Розалин Майлз - Греховная связь
— Мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь… — Она помолчала и затем продолжила: — Ты не пожалеешь об этом, Клер, я обещаю!
— Джоан! — взрыв смеха поверг Джоан в недоумение. — Ну что за глупости! Да я уже счастлива видеть тебя! Роберт вернулся из Брайтстоуна сам не свой и с тех пор не выходил из кабинета, так что я рада обществу!
— Роберт? — внимательная любовь Джоан жаждала найти себе выход в деле. — Как он? Что делает?
— Пишет проповедь для воскресной службы. Важный день, его первая служба! Он в отличной форме, честное слово. Все, как мы мечтали и о чем молились. Возвращение в Брайтстоун — все это пробудило в нем былые призраки — чувство вины… Я уверена, что жизнь здесь пойдет на пользу ему — и нам всем тоже.
— Да, да, а ты как? — Открыв первую попавшуюся сумку, Джоан принялась распаковывать вещи, не переставая говорить. — Как твои успехи? Есть работа для учительницы?
— В отделе образования говорят, место найдется. Можно начинать сейчас же, с первого дня учебного года — в Вестерн-Пойнт.
— Но это же у черта на куличках, Клер, — надо ездить на ту сторону мыса.
Клер присела на краешек кровати, подняла ладони и стала внимательно рассматривать небольшие розоватые ногти на пальцах.
— Может, это ненадолго.
Наступило глубокое молчание. Джоан откашлялась:
— Ты хочешь сказать…
Клер порозовела.
— Нет, нет, еще не сейчас. Но мы обсуждали это. Я думаю, самое время, Джоан. В конце концов, мы уже четыре года женаты. Я, сама понимаешь, моложе не становлюсь, а Роберт почти на три года старше, не хочется откладывать дело в долгий ящик. Сначала Роберт учился, потом мы не знали, где будем жить. И вот наконец мы здесь, лучшего времени и места для ребенка не придумаешь. — Клер хихикнула совсем как девчонка. — Теперь понимаешь, почему я так хотела, чтоб ты была с нами: когда час пробьет, мне понадобится помощь?
Сердце Джоан наполнило чувство гордости. Сын Роберта! Еще один Роберт Мейтленд! А, может, сначала девочка, старшая сестра — история повторится в новом поколении. Все не так плохо, мысленно улыбнулась она. А после — маленький Роберт. Ее бледное лицо зарделось.
— Ребенок — что может быть лучше! Замечательно для Роберта. Для всех нас. Пора ему стать отцом. Я буду молиться за тебя, милая Клер.
— Договорились, если Роберт будет столь же поглощен приходскими делами, как сегодня, ты первая узнаешь, — засмеялась Клер. — Честное слово, он вошел сегодня и сразу удалился в кабинет, и вид у него был такой, будто он меня просто не заметил!
В прохладе и торжественности церковных сводов сами камни, казалось, вторят льющимся звукам первого гимна воскресной литургии:
„Господь и Отец человеческий,Прости прегрешения наши…“
Роберт выступил вперед, лицо его, оживленное чувством, резко выделялось на фоне черной священнической одежды; адреналин мчался по венам, словно у бегуна перед стартом. Не слишком ли он поторопился, приняв решение начать службы с самого первого воскресения по возвращении? Не было времени создать мало-мальски приличную общину, не было времени написать достойную случая проповедь, не было времени вообще написать сносную проповедь — так трудно оказалось сесть за работу после того первого утреннего посещения Брайтстоуна в начале недели.
Нервы его были натянуты до предела. Чувствуя боль во всем теле, Роберт бросил сердитый взгляд на жалкие заметки, которые с трудом можно было назвать проповедью: он набросал их всего за час до начала воскресной службы. Что с ним происходит? Он не может сосредоточиться на деле — ничего подобного с ним еще не бывало. А теперь, что бы он ни делал — пытался ли заставить себя работать, думать, строить планы или писать, мысли его возвращались к странной встрече в молочном баре „Парагон“. Эта девчонка — дочка Вика — почему она не идет у него из головы? И почему он чувствует такое разочарование, не увидев ее среди собравшейся паствы? Даже выдающиеся священники не могут привлечь к себе всех и каждого. Внезапно в голову пришла нелепая мысль: „Я даже не спросил ее имя…“
„Остуди жар наших соблазновСвоей миротворной прохладой,Да смолкнет борение чувств и уснет плоть,Донеси в ветре, буре, огнеТихое дыхание Твоего покоя,Тихое дыхание Твоего покоя.“
Песнопение смолкло на последней ноте, и прихожане сели на свои места, готовые слушать проповеди. Закончив молитву, Роберт встал с колен, поклонился огромному резному Распятию за алтарем и поднялся на кафедру. В приветствующей его глубокой тишине он слышал монотонный низкий рокот бьющихся об утес морских волн и легкий непрерывный лязг и скрежет неутомимо вращающихся шахтных механизмов.
Перед ним внизу на скамьях красного дерева сидели немногочисленные прихожане. Он узнавал отдельные лица: Клер и Джоан, Джордж и Молли Эверарды; множество пожилых людей, которых он не знал вообще, группа молодых женщин, среди которых — благодарение Богу — не было видно Дженис Писли; на первом ряду, как оно и полагалось, хозяин шахты Уилкес, рядом его неизменная супруга с блеклой улыбкой и в новом образце переливающейся летними цветами вуали. И это все? Вдруг позади всех в дальнем конце церкви он увидел Поля, сидящего в тени колонны. Поль был совершенно неузнаваем в своем лучшем воскресном костюме, какие обычно надевали по праздникам шахтеры; его непокорные вьющиеся черные волосы были приведены в порядок щедрым количеством бриллиантина, вечно улыбающаяся физиономия впервые совершенно серьезна, беспокойные руки пребывали в необычном покое и послушании, а сам Поль являл собой воплощенное внимание; он весь был поглощен происходящим.
Теплая волна радости охватила Роберта. С такими друзьями, такой искренней поддержкой, какое он имел право провалиться? Он почувствовал, как у него вырастают крылья; сердце, ум, душа — все вдруг собралось в одну точку. Он набрал полную грудь воздуха, спокойно раскрыл свои записи и Библию и начал. Голос его, полный чувств, яркий и искренний, наполнил маленькую церковь.
— Обо всем истинном; обо всем честном; обо всем справедливом; обо всем чистом; обо всем прекрасном и достойном — задумайтесь, братия, я умоляю вас, задумайтесь об этом…
5
Собравшаяся в это солнечное воскресное утро на службу в церкви св. Иуды паства свою малочисленность с лихвой окупала искренностью и горячим участием.
— Замечательная проповедь, преподобный, разрешите выразить вам искреннее восхищение, — настойчиво повторял мистер Уилкес тряся руку Роберту. — Не стану скрывать, что у меня были некоторые колебания — даже сомнения, — когда вопрос о вашем назначении впервые обсуждался в окружном церковном совете мирян, почетным председателем которого я имею честь состоять.
Роберт со свойственной ему любезностью внимательно слушал разливающегося соловьем местного воротилу. Из-за голов стоящих у крыльца прихожан Клер поймала счастливый взгляд мужа и подмигнула в ответ.
— Тогда я сказал, об этом знает миссис Уилкес, он слишком молод, сказал я…
— О да, ты так говорил, — кивнула в знак согласия цветочная клумба вуали. — Слишком молод, сказал ты тогда.
— А вашего отца, насколько я знаю, заменить было не так-то просто… но покончим с этим. Видит Бог, молодой человек, если вам удастся вернуть рабочих в церковь, чтобы снова прочистить им мозги Библией, можете положиться на меня в дальнейшем — что бы вы ни задумывали, мой голос будет всегда за вас!
— От всей души вам благодарен, мистер Уилкес, — сдерживая улыбку, серьезно ответил Роберт. — У меня масса планов, и можете быть уверены, я все время буду держать вас в курсе. Что касается моей молодости, то, боюсь, здесь мне придется признать вашу правоту. Но приходский совет и миссис Уилкес, само собой, — он почтительно склонил голову перед реющей на утреннем бризе вуалью, — могут быть спокойны, поскольку я обещаю предпринять на своем поприще все, что от меня зависит, чтобы исправить это положение!
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — согласно кивал головой мистер Уилкес, смутно чувствуя, однако, что его ловко обставили. — Во всяком случае, я рад, что вам удалось затащить сюда шахтеров, среди них есть смутьяны, и они нуждаются в умиротворяющем влиянии, в этом не приходится сомневаться. Вы сделали замечательный почин, залучив сюда их профсоюзного деятеля. Продолжайте в том же духе! Мы надеемся на вас! — И небрежно кивнув Полю Эверарду, направляющемуся в их сторону, мистер Уилкес подхватил свою раздувающуюся на ветру половину и ретировался.
— Прекрасная проповедь, дружище! — с горячностью выпалил Поль; его обычное легкомыслие мгновенно вернулось к нему, как только он покинул церковные стены и ступил на грешную землю. — В жизни бы не поверил, что ты такое можешь выдать, провалиться мне на этом месте! Нет, это ж надо, как ты им врезал — прямо промеж глаз! И причем без всяких шпаргалок! Да, вот что значит… — Он чуть было не ляпнул „язык подвешен хорошо“, но спохватился и закончил, — достать до самых печенок, святой отец!
