Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже
Зои Уолкер приехала в пятнадцать минут восьмого вместе с Джонатаном Кроуфордом. Рядом с Джонатаном она казалась особенно маленькой: пять футов два дюйма против его шести футов трех дюймов.
Джейн не забыла встречу с Зои после премьеры «Много шума», когда инженю так небрежно и царственно ее проигнорировала. Что она учудит на этот раз?
Зои, безусловно, ждало большое будущее, если только она, в отличие от многих молодых актеров, не запутается в мире соблазнов кино и телевидения. Грифф и Найджел шарахались от них, словно от чумы, — они хотели быть актерами, а не звездами. Звездность, возможно, придет — потом. Самое главное и существенное — стать актерами.
Зои Уолкер была, без сомнения, честолюбива. Это проявлялось во всем — в том, как она одевалась, и в ее поведении — вроде бы скромная, она постоянно оказывалась на виду. И явно обладала свойством манящего пламени, на которое летели мотыльки.
Джонатану Кроуфорду недавно перевалило за сорок. Канадец по рождению, свою репутацию — а она была весьма солидной — он приобрел в Нью-Йорке. Тогда, хотя ему и было уже под тридцать, его считали чудо-юношей. И не зря: угловатым лицом, притягательно-угрюмым взглядом и шапкой темных волос, красиво ниспадавших на лоб, он и впрямь походил на подростка-пловца или юного теннисиста. Он выглядел так, словно явился прямо из олимпийского бассейна или с корта Уимблдона, где только что одержал блестящую победу. И до сих пор Джонатан поддерживал этот образ тем, что носил темную, свободную одежду — прекрасного покроя, но создающую впечатление, будто владелец недавно похудел и от этого только выиграл.
Он сел справа от Гриффина, пожал ему руку и сказал:
— Теперь, когда тебе стукнуло тридцать, могу лишь напутствовать тебя — вперед! И уверен, что ты на это способен.
— Спасибо, Джонатан.
— Предвкушаю, как в следующий сезон буду твоим режиссером в «Напрасных усилиях любви»[12].
Гриффин посмотрел на Джейн.
— Почему бы и нет? — отозвалась та. — Ты, безусловно, достоин этого, дорогой.
Она подняла бокал и выпила. Для всех было заказано шампанское — двенадцать бутылок.
— Вы ведь Джейн Кинкейд, — сказала Зои Уолкер. — Боюсь, вы меня не помните. Мы встречались на премьере «Много шума из ничего».
Умная девочка, подумала Джейн.
— Конечно же, помню, — ответила она.
— Вы не разрешите мне на секундочку украсть вашего мужа?
Джейн пожала плечами.
— Смотря для чего, — сказала она с улыбкой.
— Я хочу отдать ему подарок.
— О, тогда — пожалуйста.
Она посторонилась, и Зои скользнула на ее место.
На ней было классическое черное платье с узенькими бретельками — и никаких украшений, кроме сверкавших на фоне черных волос сережек с фальшивыми бриллиантами.
Абсолютно очаровательна — расхожее определение, столь любимое критиками.
Очаровательна — да. Но опасна, решила Джейн.
— Время даров, — заявила Зои.
Она подала Гриффину перевязанный широкой серебряной лентой маленький пакет в звездно-синей упаковке.
— С днем рождения. Открой.
— Спасибо. — Грифф поцеловал ей руку, потянул серебряную ленту и разорвал обертку.
Джейн наблюдала, стараясь не проявлять слишком явно свой интерес.
— Мячи для гольфа! — воскликнул Грифф.
Черт бы ее побрал, подумала Джейн, отвернувшись. Бедный Уилл.
— Прочитай карточку, — сказала Зои.
Грифф развернул открытку и прочел вслух:
— «… очередная пустяковина, которая тебе совершенно не нужна. С любовью от Зои».
Джейн заставила себя рассмеяться вместе с остальными.
— Что ж, — улыбнулся Грифф. — А теперь время шуток. У меня есть кое-что в запасе.
— Отлично, — отозвался Найджел. — Надеюсь, это не та самая шутка, которую я слышал раз восемьдесят, — он покосился на Сьюзи. — При общей гримерной, как тебе известно, очень трудно не исчерпать свой репертуар.
Грифф пропустил это мимо ушей.
— Как ты думаешь, сколько потребуется актеров-гетеросексуалов, чтобы поменять лампочку?
— Понятия не имею, — хихикнула Зои.
— Потребуются они оба.
Зал огласился смехом и гиканьем. А когда установилась тишина, бокал поднял Джонатан.
— Хорошо, — сказал он, кивнув на Гриффина и Найджела. — И, на наше счастье, вы оба тут…
В это время появились Оливер Рамси и Роберт Мейлинг, разумеется, с подарками. В прошлом актер, в свои сорок пять Роберт был художественным руководителем фестиваля. Когда-то он пользовался большим успехом на сцене, но к тридцати шести начал проявлять интерес к режиссуре. И в сорок был назначен на нынешний пост, на котором добился еще больших успехов. В этом сезоне он поставил «Виндзорских кумушек» и завершал репетиции «Ричарда III».
— Господи, чтоб тебя, боже мой! — проворчал он, усаживаясь, — никогда, никогда, никогда не ставьте «Ричарда Третьего». В жизни и без того довольно кошмаров!
— Но мы слышали столько восторгов, — возразил Найджел. — Говорят, на сцене все просто буйствуют.
— Буйствуют, вот именно. Как буйнопомешанные.
Словно подчеркивая значимость этого заявления, на столе появилась водка, причем без всякого напоминания со стороны художественного руководителя — его вкусы и потребности были прекрасно известны.
— Ну, ну, ну, — покачал головой Оливер. — Ты прекрасно знаешь, что все великолепно.
— Великолепно, — согласилась Джейн.
— Слава богу, сегодня понедельник. Но мне все-таки пришлось целый день промучиться с дизайнером по свету. Чертово расписание — в другое время сцену не получить. — Он выпил большую часть своей водки. — И еще эти проклятущие профсоюзы… — режиссер повернулся к Гриффину. — Итак, теперь ты — старик.
— Иду к тому.
— Вот чо я тебе припер. — Роберт перешел на нарочитое просторечие. — Надеюсь, парень, тебе понравится, — и подал большой коричневый конверт, на котором было написано: «Гриффу — с любовью, восхищением и завистью. С днем рождения. Роберт».
Грифф рассмеялся.
В конверте оказалась его фотография — в голом виде, но спиной к объективу. Стоя, он умывался после снятия грима.
— Ого-го! — воскликнула Сьюзен, подливая Роберту водки.
— Знакомая картина, — прокомментировала Джейн. — Грифф как он есть.
— Откуда она у вас? — спросил Гриффин, передавая фотографию Найджелу и Сьюзи.
— Государственная тайна, — хмыкнул режиссер. — У меня камеры в каждой гримерной. Только так и удается блюсти мораль труппы — пресекать всякие шуры-муры.
— Понятно. А если серьезно?
— Это тоже тебе, — перебил именинника Оливер. — Я зашел только отдать подарок и выпить бокал шампанского.
Он вручил Гриффу пакет размером с книгу, в праздничной обертке. В такой бумаге с шариками и клоунами приносят подарки детям на праздники.
Внутри оказались две видеокассеты в коробке: великая французская классика — «Дети райка» с Арлетти, Жаном-Луи Барро и Пьером Брассером.
— Господи, Олли! Какой подарок! — Гриффин поднялся и в душевном порыве расцеловал Оливера в обе щеки. — Спасибо! Большое спасибо!
Оливер зарделся от удовольствия.
Джейн подала ему бокал шампанского.
— И от меня спасибо. Я столько слышала об этом фильме, а видеть не приходилось.
— Умрешь, — отозвалась Сьюзен. — Это просто потрясающе. Молодец, Олли.
Оливер поднял бокал:
— С днем рождения. Я буду в баре.
— Если бы тебя там не оказалось, это был бы не «Даун-стрит», — ответил Грифф и сел.
— Какой он милый, — проворковала Сьюзи.
— Да, мне повезло, — отозвалась Джейн.
— Как твои окна? — спросил Роберт. — Хотел заскочить, посмотреть, но так и застрял на целый день с электриками.
— Я довольна, — ответила она. — Вот только проблема с лицом Георгия. Никак не могу представить. А классические образцы, которые я видела, когда изучала витражи, совершенно не нравятся: или слишком сладкие, или слишком суровые…
— Всем привет! Извините, что опоздали.
В дверь ввалилась Клэр Хайленд. За ней следовал Хью.
— А я уж начала думать, не забыли ли вы, — сказала Джейн. — Хорошо, что вам удалось прийти.
Новым гостям освободили место, и Клэр устроилась рядом с Джейн.
— Счастливого, счастливого, счастливого дня рождения!
— Да, — поддакнул Хью. — С днем рождения.
— Спасибо, — ответил Грифф.
Джейн повернулась и крикнула:
— Сьюзен, еще шампанского!
Сьюзен кивнула из-за стойки бара.
— Боже, какое великолепное шампанское! И как все празднично! — воскликнула Клэр.
Она была по происхождению шотландка, и Хью часто повторял, что жена вышла за него только ради фамилии Хайленд — ведь так называется город на родине ее предков. А она обычно возражала — не из-за фамилии, а из-за денег, но все знали, что это не так, поскольку к моменту женитьбы оба были довольно бедны — Хью преподавал в университете, а Клэр была его студенткой. Сознательно бездетный брак оказался идеальным. Супругов, помимо прочего, объединяла любовь к языкам и европейским культурам, особенно к искусству XVIII и XIX веков.
