Майкл Скотт - Китайская невеста
— Прошу простить незнание китайской географии, вы будете далеко от Пекина?
— Я собираюсь заехать в Пекин, нанести визит принцессе Ань Мень, — ответила Лайцзе-лу.
— Великолепно!
Королева была в восторге.
— Вы также увидите и императора?
— Кто знает, мэм.
— Неважно. Мне нужен ваш совет, и я хотела бы попросить об одном одолжении.
Королева дернула за веревочку звонка, и двое слуг в ливреях вошли в комнату, неся что-то похожее на большой свернутый ковер.
По знаку королевы они раскатали его, и гости увидели большой гобелен. На нем была выткана пасторальная сцена, изображающая дам и джентльменов в средневековых одеяниях на пикнике с силуэтом замка на заднем плане. Несмотря на то, что гобелен был, очевидно, далеко не новым, цвета оставались поразительно яркими и сочными, а небо было совершенной голубизны.
— По китайским стандартам, эта работа вряд ли может считаться древней, — сказала королева Виктория. — В действительности он изготовлен в Париже менее двухсот лет назад Гобеленами. Король Франции Людовик XIV подарил этот гобелен Чарльзу II по случаю его коронации. Я мало понимаю в определении стоимости материальных вещей, но эксперты считают, что гобелен практически бесценен. Как вы думаете, уместно ли преподнести такой подарок императору Даогуану?
Джонатан уступил право отвечать жене.
— В Запретном городе много гобеленов, мадам, — ответила Лайцзе-лу, — но ни один не может сравниться с этим, созданным великими Гобеленами во Франции. Небесный император хорошо разбирается в произведениях искусства и несомненно оценит его по достоинству. Уверена, этот гобелен будет иметь реальное значение.
— Я так рада, что смогла сделать правильный выбор. Я могла послать этот подарок через представителей королевского флота, но считаю гораздо более подходящим, если вы, миссис Рейкхелл, преподнесете его императору и его сестре от моего имени.
— Нет другого поручения, которое я взялась бы выполнить с большим удовольствием, — ответила Лайцзе-лу.
— В таком случае, решено. Уверена, вы передадите им, как поразила меня черная жемчужина, и я была бы весьма признательна, если бы вы, миссис Рейкхелл, сообщили мне об их реакции на мой подарок.
— Я напишу вам, мадам, тотчас же после его вручения, — пообещала Лайцзе-лу.
Вскоре аудиенция подошла к концу. Королева сказала, что пришлет гобелен в порт под охраной гвардейцев на следующее утро к отплытию корабля. Джонатан пообещал лично следить за его сохранностью в пути.
— Странно, — сказала мужу Лайцзе-лу, когда они возвращались в экипаже в дом Бойнтонов. — Я думаю о Виктории как о подруге, а не как о королеве; точно так же я отношусь и к Ань Мень.
— Это потому, что ты такая необыкновенная, — ответил тот, взяв ее за руку. — Каждый день я благодарю судьбу за чудо, сведшее нас вместе.
На следующее утро все семейство Бойнтонов отправилось на берег проститься с Рейкхеллами и Ву-лин, которая отправится в Китай, когда Джонатан и Лайцзе-лу соберут книги и другие полезные вещи для отправки в Запретный город. Дэвид ликовал, поскольку им с Джулианом также предстояло отправиться в плавание и пройти морскую школу. Оба мальчика расшумелись и начали бороться на причале, что вынудило Лайцзе-лу и Руфь вмешаться и развести их в стороны.
Наконец наступил момент расставания. Элизабет и Ву-лин, прильнув друг к другу, залились слезами.
Джонатан неловко попытался утешить их.
— Когда вы встретитесь в следующий раз, — сказал он, — вы уже будете взрослыми женщинами.
Обняв Ву-лин за плечи, чтобы проводить на борт судна, он чуть помедлил, а затем поцеловал Элизабет Бойнтон в щеку.
Он не заметил, как она покраснела, а затем застыла на месте, не спуская с него глаз.
Попугай прибыл на клипере в Лондон спустя несколько дней после отъезда Рейкхеллов. Капитан судна лично принес насест с птицей в рабочий кабинет Чарльза.
— Эта чертова птица ваша, мистер Бойнтон, — сказал он.
Чарльз был доволен.
— Крупный малый. Он похож на попугаев Толстого Голландца.
— Я знаю лишь одно, сэр, я держал этого попугая в своей каюте все время плавания от самого Китая, и он не переставал трещать, хотя я понятия не имею, что он там болтал. Миссис Шан просила передать его вам. Она написала вам отдельное письмо о нем и приложила к своему отчету.
Попугай смотрел на Чарльза и молчал.
— Вот его корм, — сказал капитан, — и я, честно говоря, рад, что отделался от него!
Письмо Молинды было предельно кратким.
«Дитер — подарок, который посылает тебе Толстый Голландец. Я пыталась отговорить его и не посылать эту тварь, но он настоял. Его насест следует держать в теплом месте, подальше от сквозняков. Иногда он взлетает, но всегда возвращается на свой насест. Меня просили передать, что он ест любые семена. Мне остается надеяться, что ты и члены твоей семьи оценят чувство юмора Толстого Голландца».
Вечером по дороге домой в экипаже Алан с сомнением поглядывал на птицу.
— Яркий малый. Не знаю, что подумает твоя мать и Руфь, но если он не будет вести себя прилично, должен предупредить, мне придется попробовать суп из попугая. Он говорит?
— Капитан сказал, что да, но до сих пор он нем, как могила.
Леди Бойнтон и ее невестка не выразили восторга по поводу попугая, хотя его появление заинтересовало Элизабет.
— Я оставлю его, — сказал Чарльз. — Сейчас для нас нет никого важнее, чем Толстый Голландец, и он оскорбится, если мы избавимся от этой птицы.
— А как он узнает об этом? — спросила мать.
— Понимаешь, мне кажется, я должен буду писать ему смешные истории про Дитера в своих письмах. А мои знания о попугаях слишком скудны, чтобы полагаться лишь на собственное воображение. К тому же, он может оказаться чудесным приятелем Дэвиду, когда тот вернется из путешествия.
Руфь немного смягчилась.
— Повешу насест в столовой, так как там больше солнца, чем в других комнатах. Ты уверен, что он говорит, Чарльз?
— Мне известно лишь то, что мне сказали.
Молчавший до сих пор попугай внезапно заговорил по-голландски:
— Давай! Давай! — прокричал он. — Терпеть не могу твои вонючие яйца, грязный подонок!
Дитер помолчал, затем продолжил поносить все семейство Бойнтонов.
Чарльз был единственным в семье, кто знал голландский язык, и теперь он боялся потерять над собой контроль, удерживаясь от приступа смеха.
— Что он сказал, Чарльз? — спросила Руфь.
— Ничего, насколько я понимаю. Мне кажется, он несет какую-то птичью тарабарщину.
Джессика заметила, что сын давится от смеха.
— Сомневаюсь, что тебе можно верить, Чарльз, — сказала она.
Руфь чувствовала, что муж говорит неправду. Она предположила, что попугай говорит на яванском диалекте.
Попугай выдал еще одну тираду ругательств, настолько образных, что Чарльз был вынужден покинуть столовую, прежде чем взрыв его гомерического хохота разоблачил бы секрет. Руфь и Джессика, проводив его взглядом, недоуменно посмотрели друг на друга.
О попугае больше не говорили, и пока члены семьи принимали традиционный бокал вина перед обедом, птица молчала. Но во время обеда попугай трещал не переставая и, естественно, выдавая грязные ругательства.
— Разве не замечательно, отец? — спросил Чарльз, пряча улыбку.
— Пока я бы этого не сказал, — ответил Алан, — но болтовня его необычна, и мне она не кажется угрожающей. Я даже готов допустить, что он мне нравится, Чарльз.
— И я того же мнения, — ответил Чарльз теперь позволяя себе расплыться в широкой улыбке.
Дитер присоединился к их беседе, отпуская едкие замечания относительно сексуальных способностей и наклонностей предков Алана, и Руфь видела, как все тело мужа сотрясалось от взрывов подавляемого смеха. Потом, на протяжении всего застолья, попугай продолжал что-то говорить, а Чарльз иногда прыскал со смеху.
После еды Элизабет отправилась на вечеринку, а взрослые вернулись в гостиную. Там Джессика вязала новый свитер для внука, Алан и Руфь читали, а Чарльз внимательно изучал длинный отчет Молинды, иногда делая пометки и проставляя цифры на полях.
— Наши дела на Востоке идут гораздо лучше, чем могло бы быть, — сказал он отцу, передавая ему отчет. — Молинда просто замечательна, она для нас чистый клад.
— Я возьму это с собой наверх, — сказал Алан, зевая, — и просмотрю в постели. Пойдем, Джессика.
После ухода пожилой пары Чарльз потянулся за книгой и долгое время в комнате не раздавалось ни звука, кроме редкого потрескивания горящего угля в камине.
Руфь подумала, что теперь каждый вечер будет походить на этот. Когда они с Чарльзом проводили вечер дома, они редко разговаривали друг с другом. Вот и теперь она подождала еще немного, затем сказала:
