Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит
— Эм, доброе утро, мистер Купер, — говорит Кэмерон, и я киваю.
— Доброе утро. — Я снова смотрю на Мэйбл. — Когда ты пришла?
Она ухмыляется и садится прямо.
— Примерно час назад. Хэм с парнями скоро должны быть здесь.
Точно, встреча. Я и забыл. Мэйбл проводит здесь большую часть дня, но обычно появляется около одиннадцати после утреннего занятия горячей йогой. Встреча объясняет причину ее столь раннего присутствия.
— Кофе готов, милый, — говорит Сав, после чего возвращается к игре на гитаре.
Утром Саванна предпочитает латте, и для этого у нее есть модная эспрессо-машина, но я от нее не в восторге, поэтому мы заказали в Интернете обычную кофеварку. Однако Сав заставляет меня использовать ее импортные кофейные зерна и молоть их самому.
«Когда ты стала кофейным снобом», — спросил я ее как-то.
«Когда мне пришлось перестать быть снобом виски и кокаина», — отшутилась она в ответ.
Туше.
— Спасибо, — говорю я ей и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в голову, а потом иду на кухню и наливаю себе чашку кофе.
Прислонившись к стойке и попивая кофе, гляжу в окно и слушаю смех, доносящийся из гостиной. Гитарные аккорды. Смех. Снова гитара. Больше смеха. Саванна писала в своей записной книжке при каждом удобном случае, и сейчас она редко куда-либо ходит без гитары. Ее креативность и страсть поражают меня, и я подозреваю, что этот альбом станет их лучшим.
Входная дверь открывается, и в комнату врывается Зигги, следом за ней — Шэрон и Рыжий. Шэрон выгуливает собаку по утрам и после обеда, и Рыжий присоединяется к ней.
— Вы все еще в пижамах? — спрашивает Шэрон у Кэмерон и Бринн, потом смотрит на часы. — Через час нам надо быть там, куда вы хотели пойти, а дорога туда займет тридцать минут.
— Вот, блин, — говорит Бринн, вскакивая с дивана и устремляясь вверх по лестнице с Кэмерон на хвосте. — Сейчас вернемся!
— Что на этот раз: 3-D моделирование из бумаги или комиксы? — спрашиваю я Шэрон.
Она лучше меня справляется с тем, чтобы не отставать от недавно пополнившегося и постоянно меняющегося расписания занятий Бринн.
— Скейт-парк.
Я склоняю голову набок.
— Скейт-парк?
Бринн сбегает вниз по лестнице, одетая в шорты, майку и теннисные туфли, со скейтбордом под мышкой. Я перевожу взгляд со скейтборда на Саванну и вижу, что она уже ухмыляется мне. Это ее рук дело.
— Не волнуйся, папочка. Босс будет в шлеме, наколенниках и защите для запястий.
Я прищуриваюсь на нее.
— Еще раз назовешь меня папочкой… — угрожаю я, а она хихикает и виляет бровями, давая понять, что я обязательно выполню свою угрозу позже.
— Папа, пожалуйста, подпиши этот отказ, — вмешивается Бринн, кладя бланк на прилавок передо мной. — Это для того, чтобы ты не мог подать на них в суд, если я сломаю руку, ногу или что-нибудь еще.
Я давлюсь кофе, а Сав и Мэйбл взрываются смехом. Я перевожу взгляд на них, затем на Бринн. Она скачет с ноги на ногу, явно взволнованная тем, что пойдет в скейт-парк и сделает то, что может привести к перелому одной или нескольких костей.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? — спрашиваю я, просматривая текст отказа.
— Мы узнали о парке только вчера, — отвечает Шэрон. — Из брошюры в местной библиотеке. Утром распечатали отказ.
Хм. Отказ от ответственности. Скейтборд. Возможный перелом. Я смотрю на Рыжего.
— Я буду там, — заверяет он, и я слышу драматичный вздох Бринн.
Я перевожу внимание на Кэмерон.
— А ты?
— О, хм, я не катаюсь. Просто буду смотреть и играть с Зигги.
Я снова смотрю на Шэрон.
— Ты присмотришь за угрозой?
— Эй! — Сав смеется. — Будь добр к моему ребенку. Она не угроза. Ее просто неправильно понимают.
— Она угроза, — говорим мы в унисон с Рыжим и Мэйбл, затем Мэйбл кряхтит, когда Сав шлепает ее декоративной подушкой. Я ухмыляюсь им, пока Бринн не издает стон.
— Пап, пожа-а-алста, поторопись. Рыжий водит как старушка, мы опоздаем.
Сав фыркает, а Шэрон улыбается, но Рыжий даже и бровью не ведет. Мужчина заслуживает прибавки.
Я смотрю в глаза дочери. Они блестят от волнения, а на ее щеках от калифорнийского солнца появились веснушки, которых не было несколько месяцев назад. Это делает ее больше похожей на ребенка, которым она и является, и меньше на подростка, на которого намекает ее поведение. Со всем тем дерьмом, через которое она прошла за свои восемь лет жизни, для меня облегчение видеть искреннюю улыбку на ее лице.
Раньше мне было трудно заставить Бринн выйти из дома. Ей не хотелось пробовать что-то новое или знакомиться с новыми людьми. Ей не хотелось быть ребенком, и эгоистичная часть меня не возражала. Мне нравилось, что моя дочь предпочитает проводить время со мной в офисе, а не с детьми ее возраста. По крайней мере, так я знал, что она в безопасности.
После переезда к Саванне зона комфорта Бринн, в которой когда-то было место только для меня, Шэрон и видеочатов с Кэмерон, расширилась и теперь включала весь Лос-Анджелес. И хотя я знаю, что это изменение к лучшему, адаптируюсь к этому с трудом.
Я глажу темно-каштановые кудри Бринн.
— Мне больше нравилось, когда все, что ты хотела делать, это играть со мной в Скраббл, — честно говорю я. — Для этого не требовался отказ от ответственности.
Бринн усмехается.
— Да, но ты не можешь научить меня делать сальто на 360.
Я смеюсь и киваю, затем вытаскиваю ручку из ящика рядом со мной.
— Верно подмечено, Босс.
Я подписываю отказ и вручаю его Шэрон как раз в тот момент, когда раздается стук в дверь. Бринн обнимает меня за талию, и я крепко обнимаю ее.
— Спасибо папа.
— Шлем, наколенники и защита для запястий, — напоминаю я, когда она отступает и закатывает глаза. Я поднимаю брови и бросаю на нее строгий взгляд.
— Шлем, наколенники и защита для запястий, — повторяет она, кивая.
— Повеселись, детка.
Бринн улыбается.
— Люблю тебя, папа.
— Я тоже тебя люблю, Босс.
Бринн, Кэмерон, Рыжий и Шэрон выходят из парадной двери одновременно с входящими Джоной, Хаммондом и Торреном. Все обмениваются приветствиями, и я не упускаю из виду, как рука Рыжего перемещается к середине спины Шэрон, когда они уходят. Я выгибаю бровь и делаю глоток кофе.
Интересно.
В последнее время они много времени проводят вместе. Это защитная привычка или нечто большее?
Я молча опираюсь на стойку, пока участники группы Саванны рассаживаются кто куда, а Хаммонд в гребаном сшитом на заказ костюме в девять утра воскресенья стоит посреди гостиной и просматривает свой телефон.
На этой «встрече» обсуждаются планы следующего альбома «Бессердечного города». Для которого Сав уже начала писать. Когда я спросил ее, не следует ли обсудить нечто подобное в более формальной обстановке, возможно, в офисе или в конференц-зале студии, она расхохоталась и погладила меня по голове, будто наивного ребенка.
Впрочем, я не наивен. Я просто хочу, чтобы все получилось. Чтобы новая эра «Бессердечного города» была идеальной для Саванны. Ей это нужно, и она, черт возьми, этого заслуживает. Я не хочу, чтобы что-то или кто-то снова отнял у нее счастье.
Я осматриваю собравшихся в гостиной людей.
Сначала мой взгляд останавливается на миниатюрной розововолосой барабанщице.
Я довольно хорошо узнал Мэйбл за месяцы, прошедшие после пожара. Она почти единственная подруга Саванны, и хотя я знаю, что отношения между ними какое-то время были напряженными, они кажутся такими же близкими, как и много лет назад в Майами. Мэйбл примчалась в больницу, когда узнала о пожаре, и проводила здесь почти каждый день с тех пор, как мы вернулись. Мэйбл меня не беспокоит.
Но Торрен…
Мой взгляд скользит по Торрену Кингу, и по тому, как он напрягается, я понимаю, что он чувствует мой взгляд. Хорошо. Гребаный мрачный ублюдок. Он думает, я не вижу, как он смотрит на Сав краем глаза. Как постоянно наблюдает за ней. Но рыбак рыбака видит издалека, и как человек, который точно знает, каково это быть завороженным хаосом Саванны, я могу заметить это за много миль. А Торрен? Пусть отрицает это сколько угодно, но меня не обмануть. Засранец все еще зациклен на моей девушке. Это почти вызывает во мне сочувствие к нему. Почти.