Кристин Эллис - Грохочущие воды Ниагары

Кристин Эллис

Грохочущие воды Ниагары

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Если бы мама не нагрянула вдруг ко мне в гости и не нашла меня в комнате, где я лежала на диване, уткнувшись разбитым лицом в подушку, возможно, я осталась бы в Бристоле и так и сочиняла коллегам сказки о том, как откуда ни возьмись на моем пути оказался фонарный столб. Наверное, по осторожному тону моих писем мама заподозрила, что между мной и Биваном не все ладно, поэтому и примчалась так внезапно, без предупреждения. Такого она увидеть явно не ожидала, ее испуг и сочувствие окончательно подорвали мои силы, и я отказалась от своего идиотского стремления выгородить Бива. Захлебываясь в рыданиях, я рассказала ей все как было, и не прошло и часа, как она собрала мои вещи и мы уже катили на машине в Северный Уэльс, направляясь в нашу родную деревню. Отец умер, когда мне было шесть лет, но силы воли маме было не занимать; хотя что ей еще оставалось делать? Она тут же взяла все в свои руки.

— Айрис, дочка, сейчас тебе главное — уехать, и подальше, туда, где ему до тебя не добраться. Прав у него на тебя нет, и если ты не подашь в суд за оскорбление действием…

— Что ты, мама…

— Гм. И как можно влюбиться в такого… Ну да ладно. Вполне возможно, он за тобой приедет, но ты с ним не увидишься, я тебе обещаю. С ним я поговорю сама. — «С ним» она выговорила с отвращением. — Теперь, когда между вами все кончено, позаботимся о тебе. Завтра я позвоню Бронвен. Она столько раз приглашала тебя в Канаду — по-моему, самое время.

— Ну, не знаю. А работа? И потом, у меня нет денег. А Бив…

— Бив! — Она оборвала меня на полуслове, окинув взглядом синяк у меня под глазом, рассеченную губу и опухшую скулу. — О Биване Уильямсе пора забыть. И чем скорее, тем лучше. Тебе чуть больше восемнадцати! У тебя вся жизнь впереди. А на работу я позвоню прямо сегодня, скажу, что ты заболела. Хочу, чтобы ты была подальше отсюда, пока все утрясется. Не волнуйся, милая, положись на меня. А с деньгами все очень просто. У меня кое-что накопилось. Съездишь в Америку, отдохнешь. Там ты быстрее придешь в себя.

— Но, мама, как же? Твои сбережения…

— Я же откладывала на черный день, а кто скажет, что он не настал? Не спорь, будь хорошей девочкой. Ты пережила такой ужас… но теперь все позади. Брон будет просто счастлива, если ты у них погостишь, честное слово. Еще и пользу принесешь, поможешь ей по дому. Выбросишь из головы этого негодяя, и пускай он убирается на все четыре стороны. В один прекрасный день увидишь, как я была права.

— Тебе тоже нужно поехать, — нерешительно возразила я. — Ты столько раз говорила, что хочешь повидаться с сестрой.

— Как-нибудь в другой раз, — жизнерадостно сказала мама. Так она обычно и отвечала. Бронвен не раз предлагала оплатить нашу поездку, но мама неизменно отказывалась — вежливо, но твердо. Мамино стремление к независимости уже стало легендой. На школьные каникулы я ездила во Францию и Австрию, но она никогда не выбиралась дальше Престатина или Эбериствита.

— Я живу здесь полной жизнью, Айрис, — в который раз повторила она. — Здесь моя работа, — (мама работала в больничной регистратуре), — и потом, ты же знаешь, я еще и президент Женского института[1]. А сейчас я по горло занята Союзом Матерей. И кто, по-твоему, организует уборку церкви и цветы по воскресеньям, а? Вас, девчонок, не оторвешь от ваших дружков, а некоторые уже замужем, и им детей вести то на танцы, то еще Бог знает куда. А по средам я привожу в порядок больничную библиотеку. Нет, милая, некогда мне мотаться по всяким там Канадам. Все равно мы уж лет двадцать как с Брон не виделись. Глядишь, еще и не узнаем друг друга! — Она рассмеялась. — А ты поезжай, и отдохни там как следует, дочурка.

— А вдруг тетя Брон не захочет меня видеть? — Однако я уже поняла, что сопротивляться бесполезно. Единственный раз мне хватило сил пойти маме наперекор — вскоре после моего восемнадцатилетия, когда я объявила о том, что собираюсь поехать работать в Бристоль, чтобы жить поближе к Бивану. Ну и поругались же мы тогда! Ей и нескольким подружкам в деревне я сказала, что помолвлена с Биваном Уильямсом. Каково же было обнаружить вскоре по приезде в Бристоль, что у Бива и в мыслях не было на мне жениться.

— В таком-то возрасте и замуж? — глумился он. — Айрис, детка, подрасти!

— Но ты же говорил… Ты поклялся, что мы всегда будем вместе! — я дрожала от отчаяния и унижения.

— Да будем, будем, но жениться-то зачем, скажи на милость? Эта твоя деревенская мораль! Переезжай ко мне. Моей квартиры хватит и на двоих.

То ли из-за того, что некоторые правила мама твердо вбила мне в голову, то ли благодаря инстинкту самосохранения я не поддалась на его уговоры. Если раньше он и мог меня в чем-то убедить, тот тут я уперлась. Возможно, во мне гораздо больше от мамы, чем я сама подозреваю, но какая-то скрытая потребность в независимости заставила меня поселиться отдельно. Еще учась в школе, я окончила курсы стенографии и машинописи, поэтому быстро устроилась машинисткой в одну из бристольских фирм и сняла себе комнату. А Бив все издевался над моей «устаревшей деревенской моралью, которая не поспевает за переменами в общественном мнении». Однако взять и разорвать отношения ни у него, ни у меня сил не хватало. Так прошло шесть месяцев, в течение которых я постепенно, с болью поняла, что это чередование бурных ссор с не менее бурными сценами примирения доставляет ему какое-то нездоровое удовольствие; меня все это начинало угнетать.

Тетя Брон сразу же заявила, что я обязательно должна приехать. Мама сказала, что отвезет меня к самолету в Манчестер, и я была благодарна ей до слез, потому что в то самое утро, как мне надо было уезжать, заявился Бив.

Не знаю, что она ему сказала. Я закрылась в спальне и, дрожа, сидела на краешке кровати до тех пор, пока не услышала, как хлопнула дверь. Выглянув из-за шторы, я смотрела, как он уезжает, и мое сердце снова разрывалось на части. Однако я не чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока самолет не поднялся высоко в октябрьское небо. Я летела в Нью-Йорк, а затем — к Ниагаре, куда, как заверила меня Брон, за мной приедет один из членов ее семьи.

Раньше я бы прыгала от радости, предвкушая удивительную поездку, но сейчас ощущала только слабое облегчение. А еще мне было ужасно стыдно, что я так обманулась в Биване. Какая у меня добрая и замечательная мама, она повела себя так великодушно. Никаких «А я тебе говорила!» У меня не нашлось сил поблагодарить ее как следует, но потом я это сделаю обязательно. Когда пройдет эта боль и слабость и слезы не будут стоять комом в горле. Все этим месяцы, пока я была так дико, без памяти влюблена, я не желала слушать ни единого слова против. Наверняка скоро все в деревне узнают, какую глупость я совершила, и будут меня жалеть. Ни за что на свете мне не хотелось там больше появляться.

Поэтому я начала думать о Бронвен и Блейках. Брон приходилась маме младшей сестрой и уехала в Канаду искать приключений задолго до того, как я появилась на свет. Моя мать твердо считала, что лучше оставаться первым человеком в деревне, чем быть последним в городе. А Брон двадцать пять лет назад познакомилась с состоятельным канадцем по имени Реджис Блейк, недавно овдовевшим владельцем фруктовой фермы, и вышла за него замуж. Ее пасынку Карлу сейчас было где-то около тридцати, и он был холост. Ее собственный сын Стивен женился, но у мамы сложилось впечатление, что Брон не очень любит невестку. Еще была Мелани, семнадцати лет, любимица семьи. Говорили, что у нее прелестный голос; она училась на певицу. Судя по всему, тетя Брон была убеждена, что когда-нибудь Мел покорит своим пением всю страну. Ну, до этого надо еще дожить, а пока что, поскольку Мелани почти моя ровесница, мне, похоже, предстоит проводить с ней довольно много времени. Вот и все, что мне было известно. Время от времени мама и Бронвен обменивались семейными новостями по телефону, но меня мало интересовали родственники, которых я никогда не видела и которых, как я думала, никогда не увижу. И вот я лечу в лучах яркого света высоко над Атлантическим океаном, вперед, к новой жизни. К жизни без Бива! Мне предстоит научиться не скучать по нему, по его прикосновениям, поцелуям, по тем мгновениям, когда он смотрел на меня с такой тоской и желанием… Взбешенная, я отогнала эти мысли. Одно я знала точно. Никогда больше я не позволю себе впасть в такую зависимость от мужчины! Слишком велик риск, что потом будет больно.

В Нью-Йорке нас встретил курьер, чтобы проводить в отель. Со мной летели две британские пары: одни, по-моему, молодожены, а другие — мужчина и женщина постарше, которые явно решили, что меня следует опекать. Они представились как Джордж и Бетти Харрисоны из Лидса, что в Йоркшире. Я видела, как жена бросила быстрый взгляд на мое лицо, но ей хватило такта не задавать вопросов. Мне почти удалось скрыть побои под густым слоем макияжа, но я знала, что под глазом остался синяк, а с щеки не спала опухоль. Мы ехали в отель на такси, выслушивая устрашающие наказы водителя: не выходить по вечерам на улицу в одиночку, садиться только в желтые такси и никому, кроме гостиничных служащих, не позволять прикоснуться к своим чемоданам.