Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2
Джулия стояла у продолговатого окна на лестничной площадке, глядя вниз, в маленький садик. Нарциссы в кадках уже увяли, но мускатный виноград все еще облеплял стены сплошной пеленой бледно-голубого цвета. В тени изгороди возвышались группы темно-фиолетовых чемериц, самых любимых цветов Джулии. Вокруг невыразительных чемериц за ночь уже проросли молодые побеги зеленой поросли. В конце сада находился канал Ридженс-парка, и на ивах, росших вдоль бечевника, показались первые бледно-зеленые листья.
Если не считать звона колоколов, в доме было тихо. Джулия стояла, глядя на воду и легкое трепетание листьев, но когда звук колоколов, замирая один за другим, слился в последний завершающий раскат, перешедший в гулкую тишину, она отвернулась от окна и стала медленно спускаться по лестнице. Как всегда, благоухающее настойчивое пробуждение весны вызывало в ней неосознанное беспокойство.
Нижний этаж, по предложению Феликса, был оформлен в виде огромного открытого углообразного помещения, представлявшего собой одновременно кухню, гостиную и столовую. Там, под высокими окнами, выходящими в сад, стоял длинный мягкий диван и старинный сосновый стол, над которым висела лампа под плетеным абажуром. Сквозь окна, выходившие на тихую улицу, светило солнце, образуя яркие желтые квадраты на полу из полированных досок, тепло которых Джулия ощущала своими босыми ногами.
Лили, в тенниске, в которой обычно спала вместо пижамы, сидела у стола и читала. Когда вошла Джулия, она подняла голову. Теперь волосы у нее были коротко острижены, что особенно подчеркивало овал лица. Лили было около девяти лет, и сквозь детскую округлость уже начинали проступать черты подростка. Цвет лица и волос она унаследовала от матери, а черты, в особенности форму носа, — от Александра. Но она была похожа на него не только внешне. В ее характере преобладала та же беспристрастность, но лишь до того предела, когда она могла взорваться от внезапного гнева. Александр и его дочь были очень близки. Джулия развелась с Александром четыре года назад, но, живя с Лили, постоянно ощущала его незримое присутствие.
— Я уже позавтракала, — сказала Лили.
— Прекрасно, — ответила Джулия, делая вид, что не понимает упрека, заключенного в словах дочери относительно ее позднего появления. Иногда какое-нибудь брошенное замечание могло явиться поводом для настоящей схватки. Только не сегодня, подумала Джулия, не в такой день, когда так ласково светит весеннее солнце. В благоприятные дни общество Лили доставляло Джулии больше удовольствия, чем чье бы то ни было. Джулия подошла к камину, чтобы подогреть себе кофе. Лили уже принесла воскресную почту, и она аккуратной стопкой уже лежала на столе. Джулия подошла с чашкой кофе и стала свободной рукой перелистывать газеты. Внезапно она остановилась. С обложки журнала «Санди таймс» на нее глядело лицо Мэтти. Это фото было сделано, должно быть, в прошлом году в пору наивысшего ее взлета, как представительницы хиппи-класса. Волосы были убраны цветами и разноцветными лоскутками, а одета она была во что-то типа разлетающегося языческого балахона. Джулия внимательно вгляделась в снимок, а затем протянула его Лили.
— Взгляни-ка!
Лицо Лили осветилось улыбкой. Она любила Мэтти.
— Вот здорово! Как ты думаешь, Мэрилин видела это? Можно я отнесу его вниз и покажу ей?
В полуподвальном этаже дома находились собственные владения Мэрилин. Джулия поспешно сказала:
— Подожди, пока я прочту статью. В любом случае, еще слишком рано для Мэрилин, по воскресеньям она долго спит.
Джулия не была уверена, что Мэрилин сейчас одна, и предпочитала, чтобы Лили не знала о таких вещах. Но многое из того, что происходило вокруг Лили, едва ли ускользало от ее внимания.
— Что там пишут? — спросила Лили. Они уселись рядышком на длинный диван и прочли статью. Это было обычное интервью, приложенное к рекламе нового фильма, в котором снялась Мэтти. В нем слегка коснулись репутации Мэтти как феминистки и политической активистки, а о ее личной жизни не упоминалось вообще. Джулия догадывалась, что об этом позаботился ее личный агент. Корреспондент, бравший у нее интервью, пересказал историю получения ею «Оскара» за последнюю роль героини-пьяницы по Томасу Гарди.
— Не очень интересно, — сказала Лили. — И совсем непохоже, чтобы это говорила Мэтти.
— В таких интервью никогда не узнаешь человека, — ответила Джулия. — Даже те из нас, кто хорошо ее знает.
Она опять закрыла журнал и вгляделась в лицо Мэтти. Ей вспомнился ее первый всплеск славы после довольно удачного спектакля «Еще один день». Как давно это было и каким странно устаревшим казался он в ретроспективе шестидесятых годов. Джулия вспомнила, каким сомнительным казался ей успех Мэтти и какой виноватой она чувствовала себя в том, что не способна была искренне радоваться этому. В то время она только что вышла замуж за Александра и была беременна Лили. Все это было до пожара. Когда Леди-Хилл казался таким прочным, и еще жив был Фловер.
Джулия пыталась понять, почему в ее памяти так цепко держались лишь события, связанные с какими-то несчастьями. «Я могла бы быть счастливой. Не было никаких причин, чтобы помешать этому, разве что Джош».
Когда она думала о нем теперь, к этим мыслям примешивались раздражение и скептицизм, но все-таки в них преобладало чувство грусти и утраты. А также своего рода благоговение перед тем, что было когда-то ценным, что и сейчас все еще слишком дорого, чтобы его можно было отшвырнуть, как вышедшее из моды платье.
Она не видела Джоша с тех самых пор, с того свидания в маленьком белом домике, которое положило решительный конец ее замужеству с Блиссом. Джулия поморщилась от болезненных воспоминаний. Какое-то время они переписывались, но больше никогда не встречались. Странно, но Джулия была приглашена на вечеринку в тот маленький белый домик. Она вступила в него с болезненно сжавшимся сердцем. Друзья Джоша, кто бы они ни были, должно быть, давным-давно продали этот дом и уехали. Белые стены были перекрашены в какой-то сумасшедший цвет, а белую мебель заменили на афганские ковры и расшитые бисером подушки. Эти подушки были приобретены в магазине Джулии. Новые владельцы домика были постоянными ее покупателями. Загадочная жизненная круговерть. Джулия почувствовала себя постаревшей, когда наклонилась и положила журналы на пол; с обложки одного из них смотрела Мэтти из-под шапки волос и лент.
Наконец Джулия поняла, что теперь испытывает лишь чувство гордости за успехи Мэтти. Возможно, эта успокоенность была одним из признаков зрелости. С точки зрения молодого поколения, перешагнуть за тридцать казалось почти оскорбительным. Джулия тоже добилась успеха. И если она не была столь же богатой и знаменитой, как Мэтти, то, по крайней мере, создала себе устойчивую репутацию. Она открыла второй магазин «Чеснок и сапфиры» на Хай-стрит в Кенсингтоне, а затем в Брайтоне и Оксфорде. Проницательная Джулия мгновенно уловила модное веяние восточного мистицизма, появившегося после Махариши. Она съездила в Индию, потом в Афганистан, закупив там необходимое количество бисера и бахромы, зеркальные изделия и всевозможные колокольчики. И теперь преобладающим запахом «Чеснока и сапфиров» был аромат курящихся сандаловых палочек. Даже в самом названии магазина, показавшемся таким смешным ее первому банковскому управляющему, появилось что-то созвучное модному течению хиппи.
Джулия без устали путешествовала, выискивая новые товары, оставляя магазин на попечение Мэрилин или Александра, в зависимости от того, учебное это было время или каникулы. Мэрилин приехала в Гордон Мэншинз и осталась там навсегда. Она не была ни няней, ни компаньоном, ни домоправительницей, но хорошо управлялась с Лили и на свой собственный лад смогла устроить новый дом, который Джулия купила благодаря доходам от бизнеса.
Обычно Джулия и Мэрилин занимались хозяйством вместе на дружеских началах. Джулия заглаживала все домашние недоделки, сама отправлялась за покупками, если Мэрилин забывала сделать это, и скоблила пол в ванной, когда не могла больше выносить въевшуюся всюду грязь.
— Я рада, что ты не моя жена, Мэрилин, — шутила она, хотя прекрасно сознавала, что присутствие в доме младшей сестры Мэтти, которая едва была похожа на нее, пусть даже при всей ее неряшливости и безалаберности по отношению к домашнему хозяйству, она принимала с радостью ради одного только напоминания о Мэтти. Особенно это нужно было Джулии, когда Мэтти уезжала далеко, что случалось очень часто. Между Джулией и Мэрилин возникали разногласия лишь по поводу Лили. Однажды, еще в самом начале, Джулии пришлось задержаться на работе допоздна, несмотря на то, что Лили схватила простуду и была больна. Возвратясь домой, она обнаружила, что квартира на Гордон Мэншинз пуста. Невольно ей пришла в голову мысль, что Лили стало хуже и Мэрилин помчалась с ней к доктору. Она уже набрала телефон приемной, как вдруг обе явились. Они ходили на матч по боксу. Очередным возлюбленным Мэрилин тогда был боксер-любитель, и они отправились в спортивный зал в Филсбери посмотреть, как он будет драться. Лили сидела на коленях Мэрилин в первом ряду, где ее баловали и дразнили менеджеры и их дамы. Она вернулась с широко открытыми глазенками от волнения и переживания в связи с разыгрываемой перед ней драмой.
