Роксана Гедеон - Сюзанна и Александр
Он широко мне улыбнулся.
— Ах, жаль, что вы так хмуро настроены… А вот я счастлив. Вы, наверное, слышали, какой сюрприз преподнесет мне Флора. Да и ваш дом… Совсем скоро он будет мой. Видите, как много у меня причин для радости.
— Еще не вечер, — сказала я так зловеще, что с лица Клавьера слетела улыбка.
Обойдя банкира, я стала спускаться по ступенькам. Благодушный вид сразу слетел с него. Он обернулся, больно схватил за руку.
— Еще не вечер? Это еще что такое? Вы смеете пророчить мне беду, вы, пустая кукла, набитая глупостями?!
Я резко выдернула свою руку и посмотрела на него сузившимися от бешенства глазами.
— Какая буржуазная непоследовательность! — произнесла я ледяным тоном. — Будучи пустой, я не могу быть набита глупостями, усвойте хотя бы это.
Разыскав, наконец, Аврору, я набросилась на нее с упреками.
— Как можно? Как можно так поступать, я тебя спрашиваю? Глупая девчонка! Ты пропала куда-то на целых шесть часов!
— Но, мама, тебя же тоже не было в танцевальном зале!
— Тоже? Я взрослая женщина и могу постоять за себя. Я знаю жизнь. А ты… Ты только добавляешь мне неприятностей! Где ты была?
— Нигде, — пробормотала она ошарашенно. — Я танцевала, меня многие приглашали… потом гражданин Лужер учил меня играть в пикет. Ничего плохого в этом не было.
— Гражданин Лужер! Уже и гражданин Лужер какой-то появился!
Была подана наша карета. Я втолкнула Аврору внутрь, уже успев понять, что ничего дурного не случилось. С чего бы мне так волноваться? Я просто срываю на девочке злость. Это несправедливо.
— У тебя… неприятности? — робко шепнула Аврора, прижимая мою руку к своей щеке.
— Да. Есть немного.
— Я бы так хотела тебе помочь. Но ты же ничего мне не рассказываешь.
— Ах, Боже мой! — прошептала я, привлекая ее к себе. — Не хватало еще и тебе задумываться над этим…
— Ты из-за господина герцога все это делаешь, да?
— Да.
— Я желаю тебе удачи… Я так люблю тебя.
Она была такая уставшая, что задремала у меня на плече. Домой мы вернулись уже в два часа ночи. Я поднялась к себе, с помощью горничной освободилась от бального туалета и накинула кружевной пеньюар. Эжени зажгла розовую лампу над мягким шезлонгом.
— Мадам еще чего-нибудь хочет?
— Нет, ничего. Ступайте спать, Эжени.
Я устало села, сбросила домашние туфельки, со вздохом откинулась назад. Несмотря на утомление, спать мне не хотелось. Некоторое время я смотрела на кольцо с изумрудом, украшавшее мой палец, — обручальное кольцо… Потом встала, разыскала коньяк и прямо из бутылки сделала глотков десять, не меньше. Захлебнулась и, отставив бутылку, снова села.
Мне было до того горько, что я едва сдерживала слезы. От гнетущего чувства одиночества было ужасно пусто внутри. Горничная не сдвинула портьеры, и за окном мерцал огнями ночной Париж. Не мой Париж, чужой. Непонятный мне. И я здесь абсолютно одна. Мне не везет. Меня снова пытаются преследовать. И я никогда, никогда к этому холодному деляческому миру не привыкну…
Коньяк действовал быстрее, чем я предполагала. Меня бросило в жар. Пламя лампы расплывалось перед глазами, превращаясь в розовый туман; я смахнула слезы с ресниц, но туман все ширился, и в нем все четче вырисовывался остров. Волшебная изумрудная земля между аквамариновым морем и нефритовым небом. Буйная кипень апельсиновых рощ. Долина среди гор, алеющая цветами цикламена. Александр помогает мне плыть, а вода теплая, как парное молоко, — она просто колышет меня… Потом тяжелый, пряный запах лилий на ночной дюне, жемчужный песок. Тогда я достигла высшего счастья. Мы с Александром словно растворились друг в друге — физически, душевно, мы даже дышали в унисон. И он сказал… он сказал мне, что…
Кровь застучала у меня в висках. Все это в прошлом! Даже до Корфу добралась напасть, мучившая меня всю жизнь! Уже не сдерживая слез, я зарыдала, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки.
7
Вид у Валентины, когда она рассказывала мне о торгах, был слегка испуганный.
Все получилось так просто, что даже я этого не ожидала. Торги, как и было объявлено, состоялись в пятницу. Клавьер прибыл позже, чем Валентина, и она в ответ на его поклон улыбнулась ему так приветливо, что он оставил приказчика и подошел к ней. Она предложила ему место подле себя. Он не без охоты согласился. Тогда Валентина робко шепнула ему о том, что хотела бы приобрести этот дом. При этом ее рука коснулась его руки.
Он слегка подозрительно посмотрел на нее.
— Чем же я могу помочь, гражданка?
— Не мешайте мне… Я прошу вас.
— Вы просите? А что вам дает на это право?
— То расположение, которое вы мне оказывали, — произнесла мадам Брюман слегка смущенно.
Он улыбнулся немного насмешливо.
— Кажется, я могу понять вас. Вы, как говорят, из «бывших», не так ли? Вам жаль вашу сестрицу по сословию.
— Какую сестрицу?
— Ту, которая жила здесь раньше.
Загоревшись вдруг какой-то мыслью, он сжал руку Валентины.
— Черт возьми, это недурная идея! Сидите-ка молча, моя дорогая. Обещаю, вы будете довольны.
Валентина повиновалась. Клавьер купил дом за миллион ливров и тут же, взмахом руки подозвав своего адвоката, написал дарственную на имя мадам Брюман. Сделав ошеломленной Валентине королевский подарок, он выразил надежду, что его рады будут видеть на обеде, который Брюманы на днях устраивают.
Валентина была бела как снег, когда рассказывала мне это. Выслушав, я некоторое время молчала, пораженная так же, как и она тремя днями раньше.
— Так, значит, дом достался вам совершенно бесплатно? — спросила я наконец.
— Да. И вам тоже…
Порывшись в сумочке, она достала бумагу.
— Возьмите. Это дарственная на ваше имя… Дом отныне ваш.
Я взглянула. Бумага была оформлена по всем правилам, и сомневаться ни в чем не приходилось. И все это досталось даром. Клавьер желал еще раз посмеяться надо мной, показать, что ему ничего не стоит выкинуть миллион на ветер ради того, чтобы сделать приятное мадам Брюман… и чтобы этим еще сильнее уязвить меня. Но, похоже, на этот раз он сам себя перехитрил.
— Валентина, мои изумруды… Вам привезут их уже сегодня вечером…
У нее вырвалось сдавленное рыдание. Она закрыла лицо руками.
— Боже мой, что вы говорите! Какие изумруды? Вы что, платите мне за мою услугу? Ведь я не отдала за дом ни одного су!
— Но вы же так хотели иметь эти камни, — произнесла я, растерявшись при виде ее слез. — Послушайте, у меня и в мыслях не было обижать вас…
— Ах, я так боюсь! Ведь когда Клавьер узнает, он пожелает в порошок стереть и меня, и моего мужа!
— Сомневаюсь, что ему это удастся.
— Пресвятая дева! Разве вы забыли, что он сделал с вами?
— Когда он уничтожал меня, я была очень глупа и неопытна. Я ничего не понимала в коммерции. А ваш муж — финансист. Кроме того, на всякий случай я могу дать вам совет.
— Какой?
— Следите за прислугой. По возможности увольте всех, в ком хоть немного сомневаетесь, и ни в коем случае не нанимайте новых людей. Клавьер очень любит засылать шпионов.
— Вы поможете мне? Сюзанна, у вас такой опыт!
— Конечно, — улыбнулась я. — Можно сказать, что я немного знаю, на что этот человек способен.
Она утерла слезы.
— Сюзанна, вы не сердитесь на меня за то, что я жалуюсь. Вы же знаете, я всем желаю только добра, и вам в особенности. Пожалуй, даже если меня ждут неприятности, я не вправе упрекать вас… Только мне, к сожалению, немного страшно.
— Мы объединимся, — пообещала я. — Я ведь за вас в ответе. Только рассказывайте мне обо всем, чтобы я была в курсе.
— Вы придете к нам на обед?
Я пораженно поглядела на Валентину.
— Как? Вы приглашаете меня, зная, что там будет Клавьер? Вы же говорили, что он напросился к вам в гости… Мое присутствие он расценит как насмешку с вашей стороны.
— Ах, он, вероятно, не придет, — пробормотала Валентина. — К тому времени ему наверняка станет известно о нашем заговоре. Да и ваш успех тоже надо как-то отметить… Я познакомлю вас с мужем и пасынком.
— И все-таки, Валентина… Если я не приеду к вам, у Клавьера еще будут сомнения насчет нашего заговора. А если приеду, ему все станет ясно.
— Не все ли равно? Снявши голову, по волосам не плачут…
Я приехала в дом на Вандомской площади сразу после этой беседы. Глухой сторож, приставленный к отелю мэрией и живший в будке возле ворот, взломал по моей просьбе входную дверь, так как ключ найти было невозможно. Вместе с Авророй мы прошли по комнатам.
Здесь царило запустение. Окна почти везде были выбиты либо хулиганами, либо непогодой, и внутри дома было холодно, как на улице. Мои догадки подтвердились: все было разграблено, растащено и утрачено навеки. Бархатные портьеры и те были кем-то унесены. Опрокинутые подсвечники валялись на полу. В гостиной ковер был прожжен окурками до неузнаваемости — видимо, здесь заседала комиссия по конфискации. Люк на чердак был распахнут, сквозь него с серого зимнего неба капли дождя падали прямо на клавесин. Клавесин, впрочем, был безнадежно испорчен. Исчезли все безделушки — статуэтки, шкатулки, вазочки. Исчезла даже мраморная ванна, а золотые краны в виде голов лебедей были сняты. Даже белье и то украли… Да и чего иного было ожидать? Шесть лет минуло с тех пор, как дом лишился хозяина. Мне достались теперь только стены и кое-что из мебели — так, самая малость.
