Флинт Киборд - Рианнон
Девчонка, ранее озвученная, как Инносента (вот дурацкое имя!) — в кричаще-красных шортах, с голым пупком, хорошей грудкой, зачем-то завешенной бахромой — и с мальчишеской резкостью движений — решительно возникла, малиново улыбнулась (бледная кожа, медные волосы), кивнула на сияние:
— Здрасьте. А что, на Земле тоже такое есть?
— Да, схожее.
— Тоже корректируют??
— Нет. Само.
Инносента глубоко задумалась.
— А-а… Земля — самокорректируется! Круто! И у нас так будет, да? Само?
— Почему бы и нет.
— Ага. Спасибо, — облизала сухие губы, нервно мотнула головой. — Я… ещё подойду! — и ретировалась, на ходу оглянувшись и едва на кого-то не налетев.
Сияние вытерла невидимая облачность, потянуло холодком. Кейр вновь заметил Рихтера, подошёл к нему:
— Ночью, по расписанию, дождичек?
— Когда как.
— А сегодня?
— Может будет, может нет.
— А я подумал, вы досконально контролируете погоду.
— Досконально-то можно… Ради гостя, скажем… Но — не нужно. Экономим, на менее жёстких границах допуска… Вам ведь нужна жизнь такая, как есть? Без показухи? Ну и вот.
— Да-да, всё отлично!
Но Рихтер продолжал выглядеть каким-то уязвлённым, обиженным. Помолчал; кивнул «ладно, пойду; осваивайтесь» — и убыл.
Кейрис поднялся в пустоватый пассажик с парапетом в сторону речки — похоже на рудимент эспланады, действительно — и облокотился на перила.
Кто-то очередной подошёл и встал рядом — Кей обернулся… Незнакомка в масочке, скрывающей глаза, маскарадной, по рецепту старинных балов; и одеяние, как это называется… готическое. Не глядя на Кейриса, произнесла:
— Кроны деревьев порвёт гроза… Вам нравится — когда конденсатор подсел, и капли почти пробивают, отпрыгивают, уже сильно так…
— Что?
— У вас есть зонтик?
— Нет.
— Я взяла свой, — она показала матовый цилиндрик на колечке. — Нет, я не клеюсь, вам предложат…
— Зонтик?
— Да. Это легко предсказать… Полночь. Наполнит. Альбомный лист… Сполохи молний сорвутся вниз.
— Что за строчки?
— Стихи поэта с Земли… У вас, на Земле — дожди такие же?
— Сравним. Если ваш… твой… дождливый прогноз сбудется.
— А зонтики? Такие же?
Кейр взял предмет с узкой протянутой ладошки, повертел. Вернул.
— Схожие. Но мощность излучателя — так не поймёшь.
— Ну, смотрите… — девчонка прилепила зонт себе на правое плечо, в рабочую позицию. — Если вы, вот так, смóтрите вверх — и капли во-от на столько уже проскакивают — и отпрыгивают — то через пару минут края совсем сдохнут — и левое плечо, и ваша девушка; и вы уже весь — вы все мокрые; идёте в дом, одежду — в ресинтез, вам же пришлось… Всё это легко предсказать.
— И… ты что-то хочешь мне посоветовать, да?
— Нет. Действуйте, как получится. И — поймёте, как всё легко предсказать. Через день… Или два.
Она задумалась, ушла в себя — затем вдруг ярко улыбнулась, адресовав улыбку то ли Кейру, то ли своим мыслям; повторила утвердительно, как решение:
— Через день. Или два!
И, задев готическим ветром своего разворота, ушла за спину, исчезла.
Кейрис ещё бродил, разговаривал с кем-то — но в некий момент почувствовал, что народ стремительно рассасывается. За считанные минуты реальность предстала почти опустевшей эспланадой — и наготове возникшей Айкой:
— Ну, вроде все разбредаются… Вы тоже?
— Да.
— Я вас провожу. Зонтика же у вас нет? А то вдруг дождик…
Как всё легко предсказать, действительно…
Поначалу всё было безупречно-безмятежно: в тёмных кронах играл деловитый ночной ветерок, светоэлементы включались и аккуратно подсвечивали дорожки и направления.
Дождь пошёл идеально вовремя — едва эспланада скрылась в двухстах шагах: несколько тёплых, разведочных капель — и почти сразу же припустил, ходко-уверенно, светясь чёрточками в подножном свете, перекрашивая дорожки.
— Ничего, проскочим, — Айка достала зонтик, уже знакомой модели, — та-ак… Держите лучше вы, ладно? Я вечно не туда наклоняю…
Зонтик был маловатый, дамский. Оба еле вмещались в круг.
— Конечно, стоило второй взять, — щебетала близкая Айка, источая нежный запах тонированной одорантом юности, — но никто не думал, что дождь; взяла же на всякий случай просто… А… вы тоже любите смотреть вверх, на капли? Только так идти трудно…
Капли проскакивали, отпрыгивали… Зонту оставалось минуты две.
— Ой, конденсатор подсевший, кажется… — признала очевидное Айка. — Но ничего, тут близко, дойдём же…
Дошли — добежали — совершенно мокрые: зонтик сдох с предельной стремительностью. Уже под сенью жилища Айка выразила, всем естеством, опасный озноб, была раздета и драпирована полотенцами (халата или аналога такового среди готового, как назло, не было); долго и затейливо правила на синте копии своих одеяний — вдобавок Кейрис, по её решению, получил одежды в первую очередь (хотя у него-то было во что переоблачиться) — в общем, зрителю было дано время не только удостовериться во всецелой прелести Айкиных обводов, но и найти, выбрать, заметить какие-нибудь детальки, которые потом можно будет особенно любить и лелеять в памяти. Экспозицию контрастно оттеняла натуральная робкая стыдливость (преодолеваемая под давлением суровой необходимости при ставшем таким уже близким, в этой дождевой передряге, Кейрисом).
«Режиссура наивна, хотя исполнено без сучка без завалинки, конечно. А вот стыдливость совершенно натуральна. Забавно даже…» — помыслил зритель…
Наконец привыкшая к своей пляжной разоблачённости перед Кейром (и даже, похоже, вошедшая во вкус) гостья вынуж-дена была всё же одеться — начав зато называть инспектора на «ты» (что после всех этих согревающих обниманий, «я не смотрю» — «н-ничего-ничего», и прочего, звучало нормально); далее Кей под заряженным зонтиком проводил (деланно возражавшую — «ничего, дойду») Айку до дома (пустовавшего — сожительниц не было); отказался гостить под предлогом наступавшей сонливости; получил такой же заряженный зонтик (по ходу, дождь совсем перестал) — и, наконец, покинул общество стремительно входящей в его орбиту (атмосферу, почву…) небожительницы с Рианнона. В сценарии были, возможно, прописаны факультативные нежные объятья у порога — но Кейрис опустил этот пункт; что же было предусмотрено драматургом на случай, если Кей начнёт всерьёз приставать, он отказался проверять ещё раньше.
Дома заварил рианноновского релаксного чая, нацедил на соноре нечто приятно шуршащее, сожрал химическую таблетку от доктора Фермена, замаскированную под репеллентный чип — и, на широком двойном ложе, ушёл в объятья Морфея.
