Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 2

Я присела перед ним на корточки, отчего полы халата разошлись чуть ли не до пояса.

— Ты что, ежик, обиделся?

— Вы же сами сказали, что не можете, — пожал плечами он.

— И ты из-за этих слов мог отказаться от меня? — изумилась я.

— Почему отказаться… Но раз вы не можете…

— Ах ты, мой сладкий ежик, — сказала я и растрепала его тщательно уложенные короткие и жесткие волосы. — Конечно, я так больше не могу… — шептала я, расстегивая маленькие юркие пуговки на его рубашке и покрывая его гладкую, твердую, горячую грудь поцелуями. — Ты же меня чуть с ума не свел своими губами и руками… Иди же ко мне — что ты сидишь как деревянный…

Он бросил сигарету в пепельницу и поднялся со стула.

Это было волнующее зрелище. Он стоял с растерянной физиономией, все еще боясь поверить, что вот оно все уже про исходит, и с оттопыренными спереди брюками.

Я содрала с него рубашку и, зацепив пальцем за ремень, повела в спальню. Там я одним движением плеч скинула халат, юркнула под одеяло и закрыла глаза, щадя его целомудрие. Но в щелочку между веками я все же видела, как он дрожащими руками расстегивал ширинку, потом, путаясь в штанинах, стаскивал с себя узкие брюки вместе с носками. Оставшись в одних семейных сатиновых трусах он, прежде чем их снять, на мгновение запнулся и посмотрел на меня. Я по-правдашнему плотно сожмурила веки…

Он лег рядом со мной и вытянулся в струнку. Ему опять нужно было что-то преодолевать, как перед первым поцелуем…

Мне надоело быть стервой, и я прошептала:

— Где же ты? Иди ко мне.

Медленно, неловко он повернулся, чиркнув меня по бедру чем-то огненным, и лег на меня. Я медленно развела ноги и слегка приподняла колени, удивляясь, как легко и уютно помещается он у меня между бедер.

Я уже открыла глаза, увидела его ошеломленно-счастливое лицо и закрыла их, готовясь улететь далеко-далеко, но через несколько мгновений снова их открыла… Он, не при бегая к помощи рук, пытался войти в меня, но при этом метил гораздо выше, чем следовало. И при этом был так настойчив и силен, что даже причинял мне боль.

И хоть я была уже в полусознательном состоянии, у меня хватило самообладания понять, что у него совершенно нет опыта в этом деле, что он толком не представляет себе, где что находится, и, скорее всего, не делал этого ни разу в жизни…

Волна необыкновенной нежности прошлась по всему моему телу, я благодарно поцеловала его в шею, прямо в бьющуюся жилку И, опустив руку, которой обнимала его за спину, просунула ее между нашими животами и помогла ему войти. И при этом убедилась, что совершенно напрасно называла его ребенком. Говорить о нем такое нельзя было даже в шутку… Разумеется, у него он был не таких габаритов, как у Николая Николаевича, но даже самая строгая женщина не могла бы предъявить к нему ни одной претензии…

Входил он в меня медленно, чуть слышно, как и целовал. И это было не от боязни, а от нежности. Когда он через сладкую, мучительную бесконечность вошел в меня весь и прижался ко мне что есть силы, я невольно застонала от нестерпимого блаженства… Он резко отстранился, замер и испуганно прошептал:

— Что? Тебе больно?

Сердце мое просто растаяло. Он ни разу не слышал, как стонет женщина в страсти.

— Мне так хорошо, что я схожу с ума… — прошептала я, обхватив ладонями его окаменевшие ягодицы и вжимая его в себя…

Он был совершенно неутомим. В какой-то момент я полностью потеряла контроль и над собой и над ситуацией… Я уже несколько раз и взлетала в поднебесье, и проваливалась в бездну наслаждения, а он все так же молча и упорно, не меняя ни темпа, ни положения, наверное, больше часа продолжал свою работу, которая из безумно приятной сделалась сперва просто приятной, потом чуточку чрезмерной и в конце концов уже почти нестерпимой… Я понимала, что у него могут быть естественные для первого раза затруднения, и потому молчала… Наконец он вытянулся в струнку и надолго затих, не покидая меня. Выждав довольно долго, я осторожно выбралась из-под него и побежала в ванную.

Там меня слегка удивило его обилие… Обычно из меня мало что вытекает, и я даже шучу, что ничего мужского мы с ней не отдаем, но тут из меня просто полилось… И так много. В этом была некая загадка, которая чуть позже объяснилась самым неожиданным образом…

Когда я, естественно, совершенно голая — чего уж тут скрывать — вернулась из ванной и подошла к трюмо, чтобы поправить волосы и вообще поинтересоваться, во что в моем возрасте обходятся такие бессонные ночки, он вдруг сорвался с постели, подскочил ко мне и стал покрывать мои ягодицы пылкими, жадными поцелуями. Я с удивлением посмотрела на него через плечо.

— Ты что, ежик?

— Просто я еще ни разу не видел вас сзади, — сказал он, на секунду оторвавшись от своего занятия, и снова прижался губами к тому месту, где ягодицы начинают раздваиваться.

— Ну и как? — улыбнулась я и с удивлением заметила, что у него стоит. Да так мощно, словно это только начало любовных игр, самые первые поцелуи.

— Великолепно! — воскликнул он и поцеловал половин ку в самую макушку. — Превосходно! — оторвался он от меня, чтобы тут же припасть к складочке под ягодицей. — Потрясающе! — и я ощутила крепкие звучные поцелуи в ямочки на крестце, сперва в левую, потом в правую…

— Может, мы все-таки ляжем?

— Н-нет, — пробурчал он прямо в меня, не отрывая рта от моей кожи.

— Почему? — удивилась я.

— Там вы на все это великолепие ляжете, и оно будет недоступно…

— Глупый… — улыбнулась я. — Как ты скажешь, так я и лягу…

— Почему?

— Ведь я же отдалась тебе…

Он поднялся и требовательно заглянул мне в глаза.

— Навсегда?

— Навсегда бывает только смерть…

Он вздрогнул, и морщины на его лбу стали заметно глубже. Чтобы окончательно не погружать его в философские размышления, я опустила руку и нежно погладила его дружка. Тот вздрогнул и зазвенел от напряжения…

— Я смотрю, ты уже совсем готов?

— Я давно готов, — сказал он, помотав головой, словно стряхивая с себя наваждение. Я не придала значения слову «давно»…

— Так как же мне лечь? Приказывай, мой господин!

— На живот, — сказал он, делая свирепые глаза.

Я легла, как он хотел, замирая от предвкушения, так как не только он, но и я уже была снова готова…

Никто ни до ни после него не относился так к моей заднице. Она для него была не просто источником удовольствия. С одной стороны, он ей поклонялся, как поклонялись древние греки Афродите, а с другой, она вызывала в нем совершенно неутолимые желания и страсти.