Энн Райс - Белинда
— Я умею разбираться в людях, — ответила она, аккуратно срезая жир с мяса. — Приходится хорошо разбираться. Я ведь на улице. И не важно, есть у меня комната или нет. Я… ну сами понимаете… плыву по течению.
— Что-то не похоже, чтобы ты была этим довольна.
— А я и не довольна, — смущенно произнесла она. — Это лимб. Это пустота… Вот так плыть по течению — значит растрачивать себя понапрасну.
— Но тогда как же ты справляешься. Где берешь деньги на комнату?
Она не ответила. Только аккуратно положила нож и вилку на пустую тарелку и прикурила очередную сигарету. Но без всяких там фокусов со спичками. На сей раз она воспользовалась маленькой золотой зажигалкой. Она сидела, откинувшись на спинку стула, одна рука покоилась на груди, в другой между пальцами была зажата сигарета. Маленькая леди с розовыми прядями в волосах и кроваво-красным ртом. При этом лицо ее было абсолютно бесстрастным.
— Если тебе нужны деньги, ты их получишь, — нарушил молчание я. — Почему ты не попросила у меня днем? Я тебе обязательно дал бы.
— И вы еще будете утверждать, что это я веду опасный образ жизни?
— Помнишь, что я говорил тебе насчет фотографий? — спросил я, доставая сигарету из ее пачки и прикуривая ее зажигалкой. — Все вполне пристойно. Никаких фото в стиле ню. Я предлагаю позировать для моих книг. Я буду хорошо платить…
Она не ответила, причем лицо ее все так же ничего не выражало, и это меня нервировало.
— Я постоянно фотографирую маленьких девочек в ходе работы. И всегда хорошо плачу. Натурщиц присылают солидные агентства. Я снимаю девочек в старинных платьях. А затем использую фотографии для рисунков. Сейчас многие так работают. Что, конечно, не так романтично, как писать с набросков, но…
— Знаю, — перебила меня она. — Я выросла среди художников. Ну, в своем роде художников. И конечно, вы можете меня фотографировать и платить мне столько, сколько платите натурщицам. Но мне от вас нужно совсем другое.
— А что тебе нужно?
— Вы. Заниматься с вами любовью.
— В один прекрасный день кто-нибудь может сделать тебе больно, — помолчав, произнес я.
— Только не вы, — улыбнулась она. — Я всегда мечтала о таком, как вы. Только вы лучше. Вы действительно чокнутый.
— Я самый скучный человек на земле, — возразил я. — Я только и умею, что рисовать да старье собирать.
Она улыбнулась, и весьма многозначительно. Можно сказать, иронически.
— Все ваши картинки, — начала она. — Все ваши маленькие девочки, блуждающие по темным особнякам и заросшим садам, все эти потайные двери…
— Ты, наверное, начиталась критиков. Они любят эксплуатировать тему мужика с волосатой грудью, который создает книжки о маленьких девочках.
— А что, они тоже так говорят? Как это все эротично! Как порочно!
— Ничего эротичного.
— Вот и нет! Очень даже эротично. О чем вы прекрасно знаете. Когда я была маленькой, ваши книги завораживали меня. Мне казалось, что я попадаю в другой мир.
— Прекрасно. Но что в этом эротичного?
— Должно быть эротично. Иногда мне даже не хотелось начинать. Не хотелось проникать в дом Шарлотты. Было так странно следить за тем, как Шарлотта в ночной рубашке, с подсвечником в руке поднимается по лестнице.
— Абсолютно ничего эротичного.
— Тогда что им угрожает? Что скрывается за всеми этими дверями? Почему девочки так часто смотрят украдкой?
— Я не вхожу в число их преследователей. И не собираюсь задирать их длинные платья.
— А разве нет? Как так получается?
— Мне это противно, — мягко ответил я и взял ее за руку. — Я шесть месяцев работаю над книгой. Живу ею, думаю только о ней. И не задаю себе вопросов. Двенадцать часов в день я не покладая рук тружусь над холстами. А потом вдруг кому-то хочется объяснить все пятью сотней слов и за пять минут. Я стараюсь не обсуждать данную тему с малознакомыми людьми. А знакомые люди обычно не задают лишних вопросов.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы в меня влюбились! — неожиданно воскликнула она.
— Почему?
— Потому что вы действительно достойны того, чтобы в вас влюбиться. А если мы сможем полюбить друг друга, то я уже не буду плыть по течению. Я уже не буду никем. По крайней мере, пока я с вами, — сказала она и замолчала.
— Откуда ты родом? — спросил я.
Она ничего не ответила.
— Я пытаюсь определить твой выговор.
— Вряд ли вам это удастся.
— Иногда ты говоришь как житель Калифорнии. Но иногда проскальзывает странный акцент.
— Вы никогда не догадаетесь, — сказала она и выдернула руку.
— Ты хочешь, чтобы я лег вместе с тобой на кровати с балдахином? — спросил я.
— Да, — кивнула она.
— Тогда ты должна кое-что для меня сделать.
— Что именно?
— Смой краску с лица. И надень ночную рубашку Шарлотты.
— Ночную рубашку Шарлотты?! А что, она у вас действительно есть?
— Даже несколько. Там, наверху. Белая фланель. Одна точно тебе подойдет.
Она радостно засмеялась. Но в ее смехе было нечто большее, нежели просто радость. Я молча ждал ее ответа. Я еще был не готов что-либо признавать.
— Конечно, — согласилась она, изящно затушив сигарету и еще раз продемонстрировав покрытые черным лаком ногти. — С удовольствием надену ночную рубашку Шарлотты.
Ничего удивительного, что ее привел в такой восторг фокус со спичками. Она вдруг стала взрослой девушкой с безупречными манерами, причем немного сердитой. А потом снова юной и беззащитной. Она непрерывно менялась прямо у меня на глазах. И это меня тревожило. «Интересно, какая же она настоящая?» — гадал я про себя.
— Ты очень красивая, — наконец произнес я.
— Вы находите? — удивилась она. — Но может, вы предпочитаете женщин постарше? Темноволосых и загадочных.
— Два раза был женат на таких. Интересно, конечно, но ты нечто другое.
— Другими словами, вы хотите дать мне понять, что вам нравятся не только маленькие девочки.
— Да, я хочу, чтобы ты это поняла. И себе тоже хочу напомнить. Но я никак не могу тебя раскусить. Ты должна дать мне ключ к разгадке. Я пытаюсь понять, откуда ты, откуда такой странный выговор.
— Я росла везде и нигде. Мадрид, Лос-Анджелес, Париж, Лондон, Даллас, Рим. Вот почему вам не определить, откуда у меня такой выговор.
— Звучит впечатляюще, — заметил я.
— Вы так думаете? — усмехнулась она. — Когда-нибудь я расскажу вам мою неприглядную историю. Вы ведь тоже считаете, что у Беттины не все было гладко в том старом доме.
— Почему бы тебе не начать свой рассказ прямо сейчас?
— Потому что из него не получится книжки с красивыми картинками, — ответила она.
