Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
На обложке одной из этих тетрадей было написано: «Оглавление», и ниже — список мест, в которых должны были происходить события в будущих рассказах, включающий Африку, Аляску, Китай, Египет, Мехико, Россию, Турцию, Южную Америку и Париж. Здесь же были перечислены и темы будущих рассказов: «Плут, Гражданская война, Контрабандисты, Кораблекрушение, Восстание сипаев, Свет».
О содержании ранних сочинений Маргарет можно судить по их названиям: «Фил Келли — детектив», «Трагедия в Дарктауне», «Погонщики коров», «В моем гареме» и «Падение Роджера Ровера». Во время пасхальных каникул мать взяла Маргарет с собой в поездку по сельским районам Джорджии. Ехали они в легкой коляске по грязным дорогам, заезжая на фермы, где Мейбелл выступала перед группами сельских женщин, просвещая их относительно женских прав.
Мейбелл возила с собой дочь, чтобы пробудить в ней интерес к проблемам, с которыми она неизбежно, как всякая женщина, столкнется в будущем. Но Маргарет больше интересовали старые фундаменты некоторых сожженных дотла домов и рассказы о том, как их владельцы спасались бегством, когда Шерман перерезал дорогу на Саванну. Зажигательные речи Мейбелл перед сельскими женщинами не возбуждали в Маргарет чувства «сестринства»; и казалось, что мать быстрее находит общий язык с этими незнакомками, чем с собственной дочерью. Маргарет вернулась из этой поездки, сильнее, чем когда-либо, ощущая, насколько они с матерью далеки друг от друга.
Давно, со времени обстрела форта Самтер, Америка не испытывала такого шока, как 4 августа 1914 года, когда пришло известие, что война в Европе стала реальностью. Тринадцатилетняя Маргарет, всю жизнь слушавшая рассказы о жестокой войне прошлого века, сознавала ее непоправимость и опустошительность сильнее, чем большинство образованных взрослых северян. Ее родители и их друзья бесконечно обсуждали войну в Европе и были против политики изоляции. Обе семьи — и Митчеллы, и Стефенсы — всегда с гордостью говорили, что их предки сражались к в Революционной войне, и в войне 1812 года, а также в семинольской, Мексиканской и Гражданской войнах.
«Они сражались за Джорджию всегда, когда возникала в этом необходимость, и если бы таковой не было, они бы ее сотворили». Лишь в испанскую войну они не взялись за оружие, считая ее ничтожной в лучшем случае, но всегда были готовы отправить своих сыновей в бой сразу, как только это станет необходимо.
Стефенс собирался идти воевать за свою страну, и Мейбелл гордилась этим, хотя втайне и очень переживала. Маргарет же просто ужасала сама мысль о том, что ее брату, возможно, придется участвовать в кровавых битвах, разговоры о которых она постоянно слышала, и осенью 1914 года она отправлялась в школу с тяжелым сердцем.
Закончив начальную школу без какой-либо особой степени, Маргарет поступила в семинарию Вашингтона — частную школу для девочек, основанную двумя внучатыми племянницами Джорджа Вашингтона. И здесь обучение хорошим манерам и примерному поведению было составной частью учебной программы. Маргарет пошла в эту семинарию неохотно, но выбора не было: не сюда, так в монастырскую школу, подобную тем, которые посещали и Мейбелл, и все остальные девочки Фитцджеральдов.
Атмосфера, царившая в семинарии Вашингтона, была довольно гнетущей, и те четыре года, что Маргарет провела в ней, были не самыми счастливыми в ее жизни. В классе, где она училась, были девочки, восхищавшиеся ее смелостью. Она плавала лучше всех, пренебрегая пугающими предостережениями врачей, и прекрасно ездила верхом. Она была самой неутомимой в пеших прогулках и всегда могла придумать какие-нибудь забавные развлечения. Ее шутки, красочная речь и остроумные замечания часто цитировались. Но несмотря на все это — или из-за ее мальчишества и прямоты, или из-за ее несколько повелительной манеры обращения, — мало кто из девочек дружил с ней, и ее никогда не приглашали присоединиться к каким-либо из школьных женских организаций.
Ее лучшими друзьями по-прежнему оставались мальчики из числа их прежних соседей по Джексон-хиллу. С ними она могла быть самой собой, шуметь, использовать жаргонные словечки и обсуждать более жизненные вопросы, чем в так называемых девичьих беседах. В неопубликованных воспоминаниях Стефенс, оглядываясь на то время, пишет, что сестра «не пользовалась успехом в школьном обществе, хотя и происходила из одной из тех старинных семей, которые обладали достаточным весом и возможностями для того, чтобы обеспечить девушку, вступающую в жизнь, всем необходимым для успеха».
Но было нечто большее, чем непопулярность, что докучало Маргарет в семинарии Вашингтона. Стефенс добавляет, что «она приобрела себе врагов и что это привело к большому злу». Он также утверждает, что эти тягостные ощущения преследовали сестру всю жизнь и что она «так и не забыла тех, кто был ее врагами». Те из одноклассников же, которые, возможно, относились к этой категории, утверждали, что девушкой «Маргарет лишь тогда была счастлива, когда могла командовать окружающими». Но факт остается фактом: в школе Маргарет была кем-то вроде одиночки.
Семинария Вашингтона размещалась в огромном старом особняке с белыми колоннами. Его элегантные комнаты и спортивные залы содержались в образцовом порядке. Само старое здание было отведено под столовую для учащихся, а позади него стоял более современный корпус. По словам женщин, живших в Атланте в то время и находившихся примерно на том же общественном уровне, что и Маргарет, почти каждая девушка Атланты посещала семинарию Вашингтона.
Школа находилась в нескольких минутах ходьбы от дома Митчеллов, а значит, девочкам, жившим на Персиковой улице, было нетрудно зайти к Маргарет по пути домой. Не сомневаясь в том, что проблемы дочери могло разрешить лишь общение, Мейбелл поощряла визиты девочек после школы. Однако после того, как она прочла им лекцию о правах женщин, эти визиты прекратились, что отнюдь не добавило популярности ее дочери.
Любимой учительницей Маргарет была миссис Ева Пейсли, преподававшая английский язык в длинной, узкой и старой классной комнате в подвальном этаже семинарии. Миссис Пейсли распознала литературные способности Маргарет и красными чернилами делала обширные замечания на полях ее тетради для сочинений.
«Согласование, Маргарет!», «Согласование предложений!», «Последовательность!», «Упрощай!». К большому смущению Маргарет, миссис Пейсли часто зачитывала ее сочинения перед классом. «Слушай то, что ты написала, — говорила она ей. — Хороший писатель должен быть и хорошим слушателем».
Маргарет, не очень доверяя матери, никогда не показывала ей свои рассказы, опасаясь вызвать недовольство Мейбелл своими литературными попытками, а кроме того, она была очень скрытной. Девочка вела дневник в течение нескольких лет и в тот год, когда попала в класс миссис Пейсли, решила написать роман.
В течение нескольких месяцев подряд она мчалась из школы домой, уединялась в своей комнате и писала книгу, которую назвала «Большая четверка» — о приключениях четверки закадычных друзей в закрытой школе для девочек. Старательно написанный ручкой, роман занимал 400 страниц и был разбит на 40 глав. На внутренней стороне обложки она записала: «Есть писатели и писатели, но настоящим писателем рождаются, а не становятся. «Прирожденный» писатель изображает своих героев реальными живыми людьми, в то время как у «сделанных» писателей герои — просто набитые фигуры, танцующие, когда их дергают за ниточки; вот почему я знаю, что я — «сделанный» писатель».
Сюжет этого первого бесхитростного произведения был порождением фантазии девочки. В одном из эпизодов вымышленная Маргарет спасает семью своего друга от разорения, уничтожив какие-то опасные бумаги; в другой главе она бесстрашно ведет своих одноклассников к спасительному выходу через бушующее пламя. Маргарет довела роман до конца, но, перечитав его, пришла к выводу, что он не более чем «набор избитых старых выдумок».
Потерпев, по ее собственному мнению, неудачу в качестве романиста, Маргарет сосредоточила всю свою творческую энергию на школьном драматическом клубе и вскоре стала в нем ведущим исполнителем ролей, автором и секретарем. И пусть ее попытка с романом оказалась неудачной, она все равно продолжала писать короткие рассказы, один из них даже был напечатан в школьном журнале под псевдонимом, который она сама для себя выбрала — Пегги Митчелл.
«Пегги лежала на песке за несколькими мескитными кустами, крепко прижимая к груди винтовку отца и наблюдая, как люди Альварадо двигаются по дому», — так начинался этот рассказ о девочке, уцелевшей во время резни, устроенной в ее доме мексиканскими бандитами, и решившей самой отомстить им. «Первые лучи солнца заставили бандитов поторопиться. Их главарь бросил сигарету, с которой он ходил, и поспешно застегнул пряжку на ремне. С бесконечными предосторожностями Пегги подняла ружье на уровень глаз и отыскала человека сквозь прицел. Холодно, бесстрастно она наблюдала за ним, и холодная сталь ружья придавала ей смелости. Она не должна промахнуться сейчас — не может промахнуться, — и она не промахнулась».
