Марина Львова - Саня или двойная свадьба
-- Грех великий, Антонина, так про покойника говорить.
-- Грех? Чем же я согрешила, что раз в жизни прилюдно правду сказала?
-- Накажет тебя господь за грехи твои, за то, что оговариваешь хорошего человека.
-- Да разве можно меня еще больше наказать? Преступнику суд срок наказания определяет, а у меня жизнь была, что бессрочная каторга. Грех мой в том, что терпела, что блевотину пьяную отстирывала да убирала, что ждала по ночам, вздрагивая от каждого стука в подъезде, что побоялась уйти с маленьким ребенком. Все думала, как же я лишу ее отца, как же выращу ее одна? Свои грехи я давно у бога слезами замолила. Бог меня и так наказал. Двоих детей я потеряла, умерли они, едва родившись, один слабенький был, родился до срока. Да где же ему сильным-то быть, когда отец его толкнул меня, а я упала на живот. Второй родился мертвым, врачи говорили, что из-за водки... Грех мой, что старшенькую свою не уберегла, искалечил ей Алексей жизнь. Ушла из дома... Может еще и выживет...
-- Мама!
-- Прости меня, дочка! И вы, люди добрые, простите. Разговорилась я что-то, мне, как вдове, плакать положено, а слез у меня больше нет, выплакала я давно все свои слезы. Любовь моя с теми слезами вся и вышла до самой последней капельки. Когда видите пьяного -- не жалейте его, жалейте его детей, которые ждут его дома. И есть ли у них деньги на еду и игрушки? Жить сейчас трудно, легко плыть по течению, сваливать на обстоятельства причину своего пьянства, а труднее всего умереть достойно, чтобы не было родственникам стыдно... Жил, мучая других, и умер так, что слова доброго сказать нельзя.
-- Замолчи, Антонина!
-- Я все уж и сказала. Ты, Саша, только меня не жалей, у тебя теперь своя жизнь, только никогда не люби из жалости.
Мама замолчала и села, казалось, силы совершенно ее покинули. За столом воцарилась тишина, а потом все начали потихоньку расходиться. Люди выходили молча, не глядя друг другу в глаза. А перед портретом отца стояла нетронутая рюмка водки.
Максим осторожно тронул меня за руку, помог встать и вывел из-за стола.
-- Пойдем, попрощайся с мамой, и поедем.
Я вышла из комнаты и прошла на кухню; мамы там не было. Я нашла ее в коридоре, она прощалась с сослуживцами отца. Их начальник снял шляпу, наклонил голову и прижался губами к маминой руке.
-- Простите нас, Антонина Владимировна, что были рядом и не уберегли человека. Что будет нужно, обязательно позвоните.
-- Спасибо вам большое, но мне уже ничего не надо. Вы не беспокойтесь.
Мужчины неловко потоптались в коридоре и вышли из квартиры. На кухне за закрытой дверью чуть слышно гремела посудой соседка. Мама подняла на меня потухшие, ничего не выражающие глаза.
-- Мама, я...
-- Ничего, дочка, все в порядке. Спасибо, что приехала.
-- Мама, я помогу.
-- Нет, у тебя должна быть своя жизнь.
-- Поедем со мной.
-- Что ты! Как же я бабушку оставлю? Ей же без меня плохо будет. Болеет она последнее время, нельзя ее одну оставлять. Алеша для нее всем был. Мы теперь вместе жить будем, вспоминать...
-- Мама, я останусь.
-- Нет, у тебя должна быть своя жизнь, здесь ты пропадешь. Ты же не простила его, я же вижу. Ты не сможешь здесь жить.
-- Мама, а навещать тебя я могу?
-- Конечно, девочка моя хорошая. Приезжай, я буду тебя ждать.
Максим помог мне одеться и вывел меня из квартиры.
-- Я же забыла помочь посуду убрать, -- внезапно вспомнив, попыталась я вернуться.
-- Саша, соседки обещали помочь, я узнавал. А тебе прилечь надо, ты с самого утра на ногах. Слишком много волнений...
Я позволила ему усадить меня в машину, застегнуть ремень безопасности. Максим сел за руль и завел мотор. В машине постепенно становилось все теплее, но мои зубы не переставали стучать.
-- Я все время считала, что моя мать, как безропотная овца, молча переносит все издевательства отца. Мне даже казалось, что она уже ничего и не чувствует.
-- Саша, не надо.
-- Я была жестока по отношению к ней. Как я могла, так поступить? Почему бросила ее одну?
-- Саша, твоя мама права: она живет воспоминаниями. Она сильно любила твоего отца.
-- Как можно было любить его?!
-- Можно, она его любила, несмотря ни на что. В их жизни не все было плохое, было много хорошего. Она живет этими воспоминаниями. А тебе нужно жить самой. Не вини себя, твоей вины здесь нет, так получилось. Ты стала взрослой, у тебя теперь своя жизнь.
-- Но я оставила ее одну.
-- Это не так.
-- Она там совсем одна с бабкой.
-- Не делай из нее врага, она тоже несчастная женщина, которая всю жизнь прожила одна и пестовала одного любимого сыночка. Представь, как трудно потерять самое дорогое?
-- Да, она всю жизнь исковеркала маме.
-- И себе тоже, она тоже несчастная женщина. Тебе нужно ее пожалеть.
-- Не могу.
-- Не спеши, подумай об этом завтра. С обидой нужно переспать, завтра многое ты будешь воспринимать по-иному.
-- Неужели они будут жить вместе?
-- Будут. И им будет вдвоем легче пережить горе.
-- Они же всю жизнь жили, как кошка с собакой. Только мама была безответная, слова грубого никогда не скажет. А бабка ненавидела маму.
-- Вот увидишь, им будет легче вдвоем. Им теперь нечего делить, кроме своей беды.
Машина остановилась около дома Людмилы. Мы вышли из машины. Я подняла голову вверх, в окне квартиры горел свет.
-- Идем, я провожу тебя до квартиры, Людмила тебя ждет.
-- Странно, но я возвращаюсь сюда, как домой.
-- Просто, тебе хорошо здесь.
-- Дом там, где хорошо.
-- Не могу согласиться с этим безоговорочно, но спорить мы будем завтра.
Максим негромко позвонил в дверь и слегка подтолкнул меня к входу.
-- Хотела бы я знать, почему мы все время с тобой спорим?
-- Просто ты всегда стремишься добиться, чтобы последнее слово непременно было за тобой. Спокойной ночи!
Глава 7
Человек приходит домой, и его ждет горячий чай и еще теплый ужин, поставленный под грелку. Видимо, так у человека и появляется чувство дома. Ведь дом -- это место, где тебя ждут, где тебе тепло и спокойно.
Людмила сразу же открыла нам дверь, мы не успели даже позвонить. У окна она, что ли, стояла?
-- Добрый вечер, Людмила! Сашу нужно покормить и уложить спать, она целый день на ногах и почти ничего не ела.
Людмила засуетилась, стала накрывать на стол. Непонятно мне только, почему один человек все время распоряжается, а я его слушаюсь. Пользуется моментом, спорить с ним у меня нет ни желания, ни сил.
-- Мила, я не хочу есть, сначала приму душ.
Не услышав ни слова возражения в ответ, я удалилась в ванную, открыла на полную мощность краны и залезла в ванну. В конце концов надо же им дать возможность обсудить сегодняшние события во всех подробностях, мне даже легче будет: не придется рассказывать Людмиле о моей семье, отце, объяснять, почему я ушла из дома.
Как хорошо почувствовать сильную горячую струю воды, бьющую по телу. Во время моих скитаний вне дома мне больше всего не хватало вот такой горячей воды. В своей прошлой жизни я была уткой или рыбой, большой блестящей рыбой, покрытой перламутровой чешуей. Я даже представила себе красивую веселую рыбу, плещущуюся в прозрачной теплой воде. Мои красочные мечтания были прерваны осторожным стуком в дверь.
-- Саша, как ты там? Ты не заснула?
-- Все хорошо, не беспокойся. -- Сейчас приду.
С сожалением я встала из воды, хотя она уже почти остыла, и, сняв полотенце с веревки, стала вытираться. Противно натягивать на еще влажное тело джинсы и свитер. Надо было вместо красного платья купить халат. Странно, у меня никогда раньше не появлялось желания обзаводиться лишними вещами. Что-то со мной удивительное происходит.
Я вышла на кухню. Мила сидела на табуретке, держа на коленях книгу.
-- А где Максим?
-- Уехал домой.
-- Он решил, что меня уже можно оставить на твое попечение?
-- Зачем ты так говоришь? Но, если тебе захочется поговорить со мной, я буду всегда готова тебя выслушать. Только не думай, что я навязываюсь. Ты вольна поступать, как хочешь.
Людмила встала и направилась к двери, прижимая к груди свою книгу.
-- Мила, подожди. Прости меня, я не хотела тебя обидеть.
-- Ты меня не обидела, каждый человек имеет право побыть один.
-- Посиди со мной, пожалуйста.
В моем голосе неожиданно для меня самой прозвучали просительные нотки. Последние годы я не хотела ни к кому привязываться, ни от кого зависеть. Но в присутствии Милы мне всегда становится спокойно, словно она распространяет вокруг себя защитное поле тепла и любви.
Мила вернулась, молча взяла тарелку и стала накладывать мне еду, сняв грелку с кастрюли. Потом она протянула тарелку мне и села за стол. Мне ничего не оставалось делать, как присоединиться к ней. Я жевала, не чувствуя ни вкуса, ни запаха пищи.
-- А Максим? Он же тоже ничего не ел.
-- Я его покормила, пока ты была в ванной.
-- Ты вкусно готовишь.
-- Ты мне это говоришь каждый раз, когда садишься ужинать.