Тиамат - ЭКЛИПСИС
– Я не трахался пятьдесят семь дней! – понимая, что в точности копирует кавалера Ахайре, его развратный тон и шаловливые жесты.
– А я даже не дрочил, – хриплым со сна голосом отозвался Кинтаро. – Лапами неудобно.
Он посадил эльфа к себе на грудь и потянулся губами к его паху. Итильдин выдержал только несколько мгновений сладкой пытки, ему не хотелось долгих прелюдий. Приподнявшись, эльф оседлал бедра степняка и принял в себя его напряженную плоть, не заботясь о смазке. Сейчас он приветствовал даже боль: она как нельзя лучше напоминала, что они все еще живы. Тело жаждало чувствовать, наслаждаться, любить. Итильдин припал к груди Кинтаро, как к шее жеребца, и задал ему такую скачку, что запыхались оба. Пятьдесят семь дней без секса – это чертовски много. Итильдин наверняка был единственным эльфом, кому могла прийти в голову подобная мысль.
– Он смотрит на нас. В дверное окошко, – прошептал он, склонившись к уху Кинтаро. – Тот фарри с косичками, что встретил нас.
– Пусть обзавидуется, – ухмыльнулся вождь.
Видно, отчаявшись дождаться, пока они займут более благопристойную позицию, человек вошел, ногой отворив дверь, поскольку руки были заняты. Его губы, и так узкие, были сжаты чуть ли не в линию, брови нахмурены. Он пробормотал довольно отчетливо:
– Отвратительно. Хоть бы прикрылись.
Но от эльфа не ускользнул его мимолетный взгляд. Для благочестивого последователя Пророка в нем было слишком много похоти.
Ханжа, как и все арисланцы. «Мой варвар обработал бы его за неделю», – подумал Итильдин и сам изумился своим мыслям. «Мой варвар», ну надо же.
Фарри поставил поднос с едой на столик, сбросил с плеча на кровать ворох одежды.
– Хватит лизаться, одевайтесь, – сказал он нетерпеливо. – Госпожа ждет вас. Не вздумайте играть в героев и устраивать скачки по коридорам. Я сам вас провожу, и даже без кандалов.
Он говорил на всеобщем свободно, но его твердый акцент буквально резал слух. Это выглядело нарочито, будто он презирал чужой язык, на котором приходится говорить, и заодно собеседников. По виду и одежде слуга, а не охранник – у него не было никакого оружия, кроме короткого арисланского кинжала за поясом. Слишком нагл для слуги. Похоже, в доме Дэм Таллиан он занимает не последнее место и теперь злится, что его так унизили, приставив служить пленникам, в придачу еще и мужеложцам. Однако Итильдин помнил его глаза, мокрые от слез. Грубость фарри могла быть маской, скрывающей истинные чувства.
Кинтаро раскопал в ворохе одежды широкие штаны из черного атласа, похожие на те, что он носил в Искендеруне. Они так нравились Лиэлле, вспомнил эльф, и тоска сжала его сердце с новой силой. Если Альва здесь, почему он не встретил их?
Слуга между тем разливал вино по бокалам, звякая стеклом о стекло, будто у него дрожали руки. Боится он их, что ли? В буран он не побоялся подойти к зверю. Впрочем, тогда они были истощены и не представляли опасности. А сейчас даже сдержанный эльф боролся с желанием броситься прочь из комнаты, во всю мощь легких призывая Лиэлле.
– Парни, вы того, не волнуйтесь, – сказал слуга миролюбиво. – Здесь он, ваш рыжий. Что ему сделается!
Да уж, похоже, по их лицам можно было читать, как по книге. Слегка расслабившись, они оделись и поели, вдруг обнаружив в себе зверский аппетит. Слуга наблюдал за ними, сидя на кровати и болтая ногой. Дверь он прикрыл, но не запер, и это успокаивало. Все-таки они не были пленниками, просто Дэм Таллиан не хотела, чтобы они разгуливали по ее владениям без присмотра.
Слуга был не юн и не стар – молодой мужчина, лицо которого носило отпечаток отсутствия возраста, свойственный всем тем, кто имеет дело с магией. Он не был ни красив, ни миловиден, но обладал той привлекательностью, что дает уверенность в себе и внутренняя сила. Искусный воин с тренированными мышцами; не исключено, что не менее искусный любовник. Итильдин вдруг ощутил к нему беспричинную симпатию. Один из немногих в черной башне, этот человек не желал им зла.
– Меня звать Хатт-аль-Хиде, – сообщил слуга внезапно, будто устав прикидываться молчуном. – Это значит «сердце пустыни». Можно просто Хатталь. Я из бану килаб, слыхали?
– «Сыны собак», нэ? – осклабился Кинтаро, припомнив свой скудный фарисский словарь. Он любил обламывать наглецов, а фарри был такой наглец, что у степняка руки чесались задать ему трепку. И не только руки, если говорить откровенно.
Хатталь ничуть не смутился.
– Мы псы Пророка, – с достоинством парировал он.
– Ты пес Дэм Таллиан, – проворчал степняк.
– Никак на ссору нарываешься, вождь? – Хатталь явно был доволен, что удалось вывести варвара из равновесия. Обращение выдавало, что он много знает о них. Тогда, в буране, он назвал Итильдина Древним, и раньше, чем смог взглянуть на его лицо и уши.
Эльф будто невзначай наступил степняку на ногу и сказал примирительно:
– Извини моего друга, Хатталь. Он нервничает, так же как и я. («Ни хрена я не нервничаю», – проворчал Кинтаро). Благодарим тебя за спасение. Меня зовут…
– Я знаю, кто вы такие, – Хатталь оборвал его без всякой учтивости. Любит дразнить гусей, как видно. – Моя госпожа вас давно поджидает. И уже начинает терять терпение. Так что не будете ли вы так любезны приподнять свои задницы и последовать за мной?
Так они и поступили не прекословя, хотя Кинтаро сверкнул глазами, и на скулах его заиграли желваки.
Зала, в которой приняла их Дэм Таллиан, поражала великолепием, из чего можно было с уверенностью заключить, что она любит пускать пыль в глаза, как все маги. Мраморный пол с серебряными прожилками, молочно-белые ониксовые колонны и потолок такой высокий, что едва можно было разглядеть покрывающую его резьбу. По всей окружности залы шли огромные стрельчатые окна, покрытые морозными узорами, искусственными или настоящими, трудно сказать. Чародейка сидела на троне, вырезанном из цельного куска горного хрусталя, в платиновой короне и в платье, на которое ушло не меньше ста ярдов снежно-белого муара. Волосы ее и лицо были густо припудрены, глаза и губы подведены перламутровой краской. Королева снегов и льдов, не меньше. «Да кому нужны эти бесплодные замерзшие земли?» – сказал себе Итильдин, и эффект величия тут же поблек.
– Добро пожаловать в мое скромное жилище, – пропела чародейка с откровенной насмешкой.
Кинтаро набрал воздуху в легкие и шумно выдохнул, сверля ее взглядом. Прежде он думал: стоит подлой магичке оказаться в пределах его досягаемости, и ничто не удержит его руки вдали от ее тощей шейки. Но теперь, во плоти, она пугала. Степняк слишком хорошо ощущал ауру ее могущества, всем телом, как надвигающуюся грозу, так что волосы на загривке шевелились.
