Кайл Онстотт - Хозяин Фалконхерста
Вздохнув, она побрела прочь. Он какое-то время стоял неподвижно, глядя ей вслед. Она знала его отца — доказательством этого служил проклятый Бенони. Драмжеру очень хотелось узнать, каким был человек, благодаря которому он появился на свет. Как жаль, что легендарного Драмсона больше нет в живых!
5
Остаток утра прошел в испуганном ожидании неизбежной развязки — порки. Однажды ему уже пришлось попробовать кнута, и он знал, что в этом нет ничего хорошего. Он помнил мучительную боль и знал, что на этот раз его ждет кое-что похлеще. Он дрожал от мысли о физическом страдании, однако еще больше, чем предстоящая страшная боль, прожигающая тело насквозь, как раскаленные угли, и последующие мучения, его терзала мысль о том, что его накажут за преступление, которого он не совершал. Удовольствие получил Бенони, но ему удалось спасти шкуру. Драмжер никак не мог смириться со столь отъявленной несправедливостью. Бенони каким-то образом удалось принудить Блоссом выгородить его; скорее всего, она была в него влюблена. А как же те недолгие объятия в коридоре, когда она дала понять Драмжеру, что небезразлична и к нему? Ведь тогда она подобно ему дала волю рукам, и он знал, что она осталась довольна тем, что нащупала. Если бы впоследствии ему предоставилась возможность доказать свое превосходство над Бенони, она бы полюбила его вдвое крепче. Но все обернулось иначе.
Драмжер уже знал, что молить Хаммонда Максвелла о снисхождении бессмысленно. Хаммонд был не в том настроении, чтобы сменить гнев на милость: ведь это стало бы признаком слабости с его стороны. Драмжер знал, что хозяин справедлив, но никогда не отменит принятого решения. Чем больше он будет настаивать на своей невиновности, тем суровее будет кара. Кто ему поверит, кто поможет?
Брут? Не исключено, но Брут был так поглощен работой, что докричаться до него было так же невозможно, как до Хаммонда. Миссис Августа? Нет, пусть она была к нему неизменно добра, но Бенони — главный любимчик ее и Софи. Драмжер бросился бы к своей матери, но Жемчужина ничего не смогла бы изменить. Она, старуха Люси и Олли — всего лишь рабы, их мольбы не были бы услышаны. Лукреция Борджиа? Не исключено: Драмжер знал, что она недолюбливает Бенони, к нему же питает симпатию. Да, Лукреция Борджиа могла сыграть роль последней соломинки: пускай она тоже была всего лишь рабыней, Хаммонд Максвелл подобно всем остальным в Фалконхерсте не оставлял без внимания ее слова.
Он отнес оставшуюся после завтрака посуду из столовой в кухню, очистил тарелки от остатков еды, как его учили, и собрал тарелки, чашки и блюдца в отдельные стопки на длинном столе. Теперь, когда он делил обязанности с Брутом, ему почти не приходилось мыть посуду, однако в это утро в кухне не хватало работников, поэтому он сам взял на себя труд налить воды в большой таз. Опорожнив в таз целый чайник, он поставил его на стол.
Лукреция Борджиа ценила любую возможность предоставить отдых ногам, измученным ее чудовищным весом. Вот и сейчас она устроилась на табурете, который жалобно заскрипел под ее тяжестью. Облегченно вздохнув, она взглянула на Драмжера. Ее никогда не оставляли равнодушной красивые мужчины, и она была не такой уж старухой, чтобы не восхищаться ими. У Драмжера имелись все шансы превратиться в губителя женщин. Трудно было не засмотреться на него сейчас, когда он стоял с закатанными рукавами, с расстегнутым воротом, без своей обычной улыбки, а с серьезным выражением лица, как бывало, когда он занимался ответственным делом. О, будь она лет на двадцать пять моложе, она затащила бы его к себе в постель, как когда-то пыталась — увы, безуспешно! — заполучить в любовники его отца. Ее пальцы были готовы по собственной воле пощупать то место у него в штанах, которым он как раз опирался о стол…
— Так когда масса Хаммонд собирается тебя взгреть? — осведомилась она. Вопрос был намеренно грубый, однако Драмжеру послышались в ее голосе сочувственные нотки.
— Не знаю, мисс Лукреция Борджиа, мэм. Он не сказал точно. Надеюсь, что скоро: лучше быстрее через это пройти, чем ждать.
Несмотря на осеннюю прохладу снаружи, в — кухне было жарко; здесь вкусно пахло поджаренным окороком, который подавали на завтрак. Лукреция Борджиа стала по привычке обмахиваться полой своего платья, демонстрируя собственный коричневый окорок. Сбросив стоптанные шлепанцы, она водила взад-вперед по каменному полу пальцами ног.
— Ну и дурень же ты, Драмжер, что взялся за эту Блоссом! Неужели не сообразил, что рано или поздно ее застукают? Что, не знал, что масса Хаммонд спустит с тебя шкуру, как только прослышит о ваших проказах? К тому же ты — негр что надо, не то, что эта дурнушка. Она же помесь банту и ашанти! Неужели ты рассчитывал спать с ней и избежать порки?
— Не делал я этого, мисс Лукреция Борджиа, мэм, не делал, и все тут!
Он заметил, что она придвинулась к нему поближе. Ей хотелось узнать самые интимные подробности его приключения: была ли Блоссом девственницей, отдалась она ему добровольно или он взял ее силой, и прочие разжигающие похоть подробности их соития, какие только удастся из него вытянуть. Она схватила его за руку и притянула к себе, широко растопырив колени, так что он прижался всем телом к ее груди. Она заговорила сладким, доверительным шепотом:
— Зачем ты отнекиваешься, Драмжер, мальчик мой? Мне все равно, сделал ты это или нет. Лучше выложи тетушке Лукреции все как на духу.
Одной рукой она обвила его за талию и еще крепче прижала к себе, а другой как бы невзначай провела по его штанам. Он почувствовал, что появилась возможность переманить Лукрецию Борджиа на свою сторону. Что ж, способ был нехлопотным, даже приятным. Он уперся рукой ей в плечо, чтобы удержаться на ногах, и зажмурился.
Немного погодя Лукреция Борджиа отстранилась и одарила его улыбкой.
— Ну и повезло этой Блоссом! — сказала она, облизнувшись. — Теперь я ее не виню.
— Но я не делал этого, мисс Лукреция Борджиа, мэм! — Он судорожно застегивал пуговицы на штанах, испытывая огорчение при мысли, что, несмотря на свою уступчивость, так и не сможет ее переубедить. — Почему вы мне не верите? Почему все вбили себе в голову, что это я? Из-за того, что я не устоял перед чертовкой Клариссой, все теперь решили, что и Блоссом на моем счету! А я с ней не спал. Не спал, и все! Мне наплевать, поверите вы мне или нет. Даже если масса Хаммонд забьет меня до смерти, я все равно себя не оговорю. — Теперь его лицо отделяли от лица Лукреции Борджиа считанные дюймы. — Слышите, мэм? Это не я!
Она прильнула к нему лицом, испытывая стыд за только что содеянное. Прежде ей не приходилось так распускаться с молоденькими парнями. Однако, приняв ее ухаживания, он превратил ее в свою сообщницу. Поверив наконец его словам, она отпустила его.
— Тогда кто? Не малявка же Бенони?
— Бенони!
И Драмжер в таких мельчайших подробностях поведал ей о той ночи, когда он, проснувшись, не нашел Бенони рядом, что у нее пропали всякие сомнения в его правдивости. Беда была в том, что полагаться приходилось только на его слова, а их, даже при ее уверенности в их истинности, было недостаточно, чтобы убедить в его непричастности хозяина. Тому потребуются доказательства.
— Возможно, я тебе поверила, Драмжер, — проговорила она, не спуская с него глаз. — Возможно, я даже смогу тебе помочь. Пока не знаю как, но попытаюсь. Ты славный паренек. Только что ты осчастливил старую тетушку. Я сделаю, что смогу, но если у меня ничего не выйдет, не вздумай расхныкаться перед массой Хаммондом. Он терпеть не может тех, кто хнычет перед поркой. Лучше встань и попробуй залечить раны.
То, что Лукреция Борджиа как будто поверила ему, принесло Драмжеру некоторое облегчение. Однако у него не оказалось времени поразмыслить на эту тему: в дверь постучали, и Лукреция Борджиа жестом приказала ему впустить стучащего. Драмжер вытер руки посудным полотенцем и пошел открывать. Олли, самый крупный и сильный мужчина на плантации, был назначен палачом. Оказавшись на пороге Большого дома, он, казалось, проглотил язык. Шевеля пальцами ног в пыли, он, преодолевая смущение, с трепетом, который по традиции испытывали рабы с плантации по отношению к господским слугам, отвесил брату неуклюжий поклон и промямлил:
— Масса Максвелл прислал меня за тобой, Драмжер.
Драмжер знал, что стоит за появлением Олли, но ему хотелось оттянуть страшный момент.
— Зачем это я понадобился массе Хаммонду?
— Масса Максвелл велел мне подвесить тебя и отделать по первое число, только чтоб отметин не осталось. Так что пошли.
На плечо Драмжера легла ласковая рука. Драмжер оглянулся на Лукрецию Борджиа. Та подтолкнула его к двери.
— Он пойдет с тобой, Старина Уилсон. Он не боится палки. Как ты ни будешь стараться, он и не пикнет. Мой парень! — Она обняла его с таким пылом, что у него едва уцелели ребра.
