Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое

Лоранс подавила крик ужаса. Мари-Нутта, ни на секунду не предполагавшая такой возможности, бросилась к Кионе.

— Папа прав, Киона, ты можешь узнать правду! Ты не имеешь права отказываться, сними с себя амулеты и найди маму!

— Что вы на нее набросились? — возмутился Жослин. — Ты. Мари-Нутта, не имеешь права ей приказывать. Она не может сотворить чудо.

— Как раз может! — крикнула Лора с трагическими интонациями в голосе. — Но только когда это устраивает маленькую чертовку!

Как обычно, впадая в ярость, Лора становилась язвительной. Луи испуганно наблюдал за происходящим. Он нашел себе укрытие рядом с Мирей, которая кивала головой, как заведенная.

— Криком делу не поможешь, — вмешался Тошан. — Успокойтесь, прошу вас Нутта, отойди в сторону и веди себя тихо. А ты, Киона, в память о нашей матери, помоги нам. Ты понимаешь, до какой степени я встревожен?

— А если я не хочу ничего знать? — возразила она, вызывающе глядя на него своим золотистым взглядом. — Если я вижу что-то ужасное? Никто из вас не был на моем месте. Вам всем плевать на меня, на то, что я чувствую. Я могу потерять сознание, мое сердце может перестать биться — какая разница! Вы только рады будете от меня избавиться, так ведь?

Лоранс, обычно кроткая и терпеливая, бросилась к Кионе и изо всех сил дернула за кожаный шнурок, к которому были прикреплены амулеты. Держа маленькие мешочки в руке, она посмотрела на девочку.

— Ну что, теперь ты видишь? Скажи нам сейчас же! Бабушка с ума сходит от тревоги, я не могу спать, настолько переживаю за маму, всех терзает страх, а ты отказываешься нам помочь, тебе плевать на нас и на наши страдания!

После этой вспышки гнева она разрыдалась. Киона с достоинством выпрямилась.

— Хорошо, я попробую, — отрезала она. — Только замолчите и не трогайте меня!

Она бросила разъяренный взгляд на Лоранс и направилась в глубину комнаты, где стоял буфет с возвышающимся над ним посудным шкафом. Там она повернулась ко всем спиной. Они молча ждали, не сводя с нее глаз. Жослин был потрясен больше всех. Он и не заметил, как Киона выросла. Это была уже почти девушка, тонкая, хорошо сложенная, очень стройная, с длинными медно-золотистыми косами.

Тошан, который пообещал себе наказать Лоранс за ее выходку, с трудом сдерживал нервозность. В любую секунду его сводная сестра могла задрожать, охваченная сильнейшим головокружением, потерять сознание, и это, возможно, будет означать, что его любимая жена находится на пороге смерти.

Лора затаила дыхание, молясь всей душой. Она не могла смириться с исчезновением Эрмин и заранее отрицала возможность новой трагедии.

Но Киона без видимых признаков недомогания осталась стоять на ногах. Когда она наконец к ним повернулась, у нее было странное выражение лица.

— У меня не получается с ней связаться, — только и сказала она. — Вы довольны? Я ее видела, но она меня не видит.

— Ты ее видела? Ты уверена? Господи, говори же! — взмолился Тошан. — Где она? Что делает?

— Мин сидит на кровати, очень красивой кровати с балдахином в цветочек. В руках у нее чашка, из которой поднимается пар. Возле ее подушки лежит белый кот. О! Кот! Его шерсть встала дыбом, и он зашипел! Он меня увидел, а Эрмин — нет. Клянусь вам, что это правда.

Ко всеобщему облегчению быстро добавилось чувство неловкости. Близняшки обменялись встревоженными взглядами. Мирей взяла за руку Луи и сжала ее, порозовев от смущения.

— Идите на улицу, дети, — велел метис. — Ты тоже, Киона. Спасибо тебе.

— И не ссорьтесь! — добавил Жослин, нервно почесывая бороду.

Как только взрослые остались одни, Лора воскликнула:

— Киона все выдумала! Я не верю ни единому ее слову! Вы можете представить, что Эрмин нежится в кровати с котом? Сейчас? Моя дочь не до такой степени жестока. Она должна понимать, что мы тут все с ума сходим от беспокойства.

Несмотря на смуглый оттенок кожи, Тошан выглядел бледным. Он смотрел в невидимую точку за стенами Валь-Жальбера.

— Согласен с вами, Лора, от нее такого сложно ожидать, — произнес он. — Увы, я не настолько глуп, чтобы тешить себя иллюзиями. Эрмин не исчезла, не попала в аварию. Она прекрасно проводит время, не заботясь о нас, обо мне…

— Успокойтесь, зять мой, не говорите ерунды, — вмешался Жослин, опасавшийся, однако, того же самого. — Я верю Кионе, но все же не нужно впадать в панику. Наверняка этому есть логическое объяснение.

Лора стояла у окна. Ее сердце стучало в висках. Она одна знала, что порой ее дочь испытывала искушение изменить Тошану.

«Возможно, этот богач Родольф Метцнер очень привлекателен, — думала она. — Может, он пригласил Эрмин погостить у него, может, у них связь. Нет, я сошла с ума! Она слишком сильно любит своего мужа и никогда не осмелится сыграть с ним дурную шутку. Их связывают священные узы брака, и моя дочь их уважает, я не должна в ней сомневаться. Она никогда их не нарушит».

Ее раздумья были прерваны ворвавшейся в комнату Лоранс. На глазах у той были слезы.

— Папа, Киона дала мне пощечину! — пожаловалась она. — А Луи сказал, что так мне и надо. Я хочу, чтобы мама вернулась! Я так больше не могу!

— Выйди сейчас же, иначе я тебя накажу, — упрекнул ее отец. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы знать: нельзя ничего добиваться насилием.

— Да, из-за тебя Киона рассказала нам глупости, — добавила Лора. — Она сделала это из мести. Беги на улицу, нам сейчас не до вас.

Испуганная девочка поспешила подчиниться. Тошан стукнул кулаком по столу.

— Если бы только это были глупости! — процедил он сквозь зубы.

Его снова охватила ревность, эта опасная разрушительная сила, которую он, казалось, поборол в последние месяцы. В его душе назревала гроза, шквалом унося всю его уверенность, приобретенную с таким трудом. Он вспомнил поезд и Овида Лафлера, бросающего ему в лицо, что такая женщина, как Эрмин, не может остаться незамеченной. Учитель, к которому он проникся симпатией прошлым летом, внезапно показался ему опасным соперником. «Он мог встретиться с ней в Квебеке или в Шикутими. И они спрятались в отеле или у знакомых, — говорил он себе. — А может, это кто-то другой? Метцнер… Эрмин говорила о нем с таким энтузиазмом. Богатый, образованный, прекрасно воспитанный! А насчет его возраста она могла солгать».

Тошан схватил свой шлем и натянул куртку. У него был такой суровый вид, что Лора перекрестилась.

— Куда вы? — спросил Жослин.

— Искать свою жену! — ледяным тоном ответил мужчина. — Если она изменила мне, я за себя не отвечаю.

Оказавшись на улице, он схватил за руку Киону. Она принялась со злостью вырываться.

— Я надеюсь, ты все это не выдумала.

— Конечно нет! — возмутилась она. — Отпусти, ты делаешь мне больно.

— Что ж, отлично! — пробормотал Тошан, садясь на мотоцикл.

— Папа! Останься с нами! — всхлипнула Мари-Нутта.

Но он больше ничего не слышал. Лоранс обняла сестру, и они вместе заплакали. Никогда еще им не доводилось переживать такие ужасные минуты. Луи отвел Киону в сторонку и шепнул ей на ухо:

— Слушай, ты думаешь о том же, о чем и я? Эрмин бросила Тошана? Она что, влюбилась в кого-то другого?

— Замолчи, идиот несчастный! — тихо возмутилась Киона. — Я не знаю, что происходит, но она не делает ничего плохого. Как ты смеешь так думать о ней? Не вздумай рассказывать эти глупости близняшкам.

— Иначе что? Превратишь меня в жабу?

— Нет, это уже сделано, учитывая твои прыщи. Я просто не буду больше тебя любить, вот.

Угроза возымела действие. Луи оставил при себе свои дурацкие шуточки и ни с кем не поделился сомнениями в верности Эрмин.

Кот убежал. Эрмин положила руку на то место, где еще несколько минут назад он урчал, свернувшись в клубок. После того как Фауст внезапно зашипел и его шерсть встала дыбом, он спрыгнул с кровати и выскользнул за дверь, которая теперь оставалась открытой. Анни Вонлантен больше не запирала ее на ключ, поскольку выход из дома все равно был заблокирован.

«Сегодня четверг, — подумала молодая женщина. — Боже мой, родители, наверное, с ума сходят от волнения. Я всегда предупреждаю их, если задерживаюсь. А Тошан, знает ли он, что я не вернулась в Валь-Жальбер? Папа мог отправить кого-нибудь, чтобы предупредить его. В это время года всегда найдется способ передать весточку на берег Перибонки, к нам домой…»

К нам домой… Ее сердце сжалось. Она проклинала себя за то, что стала жертвой своей доверчивости. Испытывая отвращение к Родольфу и его кузине, она продолжала изображать больную, что лишало ее яркого июньского света. Часто ее охватывало непреодолимое желание подняться в гостиную, чтобы полюбоваться парком и розами, но это свело бы на нет все ее старания. До сих пор Родольф терпеливо ждал ее выздоровления и не докучал ей.