шесть человек, и тоже сидят в ресторанах подолгу, а заказы делают довольно приличные.
В бар же идут перед ленчем в основном предприниматели. Едва человек появляется перед стойкой и заказывает первый напиток, Джино уже определяет, планирует ли клиент раскошелиться или нет и имеет ли смысл перед ним расшаркиваться. Помню, как-то раз он сказал: если люди приходят и тут же заказывают двойную порцию алкоголя, значит, намерения серьёзные. Если же тянут резину, не зная, на чем остановить выбор, им и зубы-то заговаривать без толку — все равно не заглянут потом ни за конфетами, ни за шоколадом.
Улыбаюсь, глядя на типичных представителей в элегантных полосатых костюмах, рубашках ручной работы и красных подтяжках. Желаю им доброго утра и сосредоточиваю на них так много внимания, что чуть не пропускаю Мишель, которая выходит из стеклянных дверей.
— Мисс Лейн, — окликаю я ее, когда она пытается прошмыгнуть мимо.
— А, привет, — отвечает Мишель, тормозя.
— Ты бы не ушла, не сказав «до свидания», правда? — произношу я, старательно делая вид, что смертельно обижен. Мишель мне нравится. Мы проработали бок о бок целых восемь месяцев. С ней гораздо интереснее, чем с Лиз. Мишель не прочь посплетничать и опрокинуть бокальчик. Такие девочки в моем вкусе.
— Нет.
Мишель улыбается, поворачиваясь к столу Тони в ожидании хлесткого комментария. Но Тони занят: разговаривает с клиентом, молодым парнем, который приходил уже раза два. Он бизнесмен, у него за углом офис. В наш отель предприниматель присылает партнеров по бизнесу, россиян, и ежемесячно платит Тони по пятьсот фунтов наличными, чтобы мы как следует о его гостях заботились. У Тони не один такой клиент, но о делах подобного рода он предпочитает не распространяться. Если о них узнает Адриан, наверное, не очень-то обрадуется. Сделки с людьми, не имеющими отношения к гостиничному бизнесу, — игра небезопасная; предсказать, как к ним отнесется начальство, совершенно невозможно.
Мишель подходит ближе и становится перед огромным цветочным украшением, надеясь, что Тони ее не заметит. Лиз разговаривает по телефону и отщипывает малюсенькие кусочки от печенья «Слим фаст».
— Как прошла беседа? — любопытствую я.
— Гораздо лучше, чем я думала, — отвечает Мишель. — Он упомянул буквально обо всем. Высказался по поводу каждого отзыва, что когда-либо делали в мой адрес клиенты. И все в таком духе.
— Правда? Поэтому-то он и держал тебя так долго? Сделал все, как полагается.
— Да. — Мишель кивает. — Может, посчитал своим долгом восполнить отсутствие начальницы отдела кадров, у которой медовый месяц.
— О вчерашнем не упоминал? — спрашиваю я.
— Ни словом, — отвечает Мишель. — Слава Богу. Мне было так неловко, когда я к нему входила. Сам подумай: каких-то семь часов назад он стоял передо мной в мужской уборной. — Хихикает. — Так и вижу его со спущенными штанами… Сегодня он держался безупречно. Настоящий профессионал. И как люди умудряются быть то такими, то совершенно другими?
— Удивительно, — соглашаюсь я. — Но в этом весь Адриан, разве не так? Может быть рубахой-парнем, когда хочет. Или идеальным боссом.
— Ну. — Мишель пожимает плечами. — Ладно, я, пожалуй, пойду. Надо кое-что успеть сделать.
— Все в порядке? — спрашивает Лиз, кладя трубку.
— Да, спасибо, — говорит Мишель. — Как ты?
— Дел по горло. — Лиз улыбается.
— Могу себе представить.
— Когда выходишь на новую работу? — интересуется Лиз.
— Через неделю. Сначала съезжу отдохнуть.
— М-м, — произносит Лиз. — Замечательно.
— В Испанию, — добавляет Мишель.
— Отлично, — одобряет Лиз. Звонит телефон. — Еще увидимся, — одними губами говорит она, поднимая трубку.
— Пойду, — повторяет Мишель.
— Я провожу тебя до двери, — отвечаю я.
Мишель проходит мимо стола Тони, и тот не произносит ни слова. Позволить себе отпустить какую-нибудь гадость в присутствии клиента он не может — слишком ответственно подходит к работе.
Стив толкает дверь, и мы выходим на улицу.
— Пока, Мишель! — Стив протягивает ей руку в белой перчатке. — Удачи.
Мы проходим какое-то расстояние вместе, я чмокаю Мишель в щеку и прошу не теряться. Она лжет, что будет звонить. Я отвечаю тем же. Но мы оба прекрасно знаем, что поддерживать отношения сможем только в том случае, если я вслед за ней перейду в «Савой». Такова уж судьба гостиничных работников — возможности общаться с друзьями у нас почти нет. Большую часть свободного времени я выжатый как лимон, поэтому сижу дома перед ящиком. Мишель шагает вверх по улице, а я машу ей рукой. Мне будет ее не хватать. У стойки воцарится нестерпимая тоска.
Киваю Стиву, который открывает дверцу такси, надеясь, что клиент ему заплатит. У Стива ловко получается раскручивать народ на деньги. Каждый раз, когда он толкает вращающуюся дверь, ловит такси, берет чью-нибудь сумку, ему непременно протягивают монетки. Они отправляются Стиву в карман и там дружно позвякивают. К концу недели набирается от шестисот до тысячи фунтов монетами. Неудивительно, что многие мечтают очутиться на его месте. Несмотря на то что ему приходится торчать на улице в любую погоду, носить тяжелую форменную ливрею и ни на минуту не забывать о любезности.
Решаю пройти за угол и быстренько перекурить. Из кухни доносится страшный шум. Похоже, у шефа истерика, потому что не привезли куриную печень. Только и слышу ругательства и крики «печень, печень, печень!». Из открытых кухонных окон валит пар, внутри носятся как угорелые.
Час перед ленчем всегда настоящее безумие, прекрасно это помню. И дело больше в том, что сам заранее настраиваешься на запарку. Шеф-повар готовится командовать парадом. Казалось бы, задача весьма простая, но впечатление обманчивое. Работа шефа, пожалуй, труднейшая во всей кухне. Ему приходится управлять действиями полутора сотен подчиненных. Он вроде дирижера симфонического оркестра: должен организовать все так, чтобы каждый справился с заданием вовремя и функционировал с остальными как единый организм. Стоит одному человеку допустить оплошность, и расстроится весь отлаженный ход работы. Руководителю несладко, он постоянно в напряжении, особенно если кто-то не делает, что от него требуют. Быть шеф-поваром — истинное искусство. Когда же что-то не ладится, он рвет и мечет. После главного идут помощники. Зная о кухонных делах почти все, они жужжат, точно синезадые мухи. Повара, ответственные за отдельные виды работ — например, за приготовление овощей либо рыбы, — тоже не знают ни минуты покоя и постоянно в делах. На ступень ниже стоят те, кто проработал на кухне около двух лет, — младшие повара первой категории. Они заколачивают вполне приличные деньги — примерно четырнадцать тысяч фунтов, — работая по сорок часов в неделю; впрочем, вкалывать приходится иногда и вдвое больше. Опыта у них все же еще маловато, и они, бывает, допускают ошибки. Младшим поварам второй категории по восемнадцать-девятнадцать лет. Они стажеры, ни черта не знают, и на кухне в них летят все шишки. На этой должности работал и я. Наконец, грузчики. Их много, и они таскают огромное количество продуктов. Ужас. Словом, работы на кухне невпроворот. Напряжение немыслимое, пахать надо на износ, без перекуров и передышек. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему перед ленчем с его неизменной беготней накаляются страсти.
