Кайл Онстотт - Хозяин Фалконхерста
— Ты — негр Драмжер из Фалконхерста?
Драмжер растерянно кивнул. От ужаса он лишился дара речи.
— Отвечай!
С трудом ворочая пересохшим языком, он выдавил:
— Да.
— Кто это с тобой?
Драмжер проглотил слюну и хрипло ответил:
— Кэнди. У нас завтра свадьба.
— Ниггеры не женятся, — раздалось из-под красного капюшона.
— Тебя привели сюда, чтобы ты ответил на предъявляемые тебе обвинения, — провозгласил черный.
— Что я сделал? — взмолился Драмжер. — Я никому не причинил вреда. Я гражданин Соединенных Штатов. У меня есть права. Я ни против кого ничего не замышляю, зачем же меня трогать?
Белый капюшон не удостоил его ответом.
— Разве ты не получил от Ку-Клукс-Клана предупреждение и приказ убраться отсюда подальше?
— В ночь, когда был подожжен мой хлопок, мне в дом подкинули письмо.
— Почему же ты не убежал, а остался?
— Фалконхерст — мой родной дом. Я прожил там всю жизнь. Никуда я не уеду.
— Помнишь, о чем говорилось в письме? — спросил черный.
— Там было много всего непонятного.
— Что такое боров?
— Кастрированный хряк.
— Нам нужен черный боров! — провозгласил красный, указывая на Драмжера.
— Что такое валух? — спросил черный.
— То же самое, что боров, только это баран.
— Нам нужен черный валух! — рявкнул красный.
— Так вы хотите?.. — Догадка была столь ужасна, что у Драмжера подкосились колени. Он рухнул наземь и распластался, но нисколько не пронял троицу за столом. Сильные руки подхватили его под мышки и поставили на ноги.
— Ты заставил белую женщину стать твоей женой?
— Я ее не заставлял! Миссис Софи сама захотела за меня выйти.
— Ты украл ферму у одного из соседей?
— Я купил ферму Джонстона у бенсонского банка. Я заплатил за нее деньги.
— Раз в десять дешевле, чем она стоит! — Черный треснул кулаком по верстаку.
— Ты плел в «Союзной Лиге» заговоры с целью ограбления местных жителей?
— Никого я не собирался грабить! Занимался своим делом, только и всего. Я никогда не держал зла против белых. Никогда! Мистер Хаммонд Максвелл всегда меня хвалил. Мой отец Драмсон погиб, спасая жизнь массе Хаммонду. Масса Хаммонд похоронил моего отца вместе с белыми.
— Хаммонд Максвелл всегда баловал своих черномазых. Он относился к ним так, словно они люди. Неудивительно, что у них завелись такие мыслишки, как у этого мерзавца. — Красный капюшон взглянул на белого. — Пора преподать ниггеру урок. Пора вселить в его черное сердце трепет перед Господом. Это послужит остальным ниггерам напоминанием, что они не белые. Что думаете об этом все вы?
— Смерть черномазому! — дружно крикнула дюжина глоток.
— Надо проголосовать. — Человек в белом капюшоне поднял руку, усмиряя самых неистовых. — Чтобы все было по закону. Клан заботится о законности и порядке на Юге. Этот ниггер не может сказать, что мы его не предупреждали. Мы советовали ему убраться подобру-поздорову. Проваливай, и тебе ничего не будет. А как поступил он? Помчался в Мобил, чтобы подбить других черномазых на бунт! Школы для негров! Законы, по которым неграм позволено вступать в брак с белыми! Право голоса! Он, видите ли, заделается конгрессменом и отправится в Вашингтон! Организатор «Союзной Лиги»! Смутьян!
— А после всего этого он еще посмел вернуться сюда, притащить с собой свою девку! — Черный погрозил Драмжеру кулаком. — Жениться собрался? Ишь, расфуфырились! Он уже прибрал к рукам ферму Джонстонов, теперь начнет скупать и остальные окрестные фермы. За свой доллар вы будете получать от него не больше десяти центов. Наступит день, когда он придет к вам и скажет: «Живее в Фалконхерст, будете собирать для меня хлопок, а то мои черномазые устали от этой нудной работы». Хотите, чтобы так было? А так и будет, если мы не проучим этих черномазых скотов. Разве можно простить все эти подлости проклятым ниггерам?
Ответом было дружное, гневное «нет!».
— Так давайте проголосуем. Пускай каждый подойдет и скажет, за он или против. Решение принимается большинством голосов. Главный Гоблин записывает все «да», Главный Циклоп — все «нет», Великий Орел Клана считает голоса.
Красный сел, черный и белый последовали его примеру.
К правому краю верстака потянулась вереница людей в капюшонах и простынях. На месте остались только те, кто держал Драмжера и Кэнди. Все проходили мимо черного, останавливались перед красным и громко произносили «да». Ни один не задержался перед черным, чтобы сказать «нет». После голосования белый встал и обратился к мужчинам, державшим пленников:
— Остаетесь только вы. Ваше решение?
Они хором сказали «да».
Белый подождал, пока утихнет шум, вышел из-за верстака и подошел к Драмжеру.
— Черномазый! Ты осужден по закону и единогласно приговорен к смерти. Хочешь перед смертью сказать что-нибудь в свое оправдание?
Драмжер узнал этот голос. Он уже давно пытался вспомнить, кому принадлежат эти интонации, и теперь его осенило: к нему обращался Льюис Гейзавей, старый приятель Хаммонда. Сколько раз ему доводилось внимать этому голосу в Фалконхерсте! Сколько порций пунша он для него приготовил и подал на серебряном подносе! Сколько раз держал для него стремя!
— За что вы меня так, мистер Гейзавей? — Драмжеру было трудно говорить, его душили рыдания. — Разве я делал вам что-нибудь плохое? Никогда! Вы были другом массы Хаммонда. Вы знаете, что масса Хаммонд всегда был мной доволен. Масса Хаммонд не хотел меня продавать. Он всегда говорил, что в Алабаме не хватит денег, чтобы за меня заплатить. Масса Хаммонд меня любил. О, мистер Гейзавей, пожалуйста, не убивайте меня!
— Придется! Сам Хаммонд Максвелл убил бы тебя, как убил много лет назад ниггера Мида, если бы узнал, что ты балуешься с его дочерью. Он и Мида любил, но все равно убил его. Окажись он здесь в эту ночь, он проголосовал бы за казнь. Да, ты умрешь, Драмжер, хотя лично мне тебя жаль. — Белый вернулся на свое место за верстаком. — Прежде ты был хорошим негром, а потом испортился.
Льюис Гейзавей обернулся к собранию белых капюшонов. Голос его звучал печально, он внимательно смотрел на Драмжера.
— Этот черномазый осужден по справедливости на праведном суде Ку-Клукс-Клана. Все вы, присутствующие здесь члены Клана, вынесли ему свой приговор. Негр должен умереть. Теперь я вас покину. Кончайте с ним без меня.
Он отошел в тень, к своей лошади, привязанной к елке. Сняв через голову белый балахон, он сел в седло и ускакал, ни разу не обернувшись.
На некоторое время воцарилась тишина; потом поднялась суматоха.
— Хватит путаться в этих ночных рубашках! — С этими словами красный избавился от своих простыней, оказавшись Лизером Джонстоном. Черный тоже сбросил маскарад и оказался священником из Бенсона, тем самым, который венчал Софи и Аполлона.
— За дело, братцы, — крикнул Лизер, — скоро станет одним ниггером меньше, так давайте сперва с ним позабавимся!
Он обошел верстак и оказался перед Драмжером, которого все еще держали несколько рук. Взмах руки — и Драмжер зажмурился, ожидая оплеухи, но вместо этого Джонстон схватил его за мочку уха, где поблескивал драгоценный камень, и с силой дернул. Драмжер вскрикнул, расставаясь с мочкой и серьгой. Та же рука, уже сжимавшая одну драгоценность вместе с кусочком окровавленного мяса, вцепилась в другое ухо. Новый рывок, крик — и у Лизера оказались обе серьги.
— Вот чего мне хотелось, ребята! Забирайте остальное. У этого ниггера неплохая одежонка. Налетай!
— А чего он только не вез в фургоне! — крикнули из толпы. — У его девки платье тоже что надо.
— И сама девка хороша! — Лизер вытер с серег кровь и сунул их в карман, после чего обтер ладони о штаны. — Я бы не прочь попробовать эту негритяночку. Давайте-ка снимем с нее все эти модные тряпки и немножко с ней развлечемся. Пускай этот сукин сын посмотрит, как это делают белые господа. Только его надо связать, не то он забегает, как обезглавленный петух.
— Оставьте веревки! — подал голос преподобный Хаззард. Его глаза горели фанатичным огнем. — Возлюбленный наш Иисус был распят, несмотря на невиновность. Так давайте распнем приговоренного! Приколотим его гвоздями к кресту!
Нестерпимая боль в ушах не помешала Драмжеру расслышать его слова. Он имел лишь начатки религиозных представлений, но ему доводилось видеть изображения распятого Иисуса, и он всегда обращал внимание на гвозди у него в ладонях и ступнях. Неужели с ним поступят так же? Не может этого быть!
Он подобострастно рухнул перед преподобным Хаззардом на колени, повалив державших его мужчин.
— За что вы меня убиваете, господин священник? Что я вам сделал? Отпустите меня, господин священник! Отпустите меня, и я заберу Кэнди и уеду навсегда. Забирайте все из фургона. Мы уедем и никогда больше не вернемся. Только отпустите! — Он оглянулся на Кэнди, которая голосила, катаясь по земле. — Забирайте ее, если хотите, только меня отпустите! Поступайте с ней, как вам нравится, только меня не трогайте! Прошу вас, господин священник, пожалуйста, отпустите меня!
