Синди Блейк - Последний незанятый мужчина
Когда она входила в лифт офиса «Харви и Таннер», Франческа из бухгалтерии шагнула ей навстречу.
— Быстрей! — Франческа схватила ее и потянула в коридор. — Беги! Спасайся! Надо сматываться, а то тут пыль коромыслом!
— Какая пыль? Что происходит!
— Ты что, ничего не знаешь? Счастливая. Хотя мне лично кажется, что на это стоит посмотреть. Знаешь про электронную депешу от Джессики про форму одежды? Как нам всем одеваться? Ты должна была получить.
— Да. Джессика всем разослала.
— Именно. — Франческа оттеснила Сэди к стене и зашептала: — Именно. Лиза тоже получила. Но Лиза есть Лиза — ты ее знаешь, она решила посмеяться. И она пишет Люси из отдела по изучению рынка: «Подходящая форма одежды? Сестры, должно быть, имеют в виду платья типа «возьми меня, я вся твоя»? Как думаешь, сколько времени они уже сидят без мужиков? Таких голодных стервозных теток я только в монастырской школе встречала. Лично мне кажется, они старые девы. Но хотелось бы знать поточнее». И знаешь что? — Франческа сжала локоть Сэди. — Она не на ту клавишу нажала — и копии разошлись по всей конторе.
— Ты хочешь сказать?..
— Именно. Пять минут назад Джорджи с Джессикой имели удовольствие узнать все о своей сексуальной жизни или о ее отсутствии.
— Не могу поверить!
— Лиза тоже не может. Она сейчас в кабинете Джорджи.
— И Джессика тоже там?
— Да, мои наблюдатели сообщили, что Джорджи бегает по кабинету и крушит стены, а Джессика сидит и точит когти. «Голодными тетками» обозвали, представляешь? — И Франческа заразительно засмеялась.
— Надеюсь, Лизу не уволят.
— Я тоже надеюсь.
Вдруг Сэди заметила, что Франческа смотрит на нее, удивленно подняв брови.
— А что? Интересно… — загадочно произнесла Франческа.
— Ты о чем?
— Ну, это… сама знаешь… то, что ты сделала на голове.
Сэди дотронулась рукой до головы. Краска! Она ведь совсем забыла про перекрашенные волосы.
Глава шестая
— Девы? Она что, действительно считает, что мы старые девы? Уволю!
Джорджи нагнулась, сняла туфлю и шарахнула ею по столу. На прошлой неделе Джессика видела по телику клип, где показывали одного русского, который так же бесился на трибуне в ООН. Она не помнит, с чего он так разъярился — но уж во всяком случае не из-за того, что его обозвали старой девой.
— Лиза не это имела в виду, — сказала Джессика.
А сама подумала: «Я ведь разослала это письмо о форме одежды только потому, что мне было скучно и больше не о чем было думать. Я не хочу, чтобы Лиза потеряла работу из-за того, что я делаю вид, будто она у меня есть».
— Это свидетельствует о неуважении к нам. О крайней степени неуважения!
— Но… — нахмурилась Джессика.
— Ты не согласна?
Когда Джорджи сердилась, то начинала косить правым глазом. Если точнее, то он сдвигался чуть-чуть ближе к переносице, и все лицо приобретало некое плутоватое выражение, которое почему-то у Джессики всегда ассоциировалось с Наполеоном.
Нельзя сказать, что такое сравнение было вовсе неуместно. В каком-то смысле Джорджи была в своей конторе настоящим диктатором. Если сравнение с Наполеоном слишком смело, то Джессика вполне могла представить себе Джорджи в роли этакой московской мафиозной королевы, у которой самые отъявленные злодеи по струнке ходят.
— Но Лиза в чем-то права. Я хочу сказать, пусть мы не старые девы, но все же…
— Договаривай!
— Мы ведь…
Джорджи сунула руку в ящик стола и достала пачку сигарет. Глядя, как она щелкает зажигалкой, Джессика удивленно заморгала. Джорджи редко курила. А если закуривала, значит, она либо злится, либо нервничает.
— Что с тобой, Джесс? О чем вообще речь-то?
— О нашем одиночестве.
— Одиночество. Одиночество-одиночество! — Джорджи всплеснула руками. Джессика на миг показалось, что сигарета вот-вот улетит. — Ну и что теперь? Объявлять по всей стране неделю одиночества?
— Скорее уж десятилетие одиночества, — тихо сказала Джессика.
— Ну да. Ты бы еще сказала «век». Но мы не одни в таком положении. Каждый по-своему одинок. Ну сколько, например, ты знаешь счастливых пар?
— Ну, Поверы, почтальон с почтальоншей, они ведь женаты пятьдесят пять лет…
— Мы не знаем, счастливы они или нет. Знаем только, что они работают на почте и все это время прожили в браке.
— Но если бы они ненавидели друг друга все эти годы, они бы давно уже подожгли свою почту к лешему, лишь бы только не видеть друг друга.
— Не думаю, что твоя логика верна. — Джорджи забарабанила пальцами по столу. — Ну ладно, пусть будут Поверы. Кто еще?
— Не знаю. — Джессика перебрала в уме известные ей пары. — Я так сразу не могу назвать.
— Итак, только Поверы.
— Нет-нет. Я уверена, есть и другие, просто я не могу вспомнить.
— Может, неспроста ты не можешь вспомнить.
— Да боже мой, Джорджи, ты порой просто невыносима. Может, ты не веришь в любовь, а я верю.
— Ты и еще миссис Повер.
— Пожалуйста, не говори больше про Поверов. Я их всегда побаивалась. Как только ни придешь на почту, обязательно спросят, когда я пойду в церковь.
Держа сигарету на отлете, Джорджи рассмеялась:
— Меня они ни о чем таком не спрашивали. Думаю, разочаровались во мне, когда я помыла им машину — из благотворительных побуждений, помнишь? Я каким-то образом взяла не тот раствор, и краска облезла. Им потребовалось все их христианское терпение, чтобы простить меня. Так что после этого вряд ли они захотят видеть меня в церкви — это было бы чересчур. Но ты меня сбила. Я говорила о Лизином письме. «Голодные стервозные тетки». Ладно. Хорошо, может, и голодные. — Джорджи хмыкнула. — Но почему «стервозные»? Это несправедливо.
— Не знаю. Насчет меня она, может, и права. Потому что я и впрямь стервозная. Иногда. — Джессика посмотрела через плечо Джорджи — куда-то за окно. — Интересно, неужели я такая потому, что никогда не любила по-настоящему? Я помню, что влюблялась. Но по-настоящему любить? Кажется, я никого не любила — разве что один раз.
— Один раз? И кто же это был?
— Дэниел.
— Дэниел?
— Дэниел Кантер. Помнишь?
— Джессика?! — Джорджи отъехала назад в кресле и скрестила руки на груди.
На ней был синий костюм и коричневые туфли. Джессика всегда удивлялась, как можно одеваться настолько безвкусно. «Может быть, я имела в виду Джорджи, когда сочиняла то злополучное письмо? — подумала она. — Но я не смею делать ей замечания и вместо этого поучаю всю контору».
— Ты случайно не о том Дэниеле Кантере, который жил рядом с нами сто лет назад? Этого не может быть…
— О нем. Однажды он подарил мне цветы. Думаю, украл с кладбища. Но все равно красивый жест, правда? Безумно романтично.
— Это после того случая он стал угонщиком машин?
— Дэниел не был преступником.
— Не был? — Джорджи выкатила глаза. — Наверно, владелец машины запамятовал, что подарил ее Дэниелу?
— Человеку свойственно ошибаться, Джорджи. Подростки иногда такое вытворяют. Но я… я была без ума от него. Писала ему письма в колонию.
— А Поверы их читали.
— Тебе, кажется, нравился брат Дэниела. Как его звали?
Как долго они об этом не вспоминали! Джессика частенько предпринимала попытки заговорить с Джорджи о прошлом. Джессике нравились такие разговоры, это создавало иллюзию семейного уюта. К тому же обсуждать Дэниела Кантера было куда приятней, чем выслушивать наставнические планы Джорджи.
— Марк. Брата Дэниела звали Марк.
— Верно. Он еще косолапил.
— Джесс! Да ты что, не знаешь? В трехлетнем возрасте ему ампутировали мизинец. С ногами как раз было все в порядке.
— А почему ампутировали мизинец?
— Дэниел из озорства попытался его отпилить. По-видимому, плохо справился с задачей.
— Нет. Этого быть не может. — Джессика покачала головой. — Дэниел бы и мухи не обидел. Он был как ангел.
— Ангел? Джесс? Что с твоей памятью? Дэниел был головорез.
— Нет!
Джессика попыталась представить себе Дэниела Кантера. Черноволосый, высокий — было в нем что-то хулиганское? От его фуфайки всегда пахло осенними листьями, и у него был мотоцикл. Это она хорошо помнит. Это и еще то, что он целовался как восемнадцатилетний ангел.
— Ты меня пугаешь. Ты что, правда не знала, что Дэниел отпилил Марку палец?
— Не знала. Откуда мне было знать?
— Но это же крайне важно. Надо было поинтересоваться. Ты могла бы спросить: «Милый Дэниел, что случилось с мизинцем твоего брата? Может, его прищемило дверью машины? Может, он саданул по нему молотком? Или, может быть, ты сам отпилил его?»
— Мне он так нравился, что я ни о чем его не спрашивала.
— Боже мой! — Джорджи снова придвинула кресло, положила локти на стол и сжала виски ладонями. — С нами, женщинами, всегда так. Когда дело касается мужчины, мы даже подумать как следует не можем. Приходит такой симпатяга, очаровывает — и пожалуйте, делайте с нами что хотите. Мы не задаем вопросов, верим всему, что нам скажут, любая разумная мысль отвергается с порога. А надо бы еще до первого свидания изучить их досье. — Она подняла глаза. — Правда, представь, как было бы здорово. Тогда бы мы изучили историю вопроса и знали, с кем имеем дело. Вот, например, если бы ты знала, что твой Дэниел отпилил брату палец, ты бы не удивилась и тому, что он машину угнал, — а тебя ведь эта новость сильно потрясла, Джесс, я помню. Ты даже в обморок упала, когда нам об этом сказали.
