Мор Йокаи - Золотой человек
О, этот человек лил кипящее масло прямо на сердце Тимара.
- Бери себе все мое состояние! - со стоном взмолился он.
- Успеется, дойдет очередь и до этого. Но сейчас не это мое наипервейшее желание. Не хочу ничего, только Ноэми. Да я ведь и не твое прошу, а требую свое законное.
Тимар в муках ломал руки.
- Ну что, напишешь письмо Ноэми или мне идти в Тихань с этими четырьмя письмами?
В мучительной тоске у Тимара вырвалось одно слово:
- Доди!..
Каторжник гнусно рассмеялся.
- Не волнуйся, я заменю ему отца!..
В этот миг Михай Тимар одним прыжком, как ягуар, метнулся к Кристяну и, прежде чем тот успел пустить в ход оружие, крепко схватил его за руки: он с такою силой встряхнул каторжника, что тот вылетел в открытую дверь в коридор и упал навзничь: затем кое-как поднялся и словно сила того страшного толчка еще не угасла в нем споткнулся на первой же ступеньке и со стонами и бранью покатился по лестнице.
Повсюду царили мрак и тишина. Единственный человек в доме, кроме них двоих, - глухой виноградарь - спал пьяным сном.
О чем говорит луна? О чем говорит лед?
Тимар мог бы убить этого человека - ведь он попался ему в руки, а Тимар ощущал в своих руках силу безумца. Он мог бы задушить его, прикладом ружья размозжить ему голову, если уж пожалел бы для него кусочек свинца. Но Тимар не убивает людей. Не убивает даже злодея, пытаясь защититься. Теперь, когда он потерпел в жизни полный крах, когда его богатство и честь, как шелуха, развеяны ветром, Михай Тимар и вправду стал золотым человеком.
Он позволил убежать человеку, который может уничтожить его и наверняка сделает это.
Еще не поздно прикончить негодяя. В спальне у Тимара висит еще одно заряженное ружье, и можно подстрелить Кристяна из окна, когда тот пойдет через двор. Разве станут призывать его к ответу за убийство беглого каторжника? Глядишь, еще бразильское правительство выплатит награду за его голову.
Но Тимар не станет убивать этого человека: этот человек прав. Судьба должна свершиться. Тимар - не преступник, одно злодеяние покрывающий другим, а человек стойкой души. Если согрешил - надо искупить свою вину.
Он выходит на балкон и, скрестив руки на груди, смотрит, как Кристян выходит из дверей, идет к воротам.
Луна поднялась на небосклоне и освещает стену дома. Темная человеческая фигура на освещенном луною балконе - отличная цель для того, кто вздумает спустить курок.
Тодор Кристян, проходя под балконом, поднимает голову.
Когда он летел по лестнице, рана на лбу раскрылась, и все лицо его теперь залито кровью.
Быть может, Тимар и встал на виду в надежде, что разъяренный каторжник в отместку выстрелит в него?
Но Кристян останавливается перед балконом и беззвучно произносит какие-то слова - в точности как некогда Атали. Как же похожи эти два человека! Кристян объясняется с Тимаром жестами. После падения он хромает на одну ногу. Постучал левой рукой по дулу ружья, он отрицательно качает головой, показывает Тимару кулак, грозит ему пальцем. Его немая речь понятна: "Я убью теня не из ружья! Я готовлю тебе иную смерть. Жди и дождешься!".
Тимар смотрит, как этот человек выходит со двора, сворачивает на занесенную снегом дорогу. Он провожает его взглядом до самого озера, не отводит глаз, даже когда тот превращается в черную точку, движущуюся по серебристому льду к церкви на горе.
Он и не замечает бури, надвигающейся со стороны залайских гор.
Очень часто в окрестностях Балатона, когда воздух тих и неподвижен и ничто не предвещает бури, вдруг налетает ураган; у рыбаков, услышавших вдали грозный шум дерев, уже не остается времени укрыться на залайском берегу; бурный порыв ветра внезапно вздымает волны, уносит лодки в глубь озера и выбрасывает их на противоположный берег. Иногда буря стихает уже через полчаса: коварная плясунья решила пройтись в танце лишь один круг. И вновь воцаряются тишина и покой.
Надвигающаяся из-за гор буря гнала впереди себя снежную тучу, сыпала колючие, как иглы, снежные кристаллы. Сама туча была настолько невелика, что захватила лишь часть обширной панорамы: накрыла мраком тиханьский полуостров со скалой на мысу и строгим храмом на вершине этой скалы, а восточные берега сияли, залитые лунным светом.
Буря с ревом пронеслась вдоль арачской долины, нещадно раскачивая вековые деревья. Ставни летнего дома скрипели, словно неприкаянные души оплакивали свое земное бытие, а стоило порывистому ветру промчать по льду Балатона, средь поставленных вдоль прорубей ледяных глыб, и она заставлял звучать поистине инфернальную музыку; казалось, видишь загробных духов, что, гоняясь друг за дружкой, плачут, завывают и взвизгивают на лету. А вот выделяется чей-то сердитый рев: должно быть, этот рассерженный дух и преследует всех остальных.
Тимару кажется, словно бы средь этой кошмарной ночной музыки вдруг раздается вдали испуганный вопль. Это не духи, это человеческий вопль: в нем звучит отчаяние, страх перед гибелью и богохульство. Крик пронзает ночь, пробуждая спящих и заставляя вздрагивать звезды. Мгновение спустя крик вроде бы повторяется снова, но уже глуше, отрывистее, и после него слышно лишь завывание бури.
Да и буря пронеслась, как не бывало, словно лишь затем и заглянула на озеро, чтобы прогнать снежную тучу. Деревья в долине стоят недвижно, ветер, сонмами духов завывавший средь ледяных плит, теперь, плавно стихая, замолкает вдали. Небо прояснилось, вновь все тихо.
В сердце Тимара тоже воцарилась тишина.
Конец. Идти дальше некуда, ни вперед, ни назад хода нет.
Он бежал, пока мог; теперь стоит на краю пропасти, у которой нет другого берега.
Вся жизнь его пронеслась перед ним, как сон, и он знал, что пора пробуждаться.
Его первое заветное желание: добиться дивной красавицы, богатой барышни, - явилось основой всей его злополучной судьбы. На этом строилась вся его жизненная карьера - как загадка сфинкса: когда загадка разгадана, сфинкс умирает...
Как жить дальше, изобличенным перед всем светом, перед Тимеей и перед Ноэми, сброшенным с пьедестала, где годами возвышался он в глазах своей страны и заграницы, окруженный уважением соотечественников и милостью монарха.
Разве сможет он взглянуть в глаза женщине, которая с такой святой самоотверженностью превозносила его перед соперником, теперь, после того как она узнает, что он начисто лишен тех добродетелей, которые она в нем ценила, что вся его жизнь - сплошная ложь?
И разве сможет он предстать перед Ноэми, после того как она узнает, что он - муж Тимеи? Разве сможет взять на руки Доди?
Нет на всем белом свете места, куда можно было бы убежать. Все так, как сказал тот человек: бежать от людей, как он, отречься от своего имени, как он, затеряться в чужом городе, как он. Гонимым, обежать всю землю вокруг.
Но Тимар знал еще одно место: луна, холодная планета. Как, бишь, сказала Ноэми? Туда переселяются те, кто самовольно лишил себя жизни, те, кому больше ничего не нужно. Они уходят туда, где пустота... А когда этот человек станет наведываться на ничейный остров и своим преследованием доведет одинокую женщину до отчаяния, тогда и Ноэми наверняка устремится за ним, Тимаром, на эту холодную звезду.
Тимар настолько утвердился в этой мысли, что у него хватило самообладания направить подзорную трубу на убывающий рожок луны - где яркие пятна и зияющие круглые кратеры сменяют друг друга - и облюбовать для себя место среди множества мертвых гор: "Вон там я стану ждать Ноэми!".
Он вернулся в комнату, где проходил их разговор с каторжником.
В камине еще видны были следы сожжения, кучки пепла хранили контуры сгоревшей одежды. Тимар подбросил в огонь поленьев, чтобы уничтожить самые следы. Затем, надев пальто, вышел из дома.
Путь его лежал к Балатону.
Полумесяц освещал огромную застывшую озерную гладь; словно ледяное солнце отражалось в ледяно зеркале.
"Иду, иду! - сказал Тимар. - Скоро я узнаю, что ты говорила мне. Ты звала, и я приду".
Он направился прямо к полынье.
Отыскать ее было нетрудно: отметины, сделанные предусмотрительными рыбаками, издали предостерегали каждую праведную душу, что это место надобно обойти стороной, Тимар же намеренно шел туда.
Подойдя к одной из отметин, он остановился, снял шляпу и взглянул на небо.
Целые годы он не молился. А в этот час ему вспомнилась всемогущая сила, приводящая в движение звезды и дающая жизнь ничтожным червям; эта же сила создала человека, который бросил ему вызов.
В этот последний час душа Тимара обратилась к Богу.
"О всемогущая сила! Тебя бегу и к тебе припадаю в этот час. Не ропщу, не жалуюсь: ты вела меня, но я сворачивал с пути; ты наставляла меня, а я хотел делать по-своему, и вот к чему я пришел. Со слепой покорностью ухожу я в мир иной. Холодна будет моя душа и вынесет тот холод. Каюсь в грехе своем: несчастными я сделал тех, кто любил меня и кого я приблизил к себе. Не остави их своей милостью, о вечная справедливость! Я грешил, так мне и каяться, пусть я умру! Нет другой причины их страданиям - только я один. О, вечно правый, меня сюда приведший, будь справедлив к ним. Храни и утешь слабых женщин, малого ребенка. А меня препоручи твоим карающим ангелам. Я каюсь и смолкаю!".
