Анжела Тайхом - Пути любви
Внутри ее просто трясло, и что-то скручивалось внизу живота плотными кольцами, медленно, подстать движениям его языка. Что с ней? Почему ей так страшно и одновременно так хорошо?
Ее руки дрожали, теребя его короткие волосы, его уже нет. Теперь они уверенно спускали вниз лиф ее платья, обнажая теплую сливочную кожу. И когда он успел расстегнуть пуговички? Стянув с плечей и сорочку, он оторвался от ее губ, и начал путешествовать своими губами по ее подбородку, по щеке, мельком прикусил мочку уха, и ее аж жаром обдало. Но он уже спешил вниз, по шее, еще ниже, остановился возле ложбинки, облизнул ее... А его руки уже приподнимают ее груди, сжимают - легко, совсем не больно, приятно, - теребят соски. И он вновь целует ее, прямо туда, засасывая к себе в рот, вызывая у нее головокружение...
Гейл за волосы тянет его голову вверх и он подчиняется, вновь целует ее губы. Вот так ей уже не страшно. Но незаметно, обманчиво легко его руки опускаются вниз, трогают ее юбки, приподнимают ткань, и уже касаются ее ног.
На какой-то краткий миг, Джослин думает, что он может позволить себе довести все до конца. Да, может! Она позволит, вон она как безвольна.
Но это миг, вспышка безрассудства. Затем она вновь одолевает его, но теперь он думает о другом - а может научить ее, как дать ему освобождение, без того, чтобы лишать ее девственности? Ему видится ее рот, дрожащий, алчущий... О, он позаботится и о ней, даст ей еще больше наслаждение, так что она будет кричать на весь его дом.
Его руки уже трогают ее колени, еще выше, и уже одна теплая плоть, без ткани чулков. Она тихонько стонет. И он сходит с ума.
Надо остановится. Пока не поздно, пока его руки не коснулись того... пока он сам окончательно не сошел с ума. Остановится. С трудом, но Джослин опускает руки. Приказывает себе успокоится. Дышать медленней, равномерней. Она должна возненавидеть его.
Он целует ее более небрежно, как бы нехотя, затем отстраняется и спокойно разглядывает ее. Почти спокойно.
Она открывает глаза и не понимает. Она не понимает, что сейчас должна отстранится от него. Нет, она просто сидит, сидит так как он ее оставил - с открытой налитой грудью и взъерошенными юбками, - и смотрит на него.
Он позволил своему взгляду оценить ее, так чтобы она это заметила и мимоходом, костяшками пальцев касается ее груди.
- У вас красивое тело. Куда красивее вашего лица. - Он заставляет себя улыбнуться. - Хотите стать моей любовницей?
Он знал, что сейчас за этим последует и позволил ей это. Пощечина прозвучала очень оглушительно, и его лицо откинулось от отдачи - у его простодушной мисс Уолден была тяжелая рука.
- Ну что ж. - Джослин поднялся, возвышаясь над ней и оглядывая ее снисходительно холодно. - Это ваш выбор, мисс Уолден. А раз так, приведите себя в порядок, у вас растрепанный вид.
Она и так уже судорожно поправляла на себе платье и он отвернулся от нее, словно ее вид был ему неприятен. Он только надеялся, что она не заплачет. Только не при нем. Она сильная, не даром она так бойко отвечала на его выпады. Такие не будут плакать, когда их унизят.
Когда она была готова, Джослин пошел вперед, указывая ей дорогу. Но вдруг остановился. Повернулся к ней.
- Надеюсь, когда я вас трогал - это слово не оскорбляет ваш слух, а мисс Уолден? - Она не ответила. - Так как, когда я вас трогал, у вас случайно не возникало мысли, что я захочу жениться на вас?
Теперь она посмотрела на него. Он внутренне содрогнулся, такое презрение было написано на ее лице.
- Вы мерзавец, сэр! Отъявленный и непроходимый. И вряд ли, вы теперь мои слова можете назвать незаслуженными. Даже такая грязная свинья, которая...
- Я понял вашу мысль. Можете не утруждать себя дальнейшим ее продолжением... Хочу лишь заметить, что всего несколько секунд назад, вы не считала меня грязной свиньей. - Его скулы напряглись. - Или может быть, вас наоборот возбуждают, такие как я - грязные свиньи?
Гейл вновь замахнулась для удара, но он остановил ее, схватив ее за руку.
- Думаю, на сегодня уже достаточно.
Она вырвалась и пошла вперед, и он вздохнул.
Теперь уж она точно возненавидит его. Он постарался изо всех сил, чтобы так оно и было.
Но так лучше. Ей уж точно так будет проще. Он же, в своей памяти будет лелеять другие моменты, вспоминать, как она тихо постанывала под его руками, какая гладкая на ощупь была ее кожа, как сладостен был ее рот и как она смотрела на него. Еще ни одна женщина не обладала таким гипнотическим взглядом. Да, он будет лелеять и вспоминать, и только.
Больше он уже не увидит мисс Уолден, а если случайно и столкнется с ней, то она сделает вид, что его не заметила. Как впрочем и он...
Завтра он навестит Аглаю Темплетон или мисс Тейлор. Он уже давненько не навещал их, они, поди уже и подзабыли его. Да, он непременно сделает это. Но завтра, это будет завтра. А сегодня он напьется, напьется - вдрызг, как сапожник и за стаканом подумает о том, почему же он такой мерзавец...
Уже наступил второй час ночи, а ей все никак не удавалось заснуть. В который раз, взбив промокшую подушку, Гейл перевернулась на другой бок. Слезы все никак не останавливались.
Но что хуже, она не знала, что больше угнетает ее - то, что граф Мейдстон оказался таким редкостным мерзавцем или то, что она никогда его больше не увидит. Их знакомство было недолгим, однако она уже успела привыкнуть к этому самовлюбленному павлину, к их препирательствам и тому приятному чувству оживленности, что она испытывала в его присутствии. И сколь не перебирала она в памяти все моменты их последней встречи, да и всех предыдущих, так и не могла понять, что же послужило поводом того, что он захотел ее так унизить.
Трудно оставаться со своим унижением наедине, тем более когда не можешь высказать столь же обидные слова, которые так и вертятся на твоем языке своему обидчику. Он уже давно ушел, и всего хуже - навсегда, так что она никогда уже не сможет узнать ни причину его поведения, ни высказаться в ответ.
То ли поздний час ночи, то ли уныние вперемешку с тоской, но ей стало казаться, что ее жизнь без этого обольстительного мерзавца, с которым она так весело смеялась, превратится в череду тусклых безрадостных дней. Она опять будет чувствовать себя придатком Селины и на нее опять будут смотреть, словно не видя ее...
Гейл вновь сбила одеяло, перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула.
Стоило ей только вспомнить те моменты в библиотеке, как ее недоумение еще больше возрастало. Его руки дрожали, когда он впервые дотронулся до нее. Будут ли дрожать руки у опытного прожженного ловеласа? Нет. Такие не способны чувствовать волнение, а граф (Гейл была уверена в этом), граф волновался. Он с таким чувством целовал ее, словно она была запретным плодом, до которого он наконец добрался. Именно его страстность свела ее с ума, его неистовые прикосновения, горячие иссушающие поцелуи. Так почему же он передумал? Почему отступил, а затем и унизил ее? Что она сделала не так?
Дверь в ее спальню скрипнула и Гейл тут же поспешила закрыть глаза, опасаясь, что ее зашла проведать тетя Алисия.
- Гейл. - Шепотом позвали ее. - Ты не спишь?
Селина. Гейл открыла глаза и шмыгнула носом.
- Нет.
- Дорогая, ты что, плачешь? - та заговорила в полный голос, так сильно было ее удивление.
- Ну да...
Селина пролетела разделяющее их расстояние и плюхнулась к ней в постель.
- Ты должна рассказать мне все!
Теперь уснуть не могла она. Селина даже и не пыталась ложиться. После откровенного разговора с Гейл, она была так взбудоражена, что казалось, могла прошагать пешком аж до самого Хемпшира. Но не смотря на разыгравшиеся нервы, она не ходила из угла в угол, как это делала обычно, а словно лунатик, стояла возле окна.
Услышанное, повергло ее в шок. Да, да, теперь, когда не надо было притворяться перед Гейл, что ко всему услышанному она отнеслась спокойно, когда не надо было разыгрывать из себя старшую сестру, утешавшую младшую, она могла признаться себе - она шокирована. Слава Богу, теперь не надо делать вид, что ей все равно. Потому что ей отнюдь не все равно...
Невидящим взором смотря на ночное окно, она в который раз пыталась представить себе Гейл и Джослина вместе. В мыслях проносились фантастические картины одна за одной, но не одна из них не казалась реальной.
Неужели эти двое стояли так близко друг к другу, что их тела практически сливались? Да не только тела, но и губы, руки... Неужели Стэнфорд, этот "золотистый Бог Лондона", известный искуситель всех женских сердец трогал ее сестру, сводил с ума своими поцелуями и даже... предложил той стать его любовницей?
Да это же смешно! Нелепо. Ведь Джослин ее поклонник!
Это ее он приглашал на прогулки, именно с ней он танцевал, с ней, они не раз посещали "Ковент-Гарден", выставки, оперы. Ей он говорил о ее красоте, о власти женщины над мужчиной, ей он целовал руки и признавался в вечной преданности - ей, а не Гейл! Да неделю назад, он даже не подозревал о существовании ее кузины.
