Э. Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы
– Миссис Грей. – Меня будит голос Сойера. – Мы на территории больницы. Мне только надо найти приемный покой.
– Я знаю, где это. – Вспоминаю свой прошлый визит в городскую больницу, когда на второй день работы в «Клейтоне» я свалилась со стремянки и подвернула ногу. Вспоминаю и как Пол Клейтон стоял у меня над душой; меня передергивает.
Сойер останавливается в месте высадки и выпрыгивает, чтобы открыть мою дверцу.
– Сейчас поставлю машину, мэм, и приду к вам. Оставляйте свой портфель, я принесу.
– Спасибо, Люк.
Он кивает, и я быстро иду к приемному покою. Регистратор за стойкой вежливо улыбается мне, через пару минут находит, куда поместили Рэя, и отсылает меня в хирургическое отделение на третьем этаже.
Хирургическое отделение? О господи!
– Спасибо, – бормочу я, стараясь сосредоточиться на ее объяснении, как пройти к лифту. Я почти бегу туда, и тошнота подкатывает к горлу.
«Пусть с ним все будет хорошо. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо».
Лифт едет мучительно медленно, останавливается на каждом этаже. «Давай же… давай!» Я мысленно подгоняю его, сердито поглядывая на входящих и выходящих из него людей, которые мешают мне попасть к отцу.
Наконец дверь открывается на третьем этаже, и я несусь к еще одной регистрационной стойке, укомплектованной медсестрами в голубой униформе.
– Чем могу помочь? – спрашивает одна услужливая сестра с близоруким взглядом.
– Мой отец, Рэймонд Стил. Только что поступил. Мне сказали, он в четвертой операционной. – Даже произнося эти слова, я мысленно молю, чтобы это оказалось не так.
– Сейчас посмотрю, мисс Стил.
Я киваю, не трудясь поправить ее, и она внимательно вглядывается в экран своего компьютера.
– Да. Поступил пару часов назад. Если вы не против подождать, я дам им знать, что вы здесь. Комната ожидания вот там. – Она указывает на большую белую дверь, предусмотрительно снабженную соответствующей табличкой с крупными синими буквами.
– Как он? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Чтобы узнать о его состоянии, вам придется подождать кого-то из лечащих врачей, мэм.
– Спасибо, – говорю я, но в душе кричу: «Я хочу знать сейчас!»
Открываю дверь в функциональную, аскетическую комнату ожидания, где сидят мистер Родригес и Хосе.
– Ана! – вскрикивает мистер Родригес. Его рука – в гипсе, а на щеке – синяк. Он сидит в кресле для перевозки больных, одна нога тоже загипсована. Я осторожно обнимаю его.
– Ох, мистер Родригес, – всхлипываю я.
– Ана, милая. – Похлопывает меня по спине здоровой рукой. – Мне так жаль, – бормочет он хриплым, срывающимся голосом.
О нет!
– Нет, папа, – говорит Хосе с мягкой укоризной. Когда я поворачиваюсь, он привлекает меня к себе и обнимает.
– Хосе, – шепчу я. Не могу больше сдерживаться, слезы брызжут из глаз, все напряжение, страх и сердечная боль последних трех часов дают о себе знать.
– Эй, Ана, не плачь. – Хосе мягко гладит меня по волосам.
Я обнимаю его за шею и тихо всхлипываю. Мы стоим так целую вечность, и я так благодарна, что мой друг здесь. Мы разнимаем объятия, когда в комнату ожидания заходит Сойер. Мистер Родригес дает мне бумажный носовой платок из предусмотрительно поставленной тут коробки, и я вытираю слезы.
– Это мистер Сойер. Охрана, – сообщаю я. Сойер вежливо кивает Хосе и мистеру Родригесу, затем проходит и садится в углу.
– Присядь, Ана. – Хосе подводит меня к одному из обитых дерматином кресел.
– Что произошло? Мы знаем, как он? Что они делают?
Хосе вскидывает руки, останавливая мой град вопросов, и садится рядом со мной.
– Нам пока ничего не известно. Мы с папой и Рэем ехали на рыбалку в Асторию. В нас врезался какой-то пьяный идиот…
Мистер Родригес пытается вмешаться, бормоча извинения.
– Calmate, папа! – резко бросает Хосе. – На мне нет ни царапины, только пара ушибленных ребер и шишка на голове. Папа… в общем, у папы сломаны запястье и лодыжка. Но удар пришелся со стороны пассажирского места, где сидел Рэй.
О нет, нет… На меня вновь накатывает паника. Нет, нет, нет! Меня трясет и знобит, когда я представляю, что произошло с Рэем.
– Он в операционной. Нас доставили в общую больницу в Астории, но они переправили Рэя сюда. Мы не знаем, что они делают. Ждем новостей.
Меня начинает бить дрожь.
– Эй, Ана, тебе холодно?
Киваю. Я в белой блузке-безрукавке и черном летнем пиджаке, который не слишком греет. Хосе осторожно стягивает свою кожаную куртку и набрасывает мне на плечи.
– Принести вам чаю, мэм? – Сойер рядом со мной. Я признательно киваю, и он тут же исчезает.
– Почему вы поехали рыбачить в Асторию? – спрашиваю я.
Хосе пожимает плечами.
– Говорят, там хороший клев. Решили провести время в чисто мужской компании, поближе пообщаться друг с другом, пока не начался последний год моей учебы. – В больших темных глазах Хосе светятся страх и сожаление.
– Ты тоже мог покалечиться. И мистер Родригес… еще хуже. – При этой мысли я натужно сглатываю. Температура еще больше падает, и я опять дрожу. Хосе берет меня за руку.
– Черт, Ана, ты холодная как лед.
Мистер Родригес придвигается ближе и берет другую мою руку в свою здоровую.
– Ана, мне так жаль.
– Мистер Родригес, пожалуйста. Это был несчастный случай… – Мой голос сходит на шепот.
– Зови меня Хосе, – поправляет он меня. Я посылаю ему слабую улыбку, потому что больше ничего не могу выдавить из себя, и меня опять трясет.
– Полиция взяла этого отморозка под стражу. Семь часов утра, а он уже вдрызг, – с отвращением шипит Хосе.
Возвращается Сойер, неся бумажный стаканчик с горячей водой и отдельно чайный пакетик. Он знает, как я пью чай! Я удивляюсь и радуюсь этому небольшому событию. Мистер Родригес и Хосе отпускают мои руки, и я с благодарностью беру стаканчик у Сойера.
– Кто-нибудь из вас что-нибудь хочет? – спрашивает Сойер у мистера Родригеса и Хосе. Они оба качают головами, и Сойер снова устраивается в углу. Я опускаю чайный пакетик в воду и, слегка поболтав, выбрасываю в маленькую мусорную корзинку.
– Почему они так долго? – бормочу я, ни к кому конкретно не обращаясь, и делаю глоток.
Папочка… пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.
– Скоро узнаем, Ана, – мягко отзывается Хосе. Я киваю и делаю еще глоток. Снова сажусь с ним рядом. Мы ждем… и ждем. Мистер Родригес сидит с закрытыми глазами и, думаю, молится, а Хосе держит мою руку и время от времени сжимает ее. Я медленно отхлебываю чай. Это не «Твайнингз», а какой-то дешевый сорт, на вкус отвратительный.
Я вспоминаю последний раз, когда так же ждала новостей. Последний раз я думала, что все потеряно, когда «Чарли Танго» пропал. Закрыв глаза, я возношу безмолвную молитву за благополучный перелет мужа. Бросаю взгляд на часы: пятнадцать минут третьего. Он должен скоро быть. Мой чай остыл… бр-р!
