Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ) - "Волосинка на губе"
Она ревновала к этому смертельному непреложному обету. И ревность эта только жирела, плывя по венам, заводила. Шипела сквозь нагретую кожу — обжечься можно. Это впервые.
Как же, блять, сложно!
Руки дрожали, когда она смахнула первую слезу. Все пальцы в ранах от её ногтей и зубов. Она ужасно нервничала, постоянно срываясь. И в первую очередь — на себе.
— Мисс Грейнджер? — Ангра стоял на ступеньке, когда лестница остановилась прямо перед ним, открывая ему эту картину.
Она в шаге от истерики.
В шаге от слёз, которые вот-вот польются.
Она шагнула ему навстречу, чувствуя, как мужчина хмурился, когда положил ладонь на её плечо и повёл куда-то вперёд. Ей всё равно. Она устала.
Гермиона села в то самое до ужаса мягкое кресло. Оно обнимало её, словно успокаивая. В руке — чашка ароматного горячего шоколада. Когда он успел?
Первый глоток показался слишком сладким. Она чувствовала, как дрожь в теле прекращалась. Были ли там какие-то добавки — она не знала, да и было всё равно. Ангра стоял у окна и курил сигарету не имеющую вкуса. И сердце вновь сжалось от нехватки вишневого никотина. Как же сложно…
— Мне было десять, когда меня похитили, — первые слова он сделал на выдохе, выпуская дым. — Мой отец был знаменитым колдомедиком в Италии. Разрабатывал в то время эликсир от чёрного сглаза. Газеты пестрели заголовками. Много лет назад волшебников часто проклинали чёрным сглазом, и это стало незаконно. Все хотели получить эликсир на такой случай. Но тем, кому это было невыгодно, посчитали лучшим решением похитить его ребенка и шантажировать этим.
Гермиона замерла. Это откровение сбило её с толку. Она даже представить не могла, через что прошёл Варрис.
— Тот стул, что вы видели, — он потушил окурок в пепельнице и закрыл окно. — Я провёл на нём больше двух недель. Запертый, закованный.
— Господи, — выдохнула она. — Вы… я…
Она даже не могла подобрать слов.
— Ваш отец выполнил требования?
Ангра обошёл стол и сел за него, мягко улыбнувшись и покачав головой.
— Прекратил ли он свои опыты? Нет. Я знал его. Знал его намерения и характер. Знал, каким он был одержимым в своей работе. Сотни, даже тысячи спасённых от проклятия или же жизнь единственного сына…
— Мне очень жаль, — она поставила кружку на стол, сдвинувшись на край кресла.
— Когда похитители поняли, что всё было бесполезно, меня просто оставили там, пока меня не нашёл случайно попавший в этот заброшенный дом магл. Отец ничего мне не сказал. Всё, что он мог мне дать — это хорошего психолога, который работал со мной многие годы.
Варрис вздохнул, опустил локти на стол. В его лице не было боли. Глаза не выдавали эмоций. Даже сейчас, если бы она не знала этой истории, он показался бы ей обычным улыбающимся стариком.
— Порой, когда люди одержимы чем-то, для них нет ни родных, ни близких, — он чуть нагнулся вперёд, словно хотел рассказать какую-то тайну. — Позволите ли вы мне подметить… Я вижу в вас какую-то одержимость, вот только не чем-то, а кем-то…
Гермиона распрямилась, не ожидая, что он раскусит её так быстро.
— Прошу прощения, просто я очень наблюдателен. Вы искусали все пальцы и уже несколько дней оглядываетесь, кого-то ждёте… и смею предположить, что это мистер Малфой? Я стал невольным свидетелем ваших взаимоотношений в том кабинете. Мне показалось, что вы очень близки.
Она смотрела на него в упор, как оленёнок перед дулом охотника. Затравленная, ожидавшая осуждения её болезни и прикрывающая глаза от скорого выстрела. Но Ангра не продолжал, будто давал ей возможность уйти от разговора. И ей правда этого хотелось, но она вдруг решила спросить.
— Вы ведь видели моего боггарта? — она вновь потянулась за кружкой. От этих жутких воспоминаний пересохло в горле. — Что это может быть? Я никогда не видела этого… мужчину. Но почему-то он мне показался знакомым. Я голову ломаю, как это всё могло обернуться.
Он нахмурился, подставив под подбородок руку. Вторую же вытянул и начал постукивать пальцами, о чём-то размышляя.
— Можно стереть воспоминания, но не раны, которые они принесли. Рано или поздно всё возвращается. К вам когда-то применяли обливиейт?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Гермиона нервно усмехнулась.
— Кто же будет помнить о том, что у него стёрли из памяти?
Как вдруг она замерла.
Её моментально прошиб пот. Гермиона перенеслась на несколько месяцев назад. В ту самую хижину, которую, чёрт возьми, она обустроила. Перенеслась туда… на пол, когда Малфой навис сверху, выдыхая в её лицо ядовитый дым…
«Я стоял там, смотрел на тебя и хотел, чтобы ты сдохла…»
Она не верила ему…
«Ты только это запомнила в тот день? Что ж, я отлично постарался…»
Её накрыло холодным одеялом удушения. От этих воспоминаний и от вопроса — почему она раньше об этом не подумала? Почему пропустила такую важную деталь? Господибоже…
От сладкого вкуса горячего шоколада начало тошнить. Или же это от мыслей и своей ничтожности? Гермиона сжала кружку в руках, просто потому что не хотела выдать тремор в руках. Её трясло семью баллами по шкале Рихтера.
Всё почему-то складывалось в то, что из её жизни забрали кусок воспоминаний. Таких страшных, что пришлось стереть ей память. Она перевела взгляд на Варриса и вдруг сказала:
— Вы можете отменить обливейт? Думаю, что вы правы…
Старик смотрел на неё долго, о чём-то думая и хмурясь.
— Вы в этом уверены? Если тот мужчина, который был вашим боггартом, из ваших воспоминаний, то стоит ли этот ужас вспоминать?
Она уверена. Она устала от тайн. Устала не знать. Гермиона сделала бы это сама, но отменить заклятие мог только другой человек.
Ангра взял свою палочку и задержал на ней взгляд.
— Вы уверены?
— Уверена, я хочу знать… какой бы правда ни оказалась.
Что Драко скрыл от неё? Что произошло в мэноре?
Из палочки старика прямо к голове Гермионы протянулась витиеватая нить. Она ничего не чувствовала, лишь холодное касание белого луча к виску. Всё произошло быстро. Она знала, видела, как Макгонагалл делала это с родителями.
— Как вы себя чувствуете? — взволнованно спросил её Варрис. — Позвольте вам сказать, что мои двери всегда открыты, и вы можете поговорить со мной об этом.
— Благодарю, — она поднялась на ноги. — Пока всё в порядке, вряд ли воспоминания быстро восстановятся. Моим родителям понадобилось больше полугода. Ещё раз спасибо… за разговор. Мне правда стало легче.
Ангра улыбнулся, открыв ей дверь. Кивнул на прощание и, кажется, проводил взглядом, будто подмечая для себя её состояние.
Гермиона же не чувствовала ничего, наматывая в голове образ того окровавленного и растерзанного мужчины. Думая о том, почему Драко ей ничего не сказал.
Драко…
Она остановилась в коридоре с замершей у сумки рукой. Ей хотелось достать карту мародёров. Хотелось вновь проверить, не вернулся ли он. Она стала одержимой.
Это сложно…
Сложно шагать, спускаться вниз с картой в руках. Видеть очертания точек на карте. Друзей, знакомых, Варриса в кабинете, из которого она вышла. И не видеть его.
Гермиона развернула карту и будто обожглась. Обожглась от того, что прочитала имя, которое так ждала.
Он вернулся.
И он там, где всё началось…
Сначала она замедлилась. Ей вообще хотелось уйти в общежитие, запереться, словно назло — ему и себе. Но кого она обманывала, когда сорвалась на быстрый шаг, а на улице и вовсе на бег.
Лёгкие обжигал мороз декабря. Обжигал её желание кричать.
Гермиона чуть не упала, когда притормозила у ивы и оглушила её. Вошла внутрь с неработающим сердцем. Оно давно перестало биться как надо. Люмос выделял эмоции на её лице. Да и скрывать бы она не стала. Хотелось выговориться. Хотелось…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Драко стоял спиной к ней у столика, где она оставила книги. В его руках — та самая, где она ранее оставляла чернилами свои мысли. И в тот самый момент, когда он обернулся, Гермиона посмотрела на него холодом из зрачков, не более. Обиженно и нелепо.