Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена

Терплю Нечаева всю следующую неделю лишь потому, что, когда он рядом, я успокоен насчет Юнии. Когда же уезжает на тренировку или за чем-то домой, меня, сука, шманает в лихорадке паранойи, которая, мать вашу, увы, стала моей реальностью.

– Ю хочет поговорить с тобой, – толкает Нечай в один из вечеров, когда мы делаем вид, что терпим друг друга, следя за трансляцией ММА.

За грудиной резко вспыхивает пожар. Но по сравнению со всем, что я уже пережил, эта боль сладкая.

– И тебе типа похуй? – разбирает меня неожиданное любопытство.

Наблюдая за Нечаевым, вижу, как он яростно движнячит языком во рту. Выпирает то по губам, то по щекам. Эта манечка у него с детства. Я, блядь, прекрасно вижу, когда он психует, как бы он не скрывал.

– Конечно, не похуй. Но запрещать вам видеться я не собираюсь.

У меня на языке вертится с десяток разных ответов. От дебильных ультиматумов в стиле «А вот я не собираюсь с ней разговаривать, пока вы вместе» до категоричного «Видеть ее никогда больше не желаю!».

– Сам к ней приду, когда буду готов, – рычу, в конце концов, и ухожу на балкон курить.

А когда этот момент наступает, на меня обрушиваются новые ошеломляющие известия. Пока стою у подъезда Юнии, пытаясь унять дрожь волнения, звонит мама и сообщает, что отца Нечая освободили, а взамен ему… обвинения предъявлены моему.

– Подожди, – сиплю я. – Как такое возможно? Я не понимаю…

– Приезжай домой, я тебе все объясню.

А что здесь можно объяснить???

– Через час буду, – обещаю я.

И оглушенный новостями, все же поднимаюсь к Филатовым. Пользуясь своим оторопелым состоянием, надеюсь, что мне удастся поговорить с Юнией на ровных тонах.

Но…

Как назло, застаю дома одну Агнию. Она, конечно, впускает меня в квартиру, предлагает чай, без конца о чем-то тарахтит.

А у меня в висках долбит, долбит… Шарахает, словно раскатами грома. Но эта гроза лишь надвигается.

– Свят… – выдыхает Агния совсем рядом. Ощущая жар ее близости, ошарашенно расширяю глаза. Ловлю в фокус ее лицо и громко сглатываю. Когда прикасается пальцами к не успевшим затянуться ссадинам на моем лице, вздрагиваю. – Ты самый лучший, знаешь? Давно хотела тебе сказать… Я… Святик, я люблю тебя!

Смысл сказанного не доходит до меня, пока она, придвинувшись всем телом, не припадает к моим губам своими.

Вместо того, чтобы оттолкнуть ее, я вдруг озадачиваюсь каким-то заторможенным анализом происходящего. Отмечаю то, как темно на кухне Филатовых, как мигает гирлянда в окне, каким необычным ощущается запах Агнии, как прижимаются к моему бедру ее коленки, как жгут грудь ее ладони, и как вдруг сильно разгоняется мое сердце.

А потом и вовсе… По всему моему организму будто искры рассыпаются.

Тревога, которую я все это время держал под контролем, выплескивается. Меня охватывает ярость неясной природы. И я… Схватив Агнию, изо всех сил прижимаю к себе и зло, очень зло, так, как никогда бы не сделал с Юнией, ее целую.

По сути, вымещаю на невинной девчонке всю накопившуюся агрессию. Только вот ее не становится меньше. Напротив, больше и больше, пока пожар не охватывает все мое тело.

Понимаю, что должен остановиться, но по каким-то причинам продолжаю свирепо терзать рот Агнии. До тех самых пор, пока внутри не рождается ощущение, что слетевшее с катушек сердце вот-вот разорвется на части.

Блядь… Агния… Блядь…

Лишь тогда отпихиваю девчонку, подрываюсь на ноги и, не осмелившись взглянуть на нее, вылетаю из квартиры.

55

Не могу. Мне страшно.

Говорят, что любовь – чувство светлое. Лгут. В нем столько страха, боли, стыда, вины и, как следствие, крайней безнадеги, что впору этими тяжелейшими переживаниями захлебнуться.

Я понимала, что рассказать Святу о чувствах к Яну будет сложно. Но масштабов наших страданий не осознавала.

– Юния больше не твоя. Теперь она моя девочка.

Никогда не забуду, как Усманов после этого признания смотрел на меня. Я не просто видела его боль. Я буквально ощутила, как разрывается его сердце. И мое собственное в тот же миг на три части разделилось. Одна билась за Свята, вторая – за Яна, а третья – самая крошечная, измученная и растерянная – за меня саму.

Зная, что уснуть в эту ночь не получится, после ванны бреду на кухню. Там меня пару минут спустя и находит Агуня.

– Что со Святом? – шепчет, когда я без каких-либо слов ставлю перед ней чашку ароматного ромашкового чая. – Ты призналась ему?

– Да… Теперь он знает.

Агния взволнованно охает.

– И как?.. – выдыхает, смахивая полившиеся по щекам слезы. – Как он? Ему сильно больно? Что сказал? – тараторит сбивчиво, но тихо.

Никто из нас не хочет разбудить родителей. Папа и так, когда вернулась, долго и придирчиво меня рассматривал. Ушел в спальню недовольным.

– Да ничего такого он не сказал… – бормочу, сжимая ладонями горячую чашку. – Расстроился сильно, Агусь. Объясниться не дал. Ушел. Мы с Яном за ним побежали. Но найти не смогли… – через задрожавшие губы просачиваются тихие всхлипы, которые я не в состоянии сдерживать. У меня в груди боль словно на дрожжах растет. Распирает и требует выхода наружу. – Мне уже домой нужно было возвращаться… Папа и без того разозлился, что так поздно со Святом поехала… В больнице странно на меня смотрел… Будто я виновата, будто что-то плохое делаю… – вываливаю все, как есть. – Ян, наверное, заметил… Боже, так стыдно перед ним! Он, конечно же, не подал виду! Только сказал, что лучше мне домой вовремя вернуться, а он сам Свята разыщет… Господи, хоть бы ему это удалось! Хоть бы все было хорошо! Если что-то с одним из них случится, я себе никогда не прощу! Да и вообще… Если Свят не излечится, я тоже счастливой быть не смогу! Это так больно, Агусь… Невыносимо!

Сестренка плачет вместе со мной. Разделяет все мои переживания. Ей ведь Святик тоже родной человек.

Расходимся по комнатам, лишь когда Ян присылает сообщение, что нашел Усманова, и что они едут вместе к нему домой.

Юния Филатова: Вы поговорили? Он не злится на нас?

Эти вопросы я задаю уже у себя в спальне, укутавшись в одеяло. Хвала Богу, Ян отвечает быстро. Но каждая секунда ожидания все равно мучительна.

Ян Нечаев: Ю… Маленькая, Свят еще долго будет злиться. Это надо принять. Пока ему больно, ярость – это то, что помогает ему справляться.

Да, конечно. Ян, как и всегда, прав.

Это я… Надеюсь на чудо. А чудес не бывает. По щелчку пальцев беды не заканчиваются, а проблемы не исчезают.

Юния Филатова: Я должна с ним поговорить. Должна со своей стороны все объяснить. Как думаешь, когда он сможет меня выслушать? Может, я завтра после пар зайду?

Ян Нечаев: Завтра точно нет. Надо подождать, Ю.

Юния Филатова: Хорошо. Ты только не оставляй его одного, пожалуйста.

Ян Нечаев: Конечно, не оставлю.

Мы переписываемся почти всю ночь. Уснуть ведь нет никаких шансов. Не знаю, насколько это человечно, но в какой-то момент фокус смещается, и мы начинаем говорить о своих отношениях, в которых я запуталась больше, чем когда-либо, после требования Яна не говорить о любви.

Юния Филатова: Что с нами будет? Мне страшно.

И в этот раз это не просто паранойя. У меня реально плохие предчувствия. Оснований для них предостаточно.

Ян Нечаев: Все хорошо, Ю. А будет еще лучше.

Так хочется верить ему! Без оглядки.

Юния Филатова: Ты скучаешь по мне? Я по тебе ОЧЕНЬ!

Сама в шоке, что осмеливаюсь так открыто первой написать подобное. Да еще со столь ярким эмоциональным окрасом.

Ян Нечаев: Все отдал бы, чтобы лежать сейчас рядом с тобой.

И знаете, даже когда разорванное на частицы сердце продолжает болеть, можно чувствовать себя счастливой. С удушающим шлейфом вины и с одуряющим привкусом стыда, но все же.