Неприступное сердце (ЛП) - Реншоу Уинтер
— Тебе достаточно тепло? — спрашиваю я, когда мы садимся.
— Да, — отвечает она. — Это прекрасный вечер.
Администратор оставляет нам меню, а мужчина в костюме подходит с бутылкой вина.
— Подарок от Гарретта, — говорит он, наполняя наши бокалы и оставляя бутылку на столике.
— Начнем? — спрашиваю я.
Бостин прикусывает губу, кивает и поднимает бокал.
Странно быть с ней официальным, но я хочу доказать, что могу сделать это.
Я готов к любви. Готов для длительных отношений. Готов сделать следующий шаг в жизни.
У меня, Локка Эверетта Карсона, официально есть #цельотношения.
И я не боюсь признать это.
— Где ты учился, Локк? — спрашивает Бостин, делая глоток красного вина, которое окрашивает ее губы в ягодный оттенок. На долю секунды я думаю о том, какие они на вкус, как они ощущаются. Затем беру себя в руки.
— Массачусетский технологический институт, — отвечаю я.
— О, верно. Ты упоминал об этом на днях, — говорит она. — Как ты начал создавать приложения?
— Я посетил кучу занятий по кодированию, — говорю я. — А потом в голове как будто щелкнуло. Все стало понятным. Мои профессора говорили, что я один из самых продвинутых в классе. На последнем курсе обучения я создал приложение для редактирования видео, и кто-то показал его какому-то разработчику, который в итоге его купил. Когда понял, насколько это может быть выгодно, я начал мозговой штурм всех этих идей. Признаюсь, некоторые из них были глупыми. Но одним из них было «Дэйт Снап», и именно он сделал меня известным.
— Как ты изобрел «Дэйт Снап»? — Она наклоняет голову, борясь с улыбкой.
— Ну, у нас уже были «Тиндер», и «Бамбл», и «OK-Купидон», и «Мач» (Примеч.: перечислены сайты знакомств), — говорит он. — Но все они были на основе фотографий. Любой может редактировать фотографию. Черт, люди даже могут редактировать видео или добавлять фильтры, из-за которых они выглядят сексуальнее, стройнее, соблазнительнее, что угодно. Но ни у кого не было приложения, которое бы объединило неотредактированные видео с профилями знакомств, поэтому я захотел попробовать это сделать. Хочешь верь, а хочешь нет, но в это приложение вошло много науки об отношениях.
Бостин тихо смеется.
— Да? Как это?
— Ну, большая популярность приложения связана с тем, как звучит голос человека, как он говорит, как воспринимается на слух, — уточняю я. — Манера поведения. Все то, что не скажет о человеке его обрезанное фото или хорошо засвеченное селфи.
— Это правда. — Она делает глоток, не отводя от меня взгляда.
— Что беспокоит в других приложениях для знакомств? Ложная реклама, — говорю я. — «Дэйт Снап»? Это настолько реально, насколько возможно. Ты загружаешь свое видео, в котором говоришь о чем угодно. Рассказываешь забавную историю или умничаешь, все, что хочешь. И кто-то сразу же сможет сказать, настоящий ты или тот, с кем он не сможет поладить.
— Ага. — Бостин откидывается на спинку стула. — А я-то думала, что вы используете его только для грязных делишек.
Я смеюсь.
— Ну, этого было много, да. Но изначально предполагалось, что это будет проверенное приложение для знакомств.
— Вау. Это довольно... благородно с твоей стороны.
— Ты шокирована, я знаю.
— Так и есть. — Она лукаво улыбается. — А еще впечатлена. В прошлый раз, когда мы говорили о твоем приложении, ты сказал, что оно не для знакомств.
— Так и было, — говорю я. — Первоначально. Но да, в то время никто не использовал его для знакомства. Что есть, то есть. Ты можешь что-то разработать, но как это используется в конечном итоге диктуют пользователи.
— Это… сложные материи.
— Я не такой поверхностный, как ты думаешь.
— Я вижу. — Бостин делает еще один глоток и смотрит на меня так, будто видит в первый раз, и я ей совершенно незнаком. — Где ты вырос, Локк?
— Толедо, — отвечаю я. — Ну, в маленьком городке недалеко от Толедо. Я, мама, папа и Ретт. Мои родители были чрезмерно опекающими, поэтому мы редко тусовались. Вот почему Ретт увлекся хоккеем. Ему нужно было хобби, которое позволяло бы выходить из дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А чем занимался ты?
— Упрашивал своих родителей купить мне компьютер. Я косил газон, мыл машины, делал все, что они хотели. Они наконец-то купили мне его, но у меня не было никаких видеоигр, и они не разрешили нам подключить интернет, — говорю я.
— Что?
— Мне удалось взломать вай-фай соседей, — говорю я. — Паролем было имя их собаки. Удачное догадка. Во всяком случае, я научился немного программированию, и через некоторое время делал свои собственные видеоигры. Они были довольно просты, но их было достаточно.
— Ты не мог просто играть в онлайн игры?
Я качаю головой, откидываясь на спинку стула.
— Неа, сигнал был недостаточно сильным. Игры тормозили или зависали. Проще было сделать свое.
— Вау. — Она изучает меня, сжав губы.
— Что?
— Я просто... никогда не думала о тебе, как о компьютерном гении-ботанике, — отвечает она. — Это круто.
Я смеюсь.
— Я определенно был ботаником. Веришь или нет, но у меня не было девушки до двадцати одного года.
— Серьезно?
— Ага.
— Но ты такой… — Она пожимает плечами и садится ровнее. — Такой напористый. Такой уверенный.
— Давай спишем это на мой первый заработанный миллион, — говорю я. — Какое-то время я считал себя гребаным королем. Оказывается, был просто придурком с мешком денег.
Бостин смеется. Это хорошо.
— Это было незадолго до того, как я встретил тебя, — говорю я. — Итак, Бостин, я хочу извиниться. Знаю, ты мне не веришь, когда говорю, что я больше не тот парень, но... это правда. Мне нравится думать об этом как об этапе моей жизни.
— Я не знаю ни одного двадцатилетнего мужчину, которому удалось поймать такую удачу и не превратиться в придурка, — говорит она, покручивая пальцами бокал. — Ты прощен. И я прошу прощения за то, что назвала твое приложение глупым. Наверное, какая-то часть меня ревновала, что не я догадалась об этом первой. И меня разозлило, что ты тыкал своим успехом мне в лицо. Вот почему я разозлила тебя в ответ. — Она закрывает лицо руками. — Боже, я тогда была таким ребенком.
— Да, я тоже.
— Наверное, это хорошо, что наше первое свидание состоялось именно сейчас. — Бостин наклоняет голову набок, и некоторое время, пока не приходит официант, мы молчим, но это комфортное молчание.
Мы смеемся над тем, что даже не взглянули на меню, затем я быстро заказываю филе, и она просит то же самое.
— Ладно, — говорю я. — Как насчет твоего детства? Где выросла ты? У тебя были нормальные родители?
— Ха. — Она качает головой. — Нормальные? Нет. Если только ты не считаешь, что для отца нормально проводить ежегодные оценки производительности работы твоей матери.
— Что за…
Бостин кивает.
— Каждый год. У него были тщательно продуманные критерии, и он оценивал все по шкале от одного до пяти, где пять — «выше ожидаемого».
— Дай угадаю. У нее никогда не было пятерок?
— Никогда. Ни одной.
У меня нет слов. Я делаю глоток вина, позволяя себе представить, на что это было похоже для маленькой Бостин — наблюдать, как отец унижает мать и относится к ней, как к наемному рабочему.
— Вообрази мое удивление, когда в старших классах, разговаривая со своими друзьями, я поняла, что другие родители такого не делают, — добавляет она. — Думаю, можно сказать, что мое увлечение отношениями началось где-то в то время.
— Понятно. — Я наполняю наши бокалы.
— В любом случае, странно, что мои родители всегда казались счастливыми. Оценка всего на свете имела для них положительный эффект.
— Твоя мама когда-нибудь оценивала твоего отца?
— Нет. Хотела бы я, чтобы она это сделала. — Бостин выдыхает, бросая взгляд через перила вниз на улицу. — Всякий раз, когда у нее были с ним проблемы, она просто говорила ему об этом. Он был не так хорош в вербальном общении и, я думаю, именно поэтому ему нравилось писать, общаться невербально. По крайней мере, такой вывод я сделала после нескольких лет обучения в колледже.