Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое

Сидя наверху лестницы в пижаме, Киона слушала разговор супругов. Проголодавшись, она решила спуститься вниз.

— Доброе утро, папа, — сказала она. — Доброе утро, Лора.

— Я приготовила тебе какао, — ответила ей мачеха. — Молоко закончилось. Чем там занят Луи?

— Он бреется, — серьезным тоном сообщила девочка. — Похоже, у него растут усы. Но лично я ничего не видела.

Жослин расхохотался. Улыбнувшись, Лора со вздохом подняла глаза кверху. Она сполоснула кастрюлю, не переставая прислушиваться к звукам на улице.

— Эрмин должна вернуться завтра, а у меня до сих пор нет тому подтверждения, — с сожалением произнесла она через несколько минут. — Ты согласна со мной, Киона? Она ведь говорила, что приедет в понедельник, 23-го июня, а может, даже сегодня, если запись пластинки уже закончена.

— Да, Лора, она действительно говорила про понедельник. Мои вещи собраны, Луи тоже все приготовил. Я помогала ему выбирать одежду. Пап, а ты готов к возвращению в Труа-Ривьер?

— Ты про мое паломничество к истокам семьи Шарденов? Нет, я еще не все собрал.

Киона отнесла пустую чашку к раковине. Вид у нее был задумчивый. Что-то говорило ей, что Мин здесь в понедельник не будет. Это было что-то туманное, едва уловимое, всего лишь настойчивое предчувствие, проникшее через таинственный заслон ее амулетов.

— Лора, — сказала она, — мне кажется, Эрмин приедет позже, мы могли перепутать дни. А может, у нее еще остались дела.

— Как это? Киона, скажи мне, что тебе известно, — тут же вышла из себя вспыльчивая фламандка.

— Мне кажется, она приедет послезавтра… или в среду.

— Ты насмехаешься надо мной, как над этим беднягой Жозефом, который наивно верит во все твои глупости! Ладно, нет ничего проще, я сейчас же пойду на почту и отправлю телеграмму Эрмин. Так я все выясню.

— Вот это прекрасная идея! — согласился ее муж. — Мы с дочкой хоть полчаса проведем спокойно. До скорого!

Раздосадованная, Лора развязала тесемки фартука и тщательно вытерла руки. Затем она постучала в дверь гостиной, куда переселила их старую экономку, поскольку той было тяжело подниматься и спускаться по лестнице.

— Мирей, я ушла. Если сможешь, приготовь обед — омлет с луком и салат.

— Хорошо, мадам, — ответил усталый голос. — Боже милосердный, как же у меня все болит сегодня утром! Но я прямо сейчас встану и пойду на кухню.

Киона бросила укоризненный взгляд на Лору, выходящую из дома. Мирей уставала все быстрее, и это беспокоило девочку.

— Я сама приготовлю еду, — сказала она.

Жослин ласково погладил ее по волосам. Как же он любил этого ребенка!

— Ах ты, добрая душа, — вполголоса произнес он. — Я тебе помогу.

— Хорошо, пап.

Она подавила вздох. Уже дважды она снимала свои амулеты, чтобы попытаться войти в контакт с Эрмин, но все ее усилия были напрасны. «Где ты, Мин? — мысленно спрашивала она. — Тебе пора возвращаться, мне не терпится увидеть Тошана, Акали, близняшек и нашу Перибонку. Мин, Мин…»

Напрасно она старалась сконцентрироваться, вызвать в памяти лицо своей старшей сестры: ничего не происходило. И это «ничего» в конечном итоге ее заинтриговало.

— Я вас ненавижу! — еще громче крикнула Эрмин, в то время как Родольф пытался ее унять. — Вы посмеялись надо мной, все было ложью: ваши обещания, Италия, «Ла Скала», пластинка — все! К тому же из-за вас я упустила свой главный шанс, эту роль в музыкальной комедии. А мне так нужны были деньги… О! Теперь я все понимаю: это позволило вам впоследствии заманить меня своим контрактом.

— Хватит, Эрмин, успокойтесь! — возмутился он, хватая ее за запястья. — Это вовсе не лживые обещания. Мы поедем в Милан вместе! Что касается этого фильма, согласитесь — он повредил бы вашей репутации!

— Вы не имели на это права, и моя репутация касается только меня! — воскликнула она в ответ. — Что вы о себе возомнили? Я не поеду с вами в Италию!

Онемев от изумления, Анни присутствовала при этой сцене. Покорная и доверчивая, она не относилась к тому типу женщин, которые открыто проявляют свой гнев или протест. Необузданность Эрмин повергла ее в глубокий шок.

— Я хочу получить назад свой чемодан и нормально одеться! А потом вы отвезете меня обратно в Квебек! — снова крикнула певица со слезами в голосе.

Родольф был сильнее ее, но, поскольку он боялся сделать ей больно. Эрмин удалось вырваться и презрительно взглянуть ему в глаза.

— А ведь я считала вас настоящим другом! Как вы могли причинить мне столько зла? Я не могу больше называть вас Родольфом… и месье. Ваша кузина мне все рассказала, я в ужасе. Вы потеряли рассудок! Напоить меня снотворным и похитить!

— Эрмин, не бойтесь, я сделаю вас счастливой, буду холить вас и лелеять, а главное, помогу вам стать лучшей певицей века, оперной дивой. Прошу вас, будьте благоразумны и перестаньте кричать. К тому же это очень вредно для голоса, мне это хорошо известно.

Молодая женщина продолжала смотреть на него в упор. Перед ней стоял тот же мужчина. У него было привлекательное лицо Метцнера, те же светлые волосы с проседью и зеленые глаза, но она уже могла различить в его блуждающем взгляде признаки безумия, которое, видимо, зрело в нем уже давно, а теперь вышло на поверхность. Эрмин также отметила, что он больше не обращается к ней на «ты», — это восстанавливало между ними прежнюю дистанцию, которой она должна была воспользоваться.

— Эрмин, сейчас вам следует отдохнуть, а вечером вы будете петь. «Фауста», разумеется! «Арию с драгоценностями», для меня и Анни. И финал. Вы ведь будете призывать лучезарных ангелов, не так ли?

Эрмин колебалась, не зная, как лучше поступить. Подыграть ему, чтобы усыпить его бдительность и убежать, или же стоять на своем, помочь ему вернуться в реальность? Никогда еще ей не приходилось сталкиваться с такой рискованной дилеммой. Она не знала, на что способен этот человек. Он сумел ее обмануть, манипулировал ею. Ничто не мешало ему стать опасным и агрессивным.

«Если он меня любит, если жаждет сделать своею, как далеко он сможет зайти?» — размышляла Эрмин. Словно в подтверждение ее мыслей, Родольф схватил ее за руку и потащил к коридору.

— Я отведу вас в нашу комнату. Вы можете пойти в театр на репетицию. Вы должны репетировать! Эрмин, вы меня очень огорчили. Я думал, что вы будете счастливы здесь, освободившись от гнета семейной жизни.

Она взбунтовалась, не в силах решиться играть комедию, исход которой был неизвестен.

— Нет, вы действительно ненормальный! Я вам сотню раз повторяла, что мне нравится вести обычную жизнь рядом с моими родными. И никто меня никогда не запирал! Я дочь Лак-Сен-Жана, я выросла в Валь-Жальбере, слышите? В краю снегов и сильных ветров, где люди живут свободно!

По ее щекам текли слезы. Она думала о Симоне, своем названом брате, о тех словах, которые он прокричал эсэсовцам, чтобы достойно умереть. Теперь она воздавала должное его смелости, черпая силу в его поступке.

— Да, я дочь Валь-Жальбера, Снежный соловей. И вы напрасно пытаетесь посадить меня в клетку, даже если она золотая. Вам никогда не говорили, что соловьи перестают петь, как только попадают в клетку? Я не стану петь ни для вас, ни для вашей Анни!

На несколько секунд он закрыл глаза, сбитый с толку гневом молодой женщины, который только усиливал действие ее красоты. Зрачки Эрмин расширились, губы приоткрылись, волосы растрепались. Он заметил также ее округлую перламутровую грудь в вырезе белой ночной рубашки, расстегнувшейся в пылу борьбы с ним.

— Отдайте мне мою одежду и чемодан, я хочу вернуться домой, — взмолилась она. — Я даже готова простить вас, Родольф, если вы отпустите меня. О, прошу вас, не запирайте меня в этой комнате без окон и без воздуха! Сжальтесь надо мной!

Внезапно он отпустил ее, и молодая женщина чуть не упала. Анни бросилась к ней, чтобы поддержать.

— Ладно, оставайтесь здесь, с моей кузиной, — решил он. — Я поклялся защищать вас, обожать. Я не хочу доставлять вам неприятности. Но имейте в виду: вы не сможете отсюда выйти. Все ключи хранятся в сейфе, код которого известен только мне. Передвигайтесь по дому, сколько хотите. А вечером, ровно в восемь, я буду ждать вас в оперном зале. Не забудьте про «Фауста»… Маргарита…

Родольф Вонлантен повернулся к ней спиной. Эрмин увидела, как он вышел из гостиной, пересек коридор и вошел в другую комнату, заперев за собой дверь.

— Это его кабинет, — пояснила Анни. — Он в нем и спит. Наш дядя установил там сейф. И телефон.

— Ваш кузен стал совершенно невменяемым.

— Господи боже мой! Боюсь, что это так, мадам. Я не до конца это осознавала, пока не поговорила с вами. Как вы думаете, к нему может вернуться рассудок?

— Понятия не имею. Но помогите мне выбраться, умоляю вас! Наверняка в этом доме есть другой телефон, еще один выход! Вы же как-то выходите?