Diurdana - Горошек с базиликом

Дорогие леди, всем доброго времени суток!

Идея сего произведения посетила меня еще год назад, но тогда я , в виду некоторых обстоятельств, прогнала ее (идею то есть) в шею.

А теперь вот что-то одолели меня герои…. Засели в голове и не даю покоя.

Что хотелось бы сказать: во-первых, кто читает Рикошет, клятвенно обещаю, что тему не брошу. И продолжение в любом случае скоро будет. До некоторых пор я вообще считала, что писать два произведения одновременно не стоит, и вот сама… эх. Но Рикошету этот рассказ уже помешать не сможет. Вот.

Во-вторых, ХЭ здесь не будет. Вот знаю, что зря так сразу в этом признаюсь, но что делать? История слишком известна, думаю многие знают финал. И тут я подхожу к третьему и самому главному - когда-то в детстве я читала одно старинное предание, вот его-то собственно я переписала на современный лад. Понимаю, что нет ничего проще, чем идти проторенной тропой, но что мне свое вдохновение придушить что ли?

Подытоживая хочу попросить тех, кто узнает, не забегать вперед. А вообще я буду очень рада, если не смотря на столько предупреждений от автора кого-то это творение заинтересует.

“Тайной любовь сокрыта.

Ангел сердец разбитых,

Дай нам, во имя всех влюбленных,

Свою защиту.

Боже, в твоей мы власти.

Можно ль бежать от страсти?

Дай нам, во имя всех влюбленных,

Немного счастья….”

Глава 1

Говорят, что любые перемены в жизни к лучшему.

Говорят, что стоящий на пороге чего-то нового должен глядеть в будущее с надеждой и никогда не оглядываться назад.

Наверное, те, кто так считает, никогда не теряли самого близкого человека в целом мире. Единственного близкого. Родного отца.

Никогда не готовились покинуть дом, в стенах которого прошли самые счастливые годы жизни. Где прошло беззаботное детство. Дом, где каждый предмет мебели, каждая комната были наполнены воспоминаниями. Запахами и звуками, которые, кажется, стали частью тебя.

И как покинуть родное гнездо? Зачехлить мебель, запереть дверь на замок и уйти. Навсегда уехать в чужой город, к чужим людям, которых в жизни ни одного раза не видела. С которыми даже не знакома. О существовании которых узнала совсем недавно. Накануне смерти папы….

Ангелина Мелехова еще раз посмотрела на себя в зеркало своей спальни. Поправила на голове черную траурную повязку. Ей нужно пережить последнее испытание, самое сложное испытание – похороны. Выдержать, не позволить себе обезуметь от горя – все это потом. Когда она останется в этом пустом доме совсем одна. В последнюю ночь перед переездом.

Девушка смахнула со щеки одинокую слезинку, снова набросила на зеркало черное покрывало и вышла из комнаты. Дань уважения к традиции требовала, чтоб все зеркала в доме после смерти его хозяина были закрыты. Геля никогда не задавалась вопросом, зачем это было нужно? Чем могли навредить ей открытые зеркала? Будучи девушкой не суеверной, Ангелина, однако, воспитывалась человеком глубоко верующим. Посему хоть она и не соблюдала строгие посты и не бегала каждую неделю в церковь, исповедоваться за каждый свой неверный шаг, все же допускала вероятность существования где-то некой высшей силы.

Потому что невозможно жить и не верить, что нет где-то там, за облаками того, кто наблюдает за тобой и оберегает тебя. Невозможно жить без веры в то, что в минуту отчаяния не к кому будет прийти и приклонить колени. Что негде будет искать помощи и утешения.

Ангелина всей душой отрицала атеизм. У нее была своеобразная вера, но все же была.

Открыв дверь комнаты, Геля почувствовала удушающий запах ладана – значит, священник уже приехал и начался обряд отпевания.

Тяжело ступая, она спустилась по массивной лестнице. Внизу было много людей – отец за свою жизнь обзавелся многими знакомыми, друзьями, коллегами…. Вот только родных у них не было никого. По крайней мере, до недавних пор она так и думала, а папа не спешил разубеждать.

Медленно продвигаясь в гостиную, к гробу отца, Геля никак не могла отделаться от ощущения нереальности происходящего. Никак не могла смириться с мыслью, что все что происходит – явь, а не страшный сон. Завтра проснувшись, она не пробежит босиком по прохладному и гладкому паркету в пропахший дорогим табаком кабинет отца, не прижмется щекой к его груди, удобно устроившись на коленях, не вдохнет привычный запах отцовского лосьона, такой резкий, что порой щекочет в носу, не расскажет, какой кошмар ей приснился ночью….

- Гелечка, девочка моя, - кто-то взял ее за руку. Девушка рассеянно повернулась и увидела рядом Любовь Михайловну – женщину, которая последние несколько лет вела хозяйство в доме ее отца, выполняя обязанности кухарки, экономки и горничной одновременно.

Ангелина не помнила свою мать. Всю жизнь, до недавних откровений отца она считала, что мама умерла. Отец об этом не разговаривал, вопросов дочери избегал, и скоро девочка сама себе придумала единственное логическое объяснение – папа потерял любимую и ему больно об этом говорить. На самом деле все оказалось гораздо хуже и больнее. Порой Геля думала о том, что лучше бы папа выбрал для предсмертной исповеди священника, а не ее. Столько всего свалилось на нее за прошедшие несколько дней. Столько семейных тайн, от которых ее всю жизнь оберегали, раскрылись перед ней. Все это таким грузом легло на ее хрупкие плечи, что порой казалось - она не выдержит, сломается под тяжестью горя и новых проблем.

- Геля, - заботливо вопрошала женщина, - ты сегодня ела? Бледная какая, того и гляди свалишься. Где тут мой нашатырный спирт…. Господи, ну и запах…. – она принялась рыться по своим карманам в поисках флакончика.

- Я не помню, Любовь Михайловна, – тихо ответила Ангелина, - кажется, ела… что-то….

- Нельзя так себя изводить, Гелечка. Все проходит, время лечит…. – Женщина принялась говорить что-то о скором переезде, о новых местах, о том, что она должна быть сильной теперь и еще что-то, Геля только молча, иногда кивала головой, не понимая и половины слов. Она видела перед собой гроб отца и хотела оказаться рядом, постоять там несколько минут в тишине, попрощаться пока его не накрыли крышкой и не вынесли из дома… навсегда. Скоро отец навсегда покинет дом, который так сильно любил.

Гелин отец умер дома от тяжелой болезни. Меньше чем за год хворь выпила из мужчины все силы. И девушка, дневавшая и ночевавшая у постели больного, вынуждена была наблюдать, как жизнь отца утекает как вода из ладони, сквозь пальцы и нельзя, никак не получается ее удержать. Сколько бессонных ночей она потратила на бесполезные молитвы и призывы к Господу не лишать ее единственной родной души на этом свете – все тщетно.

Виктор Эдуардович три года не дожил до своего шестидесятилетия. Но, несмотря на столь зрелый возраст, до болезни он был весьма моложавым, подтянутым и энергичным мужчиной. Никто, глядя на него, не посмел бы назвать его стариком. Геля понимала, насколько поздним ребенком она была, ведь ей было всего двадцать лет, тогда как отцу через несколько лет должно было исполниться шестьдесят, поэтому и объясняла себе отсутствие матери надуманными и трагическими причинами. Она думала, мать ее умерла родами из-за того, что решилась родить ребенка, будучи уже немолодой, а отец не рассказывает ей этого, чтоб избавить от чувства вины.

Несколько дней назад, в ночь, когда умер отец, он успел рассказать ей все о себе, ее матери и своей жизни до того, как родилась Ангелина. Рассказал и умер, словно снял с души тяжкий груз.

«Ангелочек мой, ты прости меня….» - все еще звучал в ее голове его слабый голос.

- Папа, - тихо прошептала девушка, положив свою ладонь на шелковое покрывало, укрывающее скрещенные на груди руки отца, - папочка….

Она вдруг четко осознала, приняла, что никогда больше не услышит наяву ласковое прозвище, которым ее всегда называл отец. Он сказал, что ее назвали Ангелиной из-за того, что она была очень похожа на маленького ангела, когда родилась. И всегда отец звал ее именно так, своим ангелочком.

Девушка судорожно вздохнула, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. Любовь Михайловна крепко обнимала ее за талию, поддерживая, иначе Геля, наверное, рухнула бы на колени у гроба. Упала бы ниц и разрыдалась бы в голос, завыла бы, наверное, от горя. Но твердая рука этой крупной и сильной женщины держала ее в реальности, словно напоминание о том, что она пока еще не осталась наедине со своим горем, что вокруг нее посторонние люди и она не имеет права сейчас на слабость.

Гроб тем временем закрыли и подняли на плечи парни из ритуального бюро и девушка, едва переставляя ноги и опираясь на домработницу, побрела за ним.

Позже, когда этот бесконечно длинный день, наконец, закончился, девушка, свернувшись калачиком под одеялом и выплакавшись вволю, закрыла глаза и еще раз позволила себе вспомнить последний разговор с отцом.