Всего лишь один из парней (ЛП) - Рупер Лия

Я плюхаюсь обратно на скамью, чувствуя себя троном. Тренер похлопывает меня по шлему.

— Хороший отрыв, малыш.

— Спасибо, — говорю я, сияя.

Проходит овертайм — сердце колотится, пять минут без голов. А это значит, что пришло время для перестрелки.

Мои коньки нервно стучат по земле. Перестрелки всегда были моей сильной стороной. Моя команда могла рассчитывать на меня как на девушку-клатч.

Я смотрю на вратаря противоположной команды. Я уже могу сказать, что его левая сторона — его слабое место. Я могла бы подойти поближе, повернуть вправо, а затем прокрасться в его левый бок…

Тренер делает пометки в блокноте; ему нужно отправить трех своих игроков на серию буллитов. (прим. Буллит — штрафной бросок в хоккее с шайбой, назначающийся за нарушение правил защищающейся стороной при выходе «один-на-один», а также когда основное время и овертайм не выявило победителя).

— Ладно, Сакачелли, Гервер и Трем…

— Тренер. — Я встаю.

— Отпусти меня туда. Я знаю что делать.

Я слышу громкий смешок Хейдена, но не обращаю на него внимания. Тренер Забински смотрит на меня из-под кустистых бровей, а затем открывает блокнот.

— У тебя плохая статистика в буллитах в прошлой лиге, Белл. Я так не думаю.

Дерьмо! Ксандер провалился в перестрелках, и теперь я застряла с его дрянной статистикой.

— Доверься мне, тренер, — умоляю я.

— Разве ты не смотрел мой отрыв? Я могу сделать это.

Хейден встает.

— Садись, новичок. Может быть, когда ты достигнешь половой зрелости, ты сможешь измениться.

Тренер переводит взгляд между нами, и я почти вижу ржавые колеса, вращающиеся под его редеющими волосами.

— Хорошо, Белл, ты встал. Не облажайся.

— Ты шутишь, что ли? — Хейден рычит, срывая шлем и бросая его на землю.

— Почему ты думаешь, что я доверяю тебе стрелять, — говорит тренер Хейдену, — если ты не знаешь, как пасовать?

Хейден выглядит так, будто его голова вот-вот слетит с плеч. Я не могу помочь себе. Я улыбаюсь ему мельчайшей улыбкой.

Моя гордость быстро превращается в страх, когда я смотрю на лед. Тренер сообщает нам расстановку на стрельбу: я буду стрелять последним. Может быть, Сакачелли и Гервер пройдут, а до меня даже не дойдет.

С колотящимся сердцем я смотрю, как наш вратарь легко останавливает первый удар по нам. Я подбадриваю Сакачелли, когда он выезжает на центр площадки. Но как только он подбирает шайбу, я могу сказать, что он провалит бросок. Его хватка на палке слишком крепкая, колени зажаты. Его удар безвредно отскакивает от щитков вратаря.

Еще три броска, прежде чем игра ляжет на мои плечи. Наш вратарь останавливает следующий удар, но тут Гервер отбивает шайбу от штанги. Я задерживаю дыхание. Если другая команда забьет следующий бросок, она побеждает. Если они не… это зависит от меня.

Мои глаза следят за шайбой, когда она вылетает из клюшки соперника, летит по воздуху и врезается в перчатку нашего вратаря.

Все взгляды на скамейке обращаются ко мне. Я практически чувствую жар, обжигающий мое тело от злобного взгляда Хейден.

— Иди туда, Белл, — говорит Тренер.

— Мы рассчитываем на тебя.

Кровь приливает к ушам, заглушая рев толпы. Если я забью, мы выиграем игру.

Я перепрыгиваю через доски, и как только мои коньки касаются льда, моя нервозность проходит. Страх прошел сквозь меня, оставив на своем пути ничто. И я заменяю это ничто одной мыслью:

Счет.

Иногда я визуализирую то, что собираюсь сделать, и могу идеально это воспроизвести. Иногда я не знаю, куда я заброшу шайбу, пока, наконец, не сделаю это. И тут инстинкт берет верх. Шайба на моей клюшке, я разворачиваюсь, свайпаю влево, пробиваю…

Сеть светится.

«Соколы» вспыхивают, перепрыгивая через скамейку и теснясь на льду. Мы обнимаемся и даем друг другу пять, пока не становимся хриплыми и не изнуренными. Наконец, пришло время отправиться в душ. Уже собираясь покинуть лед, вижу, что шайба все еще лежит в сетке.

Я черпаю это. Сувенир из моей первой игры с «Соколами».

Я поворачиваюсь и катаюсь к скамейкам. Остался еще один игрок — единственный игрок, который не присоединился к празднованию. Его волнистые каштановые волосы падают на лицо, но я могу сказать, что его взгляд отстранен.

— Эй, — говорю я.

Хейден подпрыгивает и смотрит вверх.

— Что?

Мне кажется, что я только что побежала по льду — сердце трепещет в груди, и я едва могу дышать.

— Э-э, я просто… — я прочищаю горло и обязательно делаю голос глубже на несколько октав, как меня учил Ксандер.

— Я, ммм, просто подумал, что тебе может понадобиться победная шайба. Без тебя мы бы не справились.

Хейден медленно протягивает руку и берет шайбу. Он вертит ее между пальцами, а затем хлещет по катку. Она разбивается о доски.

— Просто не стой у меня на пути, — усмехается он и врывается в раздевалку.

Я жду, пока перестану видеть цифру девять, чтобы запрокинуть голову и открыть рот так громко, как только могу. Я хочу кричать, но я еще не тренировала свой мальчишеский крик, так что, наверное, он вышел бы слишком девчачьим.

К черту Хейдена Тремблея. Я пыталась быть милой, но именно я забила ничейный гол и выиграла серию буллитов. Черт, он даже не пройдет ко мне. С этого момента Тремблею лучше держаться подальше от меня.

ГЛАВА 5

Элис

Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как я убила его во вчерашней игре, но я все еще сияю. Неважно, что мне пришлось вставать в школу на час раньше, чтобы прикрепить нарощенные волосы, и уж точно не имеет значения, что Хейден Тремблей меня ненавидит — я на вершине мира!

— Мама, посмотри на это! — Говорю я с верхней ступеньки лестницы.

Она смотрит на меня из-под толстых очков «кошачий глаз».

— Элис, если ты собираешься сделать то, о чем я думаю…

— Ух! — Я соскальзываю по перилам, набирая достаточную скорость, чтобы совершить идеальное вертикальное вращение и отплыть.

Мама громко вздыхает.

— Если бы ты так крутилась на льду.

Я бегу в столовую и плюхаюсь за стол. Сегодня вечером Ксандер был на обеде, и здесь накрыто множество дымящихся блюд. Он всегда готовит намного лучше, чем я. Конечно, там только две тарелки. Не помню, когда в последний раз к нам присоединялась мама.

Как ни странно, она последовала за мной в столовую и села за стол.

Мы с Ксандером смотрим друг на друга.

— Э-э, ты ешь с нами? — Спрашиваю я.

Она морщит нос, как будто я ее только что дико обидела.

— Разве мне нельзя?

Я нерешительно встаю и беру с кухни дополнительную тарелку и вилку. Это странно. Она должна чего-то хотеть.

— Итак, Элис, — говорит она, приподняв идеально изогнутую бровь, — ты тренировалась в фигурном катании для предстоящих благотворительных мероприятий?

Она любит говорить чрезмерно пафосно, как будто у нее ужасный английский акцент. Может быть, она думает, что если будет слишком четко формулировано каждое слово, то ее точка зрения будет лучше воспринята.

— Я была очень занята в школе и женской хоккейной команде, — говорю я, набивая рот ростбифом. — Я остаюсь допоздна после хоккейной тренировки, чтобы повторить программу «Ледяного» бала.

Мама выпячивает губу.

— Ах, мама, — говорю я.

— Не делай этого с губами.

— Посмотри, что ты наделала, — стонет Ксандер, первое, что он сказал мне за весь день.

Теперь губы мамы дрожат.

— Что, мама?! — Я плачу.

— Я просто так занята! У меня домашняя работа, практика и занятия!

— Ты не узнаешь рутину, — причитает мама, и ее очки начинают запотевать.

— Разве ты не знаешь, как это важно для меня, Элис, для города?

— Отличная работа, — говорит Ксандер, протягивая маме салфетки.

— Ма очень усердно работала над благотворительным «Ледяным» балом, Эл. А ты просто все свое время проводила, играя в хоккей.

Я стреляю в Ксандера взглядом. Почему он бросает меня под автобус, когда знает, почему я была так занята?